"Лавр" - Е. Водолазкин
Где-то роман наследует Эко. Антуражем, погружением фантазии в исторические глубины. Где-то вспоминаешь Митчелла. В книге границы времени для героев становятся условностью, необязательными атрибутами n-мерности мироздания. И то, в чем "Лавр", удачно сохраняя контакт с западной литературной традицией, остается самим собой как представитель русской прозы: духовное освоение внутреннего и окружающего, уживающиеся друг с другом примирение и несмирение своетипичные для нашей культурной традиции. Увлекательности ради читателю явлено "миниджойсовское" смешение книжных наречий, ладно шитое отнюдь не белыми нитками, но нитками, что и видимы, и лишний раз в глаза не бросаются. Очень талантливая работа, для коей есть смысл не полениться отыскать место на полке.
А еще из-под обложки "Лавра" доносятся слова о том, что нет ничего непоправимого. И вся книга столь насыщена тем, что требует терпения, сил, внутреннего огня и воли не отдергивать от него ладони. И где же это, где это место, где трагедия проваливается в кротовую нору и выныривает в новой Вселенной чем-то светлеющим и избавляющимся от холода? Где? Ищешь и ищешь вместе с тем, кто идет от страницы к странице рядом с тобой. И к концу всего остаешься либо с верой, либо с тем, что умирает последним.
А еще из-под обложки "Лавра" доносятся слова о том, что нет ничего непоправимого. И вся книга столь насыщена тем, что требует терпения, сил, внутреннего огня и воли не отдергивать от него ладони. И где же это, где это место, где трагедия проваливается в кротовую нору и выныривает в новой Вселенной чем-то светлеющим и избавляющимся от холода? Где? Ищешь и ищешь вместе с тем, кто идет от страницы к странице рядом с тобой. И к концу всего остаешься либо с верой, либо с тем, что умирает последним.