Петербургские звезды.
Прежде чем вы начнете, мои милые читатели, знакомиться с Петербургом в моем восприятии, прошу учесть, что все изложенное ниже просто необъятно по размерам :) Остапа, то бишь автора, что называется, понесло. Понесло капитально. Так что вы были предупреждены)
Ну и отмечу, что писала я сие несколько месяцев, постепенно, так что настроение меняется, и вообще все достаточно сумбурно. Но это не рассказ, а этюд. А этюды не нуждаются в идеальности - они нуждаются в искренности и достоверности впечатлений.
Наверное, я по своей природе страдаю откровенной улиточностью, но только сейчас, спустя несколько месяцев после своего приезда из Петербурга, наконец-то смогла изложить на бумаге то, что целиком завладело моим сознанием с самого первого дня пребывания в северной столице.
Не знаю, почему не смогла в первый же день. Скорее всего, потому что подсознательно хотелось, чтобы впечатления некоторым образом «уложились». Вот так они и укладывались себе, сколько считали нужным, да сейчас, откровенно говоря, продолжают заниматься тем же.
Впрочем, думаю, что конец этому процессу не наступит никогда, потому что пресытиться воспоминаниями или забыть Петербург - невозможно. Как невозможно, раз побывав в нем, впоследствии существовать в какой параллельной плоскости: он - отдельно, где-то на задворках Вселенной, и ты - отдельно. «Здороваемся, но не разговариваем». Впрочем, какое здороваемся, если - в параллельных плоскостях. На расстоянии больше двух тысяч километров медленно движемся туда, куда нам надо, не смешиваясь и не вступая в диффузию.
- Добрый день! - вежливо бросаешь, проплывая мимо и снимая шляпу.
Окидывает оценивающим взглядом и благосклонно-снисходительно кивает:
- Добрый! - и плывет дальше в сторону Финского залива.
Так вот, этого уже точно не будет. У меня, по крайней мере. Уже не смогу я, как раньше, спокойно оставаться в стороне, пусть и рассматривая с интересом и любопытством черные тени мостов. Потому что мосты - мостами, но куда важнее то, что привораживают не столько они, сколько небо. В этой удивительной части планеты оно совсем другое. Необычайно высокое, северное в самый жаркий день и удивительно звездное. И отчего-то совсем не похожее на небо в других городах. Помнится, Татьяна Толстая, обрисовывая Петербург, говорила о «чужих снах». Так вот, целых восемь с половиной дней моего августа у меня были не чужие сны. У меня были чужие звезды.
Северные, балтийские и прекрасные. Отливающие бриллиантовым светом, отражающиеся в неспокойной темной воде. Звезды, которые говорят о Петербурге гораздо больше, чем мосты.
Впрочем, и мосты тоже многословны - достаточно для того, чтобы, перегибаясь через перила и всматриваясь в холодную узорчатую рябь, понять, что тот или иной канал - не просто ограниченная часть невской воды, а вена, пульсирующая в такт городу. Городу такому разноликому и в то же время целостному, городу Пушкина и Блока, Ахматовой и Бродского, городу царей и революций, музеев и рабочих кварталов, просторных площадей и дворов-колодцев, городу, который, допустив кого-то из толпы в свое сердце, уже не отпускает никогда.
Так и будешь постоянно, где ни окажешься, слышать и слушать этот единый ритм, биение, расходящееся эхом по переплетениям водяных вен. Даже если будешь за сотни километров. Стоит только закрыть глаза, вспомнить все, что было, - и моментально почувствуешь, как город отвечает тебе далеким сердечным отзвуком…Так, прикладывая раковину уху, всегда улавливаешь гул моря.
Впервые я почувствовала этот отзвук, переступив предел здания вокзала и попав оттуда сразу же на поистине грандиозный простор проспектов. Троюродная сестра с мужем в последний момент согласились предоставить мне возможность остановиться у них, они же и встретили меня после поезда, когда я, с ослиным упрямством волоча тяжеленную сумку, недоумевала, почему, собственно, погода соизволила, в свою очередь, поприветствовать меня отнюдь не питерской жарой. И дальше - поездка на машине на головокружительной скорости, сумасшедший ветер в лицо, широкие, столь не похожие на самарские, центральные шоссе и зеленые тихие улочки отдаленных спальных районов. Вообще это надо было умудриться - поселиться в самой отдаленной части города, аж за Черной речкой (да-да, где когда-то в далеком 19 веке был смертельно ранен Пушкин), на Богатырском проспекте. Хотя жаловаться грех - почти новый уютный район, который сразу почему-то вернул меня в детские воспоминания своей похожестью на аналогично застроенный самарский квартал, пределами которого была ограничена моя жизнь до 6 лет.
Переступив порог квартиры, я вежливо подавила свое возмущение относительно невероятно наглого кота сестры, который внезапно пробудил во мне явно скрытые наклонности средневекового инквизитора. Вообще-то котов я люблю, но конкретно это скверное существо посягало абсолютно на все углы и туфли, а также на лежащий в моей комнате ковер, помимо прочего оно не давало никому спать по ночам, скребясь и мяукая. В довершении всего эта кикимора мужского пола была какого-то нехарактерного для котов отвратительного грязно-болотного цвета. Все вышеперечисленное крайне способствовало моему острому желанию запереть его где-нибудь в чулане или в лучшем случае оттаскать за хвост (да, так банально и так низко). Впрочем, понятно, что, не желая в глазах сестры портить свой авторитет, я, естественно, не стала совершать подобное злодеяние (или благодеяние) во имя народа (то есть себя самой) и постаралась просто не пересекаться с маленьким чудовищем. Благо, оно явно поняло мой настрой и предпочитало не попадаться мне на глаза, по крайней мере, первые несколько дней.
Тем более, что эти дни я не позволила бы себе испортить. Ведь они и были моими петербургскими звездами…
Звезда первая.
В первый же день я договорилась о встрече со своей давней знакомой по переписке и просто чудесной девушкой Катишей Лариной. Будучи коренной петербурженкой, она устроила мне незабываемую экскурсию по центральной части города. Мы встретились прямо напротив Гостиного двора (потому что я, конечно же, ошиблась и вылезла из метро не со стороны канала Грибоедова) и сразу же устремились в сторону Дворцовой площади. Это я потом поняла, куда именно мы устремились, когда сама исходила Невский проспект вдоль и поперек. А на тот момент я растерянно и восхищенно крутила головой по сторонам, еле поспевая за Катей, которая в своем красно-белом пышном платье легко и скоро перепрыгивала по камням мостовой. Казанский собор, дом купцов Елисеевых... Около Зингеровского особняка (дома Книги) свернули по каналу Грибоедова в сторону Спаса и добрались до Конюшенной площади, где проходила совершенно изумительная выставка полотен Ван Гога. Изумительная потому, что великолепную яркость красок и художественную уникальность картин можно было лицезреть, любуясь их огромной проекцией на компьютерные интерактивные стены павильона. В нем было темно, освещались только сами картины, сопровождаемые классической музыкой.
Выйдя на солнечный свет и пребывая под впечатлением от увиденного, мы пошли дальше, оживленно болтая. Катя оказалась прекрасным собеседником и гидом, рассказывая массу интересных вещей о своем городе. Горло мне приятно холодил нежный привкус лавандового латте, жара немного спала, а мы все дальше и дальше углублялись в питерские улицы. Гороховая, большая Морская… Магазинчик РосФото с массой оригинальных книг и открыток, наконец, Дворцовая площадь и набережная Невы… Перейдя на сторону Васильевского острова, прошлись мимо университета, сделали достаточно большой круг, снова вернулись к Невскому проспекту и под конец (уже было около восьми вечера) заглянули в Дом Книги, где Катишь вынуждена была попрощаться и убежать на важную встречу. Ноги беспощадно ныли, но я мужественно отправилась гулять по Невскому проспекту, наслаждаясь тем, что темнеет в Петербурге куда позднее, нежели в Самаре. А если быть точнее - то около десяти вечера. По крайней мере, в августе. Так что в восемь толпа народа еще продолжала беспечно бороздить улицы, а я, вполне освоившись с потоком уличного движения, прошла пешком до площади Восстания и только тогда позволила себе наконец-то отдохнуть в Старбаксе за большой порцией ледяного фрапучинно, чтобы минут через двадцать сесть на метро и отправиться домой.
Звезда вторая.
На второй день у меня было запланировано посещение музея Блока - конечно, не могла я, приехав в любимый город любимого поэта, не посетить квартиры, где он жил. Но решив, что метро, а также автобусы - явно для слабаков и что приятнее лицезреть красоты Петербурга воочию, а не из-под земли, я радостно пошла в сторону Пряжки вдоль Фонтанки от Аничкового моста. Сверившись с картой и убедившись, что на пути у меня много мостов, я позволила себе с головой отдаться созерцанию великолепных, не похожих друг на друга, зданий, выходящих фасадом на набережную. Людей, как ни странно, было мало, и я шла размеренным шагом, вдыхая речной, кружащий голову воздух. Петербург утопал в цветах и зелени, от чего я, живя в далеко не самом зеленом районе Самары, увы, успела порядком отвыкнуть. Здесь же - на каждом углу сквер, парк. Тем не менее, когда я попала в какой-то странный квартал, - пожалуй, чересчур зеленый и чересчур малолюдный (на квадратный километр - несколько подозрительных личностей, двое из которых ловят рыбу в Фонтанке, двое - шляются зигзагами) - то поняла, что явно забрела куда-то не туда. Сто раз изучив названия улиц на табличках и соотнеся их с картой, выяснила, что ошиблась мостами и не свернула на Английском, как это надо было сделать, а вместо этого умудрилась пройти до Верфей. Так что пришлось вернуться к Старокалинкинскому мосту, выйти на площадь Репина и отправиться бродить по улицам до тех пор, пока мое изучение карты не привело меня к улице Декабристов (бывшей Офицерской), где, собственно, и находится музей Блока.
И дальше - Мариинка, канал Грибоедова, Львиный мостик с кучей туристов, стаи наглых воркующих голубей, разнеженное прохладное небо….От ощущения потрясающей душевной свободы голова шла кругом…Но, к сожалению, все хорошее всегда проходит быстро, и дни слишком, слишком быстро сменяли друг друга, чередуя удивительные по своей красоте звезды…
Петергоф с его музыкой, фонтанами, каменистым берегом Финского залива, на котором мы с подругой кормили уток - совсем ручных - сушками и батоном, группа музыкантов, играющих Вивальди на ксилофоне, вековые деревья, которые, кажется, касались облаков своими разлапистыми кронами…
Петропавловская крепость с её чайками, песочным нагретым побережьем, её кораблями и совершенно невыносимой брусчаткой, с её замкнутостью и многолюдностью...Мы веселились, фотографируя жутко наглую и жирную, еле-еле выползшую на сушу чайку, прозвав её Плюшкой...Так и осталась эта Плюшка в моем альбоме...
Царское село, почти сказочная, шахеризадно-версальская роскошь Екатерининского дворца, пушкинский лицей, цветущие палисадники и церквушки, золотые купола и лепнина, сверкающие сквозь потоки слепого дождя на солнце…
И после - поездка через весь город на автобусе, ветер в лицо, бросающаяся в глаза удивительность Кировского района с его «сталинками» и огромными проспектами, чередующимися со старинными усадьбами и парками…
Летний сад, чьи деревья, казалось, сошли со страниц романов Толкина, чтобы здесь, склоняясь над белоснежными силуэтами скульптур, окаймлять зеленые решетки и усыпанные гравием тропинками бархатной, уютной тенью…
…Народ столпился на Фонтанке, в очередной раз окружив замученного избытком общественного внимания Чижика, который, несмотря на активные попытки бомбардирующих его мелочью прохожих, не поддавался на провокации, так что все монетки упорно падали в зеленоватую в закатном отблеске Неву. Не знаю, какое очередное дурачество на меня нашло, когда я торопливо шарила в карманах и сумочке и, отыскав две последние монетки, тоже перегибалась через перила. Когда, вложив в свою любимую мечту самое сильное желание, на какое только была способна, бросала их вниз… И когда, увидев, как одна монетка все-таки достигла цели и, стукнув Чижика, осталась лежать на постаменте, запрыгала на месте, захлопала в ладоши. Люди вокруг улыбались, а я, радостно хохоча, бежала вприпрыжку к Невскому, и казалось, что весь город смеется вместе со мной, а все вокруг кружится в каком-то сумасшедшем танце….
Это пели звезды.
Звезды коротких дождей над Дворцовой набережной и Васильевским, колонны, подпирающие облачное небо, удивительной, какой-то колдовской красоты Петроградка с её узкими улицами, плотной застройкой, неповторимой архитектурой, смесью модерна, ампира и фабричного, революционного заводского стиля…Я шла домой от Васильевского пешком, абсолютно не чувствуя ног. Было всего шесть вечера, но Петроградка пустовала, казалось, все прилегающие к Неве улицы вымерли, остались только редкие проносящиеся по шоссе автомобили… И Крестовский остров - слишком элегантный, слишком роскошный и современно-усадебный, утопающий в зелени, и Елагинский парк, полный озёр, прохлады, музыки, полудремлющий, абсолютно равнодушный к своим многочисленным посетителям…
Я сидела на скамейке, совершенно замерзнув от исходившего от воды холода, кутаясь в серый, порядком уже измявшийся кардиган, и чувствовала, что это совершенный конец, что Петербург окончательно приворожил меня к себе, и что назад любая дорога отрезана. Это ощущение преследовало постоянно - и когда я покупала книги в небольших букинистических лавочках, и когда, спрятавшись от очередного дождя в старейшей пышечной, пила восхитительный, словно из детства, кофе с плюшками, когда, продрогнув до костей, каталась по каналам, когда бросала горсти монеток с разных мостов - и все равно, что суеверие, ибо в сказку верилось, верилось необъяснимо.
Голову кружила роскошь Эрмитажа и Шереметьевского дворца, уют и сумрачная грусть Пушкинской квартиры, блеск музейной позолоты и свежесть зеленых переулков, бесконечность линий Васильевского острова и бесконечность мостов, сменяющих друг друга…Звезды, звезды пели удивительную северную сказку, слишком прекрасную для того, чтобы она оказалась моей…
Я не хотела домой, не хотела безумно. Моим единственным желанием было поселиться в какой-нибудь крохотной квартире-студии под самой крышей, заварить чай, открыть настежь огромные окна, вдохнуть пряный прибалтийский воздух и понять, что я уже дома, - и не надо больше никуда уезжать…
Случайно попавшийся у Гостиного двора миленький старичок галантно наклонил голову:
- Девушка, вы такая красивая, а грустите. Не надо, все молодые люди на вас оглядываются, видите, а я хоть и не молодой, но тоже оглянулся, - и еще раз картинно поклонился.
Мне захотелось смеяться от парадоксальности такого высказывания, но почему-то стало безумно приятно и тепло на душе. Как и когда, увидев бедно одетую старушку на углу, я купила у неё все букетики ромашек. Безумно хотелось радоваться и радовать, улыбаться каждому, совершать милые и нежные поступки, как в песенке Серебрянникова.
Просто я работаю волшебником…
А волшебником тоже так просто не становятся. Ну, по крайней мере, Хогвартс нужен. Что ж, в таком случае для меня Петербург и есть Хогвартс… Так или иначе, волшебницей себя здесь хотелось ощущать с самого начала…
Но надо было возвращаться. Все-таки в Самаре осталась моя музыка, моя Фея, мой институт, в конце концов. Надо было снова разбираться со всем этим, продолжая ощущать абсолютную раздвоенность где-то в глубине души, которая после встречи с Петербургом стала еще понятнее и ощутимее…
Так и ощущаю. До сих пор, спустя несколько месяцев. Ничего не изменилось, просто немного притупилась та самая глубокая ностальгия по самому чудесному городу, по самой красивой столице…Но её смысл по-прежнему все тот же.
Москва? А что Москва? Вряд ли я снова поеду туда. От неё в голове остались лишь детские, весьма смутные воспоминания, а в душе - множество спорных ассоциаций, пожалуй, чересчур личных. В свое время я была от неё в восторге. Конечно, это совершенно другая ипостась России, другая эпоха. Это тоже удивительный и красивейший город с своей историей и своим сумасшествием… Но…это не совсем мой город. Он хорош для путешествия и экскурсий, хорош для карьеры. Если Москва, то это сердце, а Петербург - это душа. Он проникновеннее и ближе, он изысканнее и изящнее, он звучит в унисон с моими мыслями, моей любовью, моим искусством. Он подарил мне свои звезды и все восемь дней пел мне самую восхитительную колыбельную.
Я обязательно вернусь к нему. Вернусь, чтобы остаться. Иметь свой угол с роялем, пледом, книгами и чаем, со своим дождем за окном и радужными отсветами закатного солнца на стекле…
Пока я нужна себе здесь. Мне нужна - до боли нужна - моя Фея и моя Музыка, подпитываемая и убаюканная зимней сонливостью старинных улочек и огнями филармонии. Больше я ни к чему тут особо не привязана, и все же эти две ниточки, пожалуй, достаточно сильны. Но я знаю, придет время, и я вернусь в Петербург. Вернусь, чтобы писать стихи и уже - свою музыку. В город, который дарит ни с чем не сравнимое ощущение свободы и творчества.
Дарит Звезды.
Август-декабрь 2014г.
Ну и отмечу, что писала я сие несколько месяцев, постепенно, так что настроение меняется, и вообще все достаточно сумбурно. Но это не рассказ, а этюд. А этюды не нуждаются в идеальности - они нуждаются в искренности и достоверности впечатлений.
Наверное, я по своей природе страдаю откровенной улиточностью, но только сейчас, спустя несколько месяцев после своего приезда из Петербурга, наконец-то смогла изложить на бумаге то, что целиком завладело моим сознанием с самого первого дня пребывания в северной столице.
Не знаю, почему не смогла в первый же день. Скорее всего, потому что подсознательно хотелось, чтобы впечатления некоторым образом «уложились». Вот так они и укладывались себе, сколько считали нужным, да сейчас, откровенно говоря, продолжают заниматься тем же.
Впрочем, думаю, что конец этому процессу не наступит никогда, потому что пресытиться воспоминаниями или забыть Петербург - невозможно. Как невозможно, раз побывав в нем, впоследствии существовать в какой параллельной плоскости: он - отдельно, где-то на задворках Вселенной, и ты - отдельно. «Здороваемся, но не разговариваем». Впрочем, какое здороваемся, если - в параллельных плоскостях. На расстоянии больше двух тысяч километров медленно движемся туда, куда нам надо, не смешиваясь и не вступая в диффузию.
- Добрый день! - вежливо бросаешь, проплывая мимо и снимая шляпу.
Окидывает оценивающим взглядом и благосклонно-снисходительно кивает:
- Добрый! - и плывет дальше в сторону Финского залива.
Так вот, этого уже точно не будет. У меня, по крайней мере. Уже не смогу я, как раньше, спокойно оставаться в стороне, пусть и рассматривая с интересом и любопытством черные тени мостов. Потому что мосты - мостами, но куда важнее то, что привораживают не столько они, сколько небо. В этой удивительной части планеты оно совсем другое. Необычайно высокое, северное в самый жаркий день и удивительно звездное. И отчего-то совсем не похожее на небо в других городах. Помнится, Татьяна Толстая, обрисовывая Петербург, говорила о «чужих снах». Так вот, целых восемь с половиной дней моего августа у меня были не чужие сны. У меня были чужие звезды.
Северные, балтийские и прекрасные. Отливающие бриллиантовым светом, отражающиеся в неспокойной темной воде. Звезды, которые говорят о Петербурге гораздо больше, чем мосты.
Впрочем, и мосты тоже многословны - достаточно для того, чтобы, перегибаясь через перила и всматриваясь в холодную узорчатую рябь, понять, что тот или иной канал - не просто ограниченная часть невской воды, а вена, пульсирующая в такт городу. Городу такому разноликому и в то же время целостному, городу Пушкина и Блока, Ахматовой и Бродского, городу царей и революций, музеев и рабочих кварталов, просторных площадей и дворов-колодцев, городу, который, допустив кого-то из толпы в свое сердце, уже не отпускает никогда.
Так и будешь постоянно, где ни окажешься, слышать и слушать этот единый ритм, биение, расходящееся эхом по переплетениям водяных вен. Даже если будешь за сотни километров. Стоит только закрыть глаза, вспомнить все, что было, - и моментально почувствуешь, как город отвечает тебе далеким сердечным отзвуком…Так, прикладывая раковину уху, всегда улавливаешь гул моря.
Впервые я почувствовала этот отзвук, переступив предел здания вокзала и попав оттуда сразу же на поистине грандиозный простор проспектов. Троюродная сестра с мужем в последний момент согласились предоставить мне возможность остановиться у них, они же и встретили меня после поезда, когда я, с ослиным упрямством волоча тяжеленную сумку, недоумевала, почему, собственно, погода соизволила, в свою очередь, поприветствовать меня отнюдь не питерской жарой. И дальше - поездка на машине на головокружительной скорости, сумасшедший ветер в лицо, широкие, столь не похожие на самарские, центральные шоссе и зеленые тихие улочки отдаленных спальных районов. Вообще это надо было умудриться - поселиться в самой отдаленной части города, аж за Черной речкой (да-да, где когда-то в далеком 19 веке был смертельно ранен Пушкин), на Богатырском проспекте. Хотя жаловаться грех - почти новый уютный район, который сразу почему-то вернул меня в детские воспоминания своей похожестью на аналогично застроенный самарский квартал, пределами которого была ограничена моя жизнь до 6 лет.
Переступив порог квартиры, я вежливо подавила свое возмущение относительно невероятно наглого кота сестры, который внезапно пробудил во мне явно скрытые наклонности средневекового инквизитора. Вообще-то котов я люблю, но конкретно это скверное существо посягало абсолютно на все углы и туфли, а также на лежащий в моей комнате ковер, помимо прочего оно не давало никому спать по ночам, скребясь и мяукая. В довершении всего эта кикимора мужского пола была какого-то нехарактерного для котов отвратительного грязно-болотного цвета. Все вышеперечисленное крайне способствовало моему острому желанию запереть его где-нибудь в чулане или в лучшем случае оттаскать за хвост (да, так банально и так низко). Впрочем, понятно, что, не желая в глазах сестры портить свой авторитет, я, естественно, не стала совершать подобное злодеяние (или благодеяние) во имя народа (то есть себя самой) и постаралась просто не пересекаться с маленьким чудовищем. Благо, оно явно поняло мой настрой и предпочитало не попадаться мне на глаза, по крайней мере, первые несколько дней.
Тем более, что эти дни я не позволила бы себе испортить. Ведь они и были моими петербургскими звездами…
Звезда первая.
В первый же день я договорилась о встрече со своей давней знакомой по переписке и просто чудесной девушкой Катишей Лариной. Будучи коренной петербурженкой, она устроила мне незабываемую экскурсию по центральной части города. Мы встретились прямо напротив Гостиного двора (потому что я, конечно же, ошиблась и вылезла из метро не со стороны канала Грибоедова) и сразу же устремились в сторону Дворцовой площади. Это я потом поняла, куда именно мы устремились, когда сама исходила Невский проспект вдоль и поперек. А на тот момент я растерянно и восхищенно крутила головой по сторонам, еле поспевая за Катей, которая в своем красно-белом пышном платье легко и скоро перепрыгивала по камням мостовой. Казанский собор, дом купцов Елисеевых... Около Зингеровского особняка (дома Книги) свернули по каналу Грибоедова в сторону Спаса и добрались до Конюшенной площади, где проходила совершенно изумительная выставка полотен Ван Гога. Изумительная потому, что великолепную яркость красок и художественную уникальность картин можно было лицезреть, любуясь их огромной проекцией на компьютерные интерактивные стены павильона. В нем было темно, освещались только сами картины, сопровождаемые классической музыкой.
Выйдя на солнечный свет и пребывая под впечатлением от увиденного, мы пошли дальше, оживленно болтая. Катя оказалась прекрасным собеседником и гидом, рассказывая массу интересных вещей о своем городе. Горло мне приятно холодил нежный привкус лавандового латте, жара немного спала, а мы все дальше и дальше углублялись в питерские улицы. Гороховая, большая Морская… Магазинчик РосФото с массой оригинальных книг и открыток, наконец, Дворцовая площадь и набережная Невы… Перейдя на сторону Васильевского острова, прошлись мимо университета, сделали достаточно большой круг, снова вернулись к Невскому проспекту и под конец (уже было около восьми вечера) заглянули в Дом Книги, где Катишь вынуждена была попрощаться и убежать на важную встречу. Ноги беспощадно ныли, но я мужественно отправилась гулять по Невскому проспекту, наслаждаясь тем, что темнеет в Петербурге куда позднее, нежели в Самаре. А если быть точнее - то около десяти вечера. По крайней мере, в августе. Так что в восемь толпа народа еще продолжала беспечно бороздить улицы, а я, вполне освоившись с потоком уличного движения, прошла пешком до площади Восстания и только тогда позволила себе наконец-то отдохнуть в Старбаксе за большой порцией ледяного фрапучинно, чтобы минут через двадцать сесть на метро и отправиться домой.
Звезда вторая.
На второй день у меня было запланировано посещение музея Блока - конечно, не могла я, приехав в любимый город любимого поэта, не посетить квартиры, где он жил. Но решив, что метро, а также автобусы - явно для слабаков и что приятнее лицезреть красоты Петербурга воочию, а не из-под земли, я радостно пошла в сторону Пряжки вдоль Фонтанки от Аничкового моста. Сверившись с картой и убедившись, что на пути у меня много мостов, я позволила себе с головой отдаться созерцанию великолепных, не похожих друг на друга, зданий, выходящих фасадом на набережную. Людей, как ни странно, было мало, и я шла размеренным шагом, вдыхая речной, кружащий голову воздух. Петербург утопал в цветах и зелени, от чего я, живя в далеко не самом зеленом районе Самары, увы, успела порядком отвыкнуть. Здесь же - на каждом углу сквер, парк. Тем не менее, когда я попала в какой-то странный квартал, - пожалуй, чересчур зеленый и чересчур малолюдный (на квадратный километр - несколько подозрительных личностей, двое из которых ловят рыбу в Фонтанке, двое - шляются зигзагами) - то поняла, что явно забрела куда-то не туда. Сто раз изучив названия улиц на табличках и соотнеся их с картой, выяснила, что ошиблась мостами и не свернула на Английском, как это надо было сделать, а вместо этого умудрилась пройти до Верфей. Так что пришлось вернуться к Старокалинкинскому мосту, выйти на площадь Репина и отправиться бродить по улицам до тех пор, пока мое изучение карты не привело меня к улице Декабристов (бывшей Офицерской), где, собственно, и находится музей Блока.
И дальше - Мариинка, канал Грибоедова, Львиный мостик с кучей туристов, стаи наглых воркующих голубей, разнеженное прохладное небо….От ощущения потрясающей душевной свободы голова шла кругом…Но, к сожалению, все хорошее всегда проходит быстро, и дни слишком, слишком быстро сменяли друг друга, чередуя удивительные по своей красоте звезды…
Петергоф с его музыкой, фонтанами, каменистым берегом Финского залива, на котором мы с подругой кормили уток - совсем ручных - сушками и батоном, группа музыкантов, играющих Вивальди на ксилофоне, вековые деревья, которые, кажется, касались облаков своими разлапистыми кронами…
Петропавловская крепость с её чайками, песочным нагретым побережьем, её кораблями и совершенно невыносимой брусчаткой, с её замкнутостью и многолюдностью...Мы веселились, фотографируя жутко наглую и жирную, еле-еле выползшую на сушу чайку, прозвав её Плюшкой...Так и осталась эта Плюшка в моем альбоме...
Царское село, почти сказочная, шахеризадно-версальская роскошь Екатерининского дворца, пушкинский лицей, цветущие палисадники и церквушки, золотые купола и лепнина, сверкающие сквозь потоки слепого дождя на солнце…
И после - поездка через весь город на автобусе, ветер в лицо, бросающаяся в глаза удивительность Кировского района с его «сталинками» и огромными проспектами, чередующимися со старинными усадьбами и парками…
Летний сад, чьи деревья, казалось, сошли со страниц романов Толкина, чтобы здесь, склоняясь над белоснежными силуэтами скульптур, окаймлять зеленые решетки и усыпанные гравием тропинками бархатной, уютной тенью…
…Народ столпился на Фонтанке, в очередной раз окружив замученного избытком общественного внимания Чижика, который, несмотря на активные попытки бомбардирующих его мелочью прохожих, не поддавался на провокации, так что все монетки упорно падали в зеленоватую в закатном отблеске Неву. Не знаю, какое очередное дурачество на меня нашло, когда я торопливо шарила в карманах и сумочке и, отыскав две последние монетки, тоже перегибалась через перила. Когда, вложив в свою любимую мечту самое сильное желание, на какое только была способна, бросала их вниз… И когда, увидев, как одна монетка все-таки достигла цели и, стукнув Чижика, осталась лежать на постаменте, запрыгала на месте, захлопала в ладоши. Люди вокруг улыбались, а я, радостно хохоча, бежала вприпрыжку к Невскому, и казалось, что весь город смеется вместе со мной, а все вокруг кружится в каком-то сумасшедшем танце….
Это пели звезды.
Звезды коротких дождей над Дворцовой набережной и Васильевским, колонны, подпирающие облачное небо, удивительной, какой-то колдовской красоты Петроградка с её узкими улицами, плотной застройкой, неповторимой архитектурой, смесью модерна, ампира и фабричного, революционного заводского стиля…Я шла домой от Васильевского пешком, абсолютно не чувствуя ног. Было всего шесть вечера, но Петроградка пустовала, казалось, все прилегающие к Неве улицы вымерли, остались только редкие проносящиеся по шоссе автомобили… И Крестовский остров - слишком элегантный, слишком роскошный и современно-усадебный, утопающий в зелени, и Елагинский парк, полный озёр, прохлады, музыки, полудремлющий, абсолютно равнодушный к своим многочисленным посетителям…
Я сидела на скамейке, совершенно замерзнув от исходившего от воды холода, кутаясь в серый, порядком уже измявшийся кардиган, и чувствовала, что это совершенный конец, что Петербург окончательно приворожил меня к себе, и что назад любая дорога отрезана. Это ощущение преследовало постоянно - и когда я покупала книги в небольших букинистических лавочках, и когда, спрятавшись от очередного дождя в старейшей пышечной, пила восхитительный, словно из детства, кофе с плюшками, когда, продрогнув до костей, каталась по каналам, когда бросала горсти монеток с разных мостов - и все равно, что суеверие, ибо в сказку верилось, верилось необъяснимо.
Голову кружила роскошь Эрмитажа и Шереметьевского дворца, уют и сумрачная грусть Пушкинской квартиры, блеск музейной позолоты и свежесть зеленых переулков, бесконечность линий Васильевского острова и бесконечность мостов, сменяющих друг друга…Звезды, звезды пели удивительную северную сказку, слишком прекрасную для того, чтобы она оказалась моей…
Я не хотела домой, не хотела безумно. Моим единственным желанием было поселиться в какой-нибудь крохотной квартире-студии под самой крышей, заварить чай, открыть настежь огромные окна, вдохнуть пряный прибалтийский воздух и понять, что я уже дома, - и не надо больше никуда уезжать…
Случайно попавшийся у Гостиного двора миленький старичок галантно наклонил голову:
- Девушка, вы такая красивая, а грустите. Не надо, все молодые люди на вас оглядываются, видите, а я хоть и не молодой, но тоже оглянулся, - и еще раз картинно поклонился.
Мне захотелось смеяться от парадоксальности такого высказывания, но почему-то стало безумно приятно и тепло на душе. Как и когда, увидев бедно одетую старушку на углу, я купила у неё все букетики ромашек. Безумно хотелось радоваться и радовать, улыбаться каждому, совершать милые и нежные поступки, как в песенке Серебрянникова.
Просто я работаю волшебником…
А волшебником тоже так просто не становятся. Ну, по крайней мере, Хогвартс нужен. Что ж, в таком случае для меня Петербург и есть Хогвартс… Так или иначе, волшебницей себя здесь хотелось ощущать с самого начала…
Но надо было возвращаться. Все-таки в Самаре осталась моя музыка, моя Фея, мой институт, в конце концов. Надо было снова разбираться со всем этим, продолжая ощущать абсолютную раздвоенность где-то в глубине души, которая после встречи с Петербургом стала еще понятнее и ощутимее…
Так и ощущаю. До сих пор, спустя несколько месяцев. Ничего не изменилось, просто немного притупилась та самая глубокая ностальгия по самому чудесному городу, по самой красивой столице…Но её смысл по-прежнему все тот же.
Москва? А что Москва? Вряд ли я снова поеду туда. От неё в голове остались лишь детские, весьма смутные воспоминания, а в душе - множество спорных ассоциаций, пожалуй, чересчур личных. В свое время я была от неё в восторге. Конечно, это совершенно другая ипостась России, другая эпоха. Это тоже удивительный и красивейший город с своей историей и своим сумасшествием… Но…это не совсем мой город. Он хорош для путешествия и экскурсий, хорош для карьеры. Если Москва, то это сердце, а Петербург - это душа. Он проникновеннее и ближе, он изысканнее и изящнее, он звучит в унисон с моими мыслями, моей любовью, моим искусством. Он подарил мне свои звезды и все восемь дней пел мне самую восхитительную колыбельную.
Я обязательно вернусь к нему. Вернусь, чтобы остаться. Иметь свой угол с роялем, пледом, книгами и чаем, со своим дождем за окном и радужными отсветами закатного солнца на стекле…
Пока я нужна себе здесь. Мне нужна - до боли нужна - моя Фея и моя Музыка, подпитываемая и убаюканная зимней сонливостью старинных улочек и огнями филармонии. Больше я ни к чему тут особо не привязана, и все же эти две ниточки, пожалуй, достаточно сильны. Но я знаю, придет время, и я вернусь в Петербург. Вернусь, чтобы писать стихи и уже - свою музыку. В город, который дарит ни с чем не сравнимое ощущение свободы и творчества.
Дарит Звезды.
Август-декабрь 2014г.