ЗАЗЕМЛЕНИЕ
«… при ее приближении брался за спинку кровати:
женщины были отрицательно заряженные существа,
и рядом с ними следовало заземлиться,
чтобы не нарушать обмен тонких энергий"
(А. Кузьменков, «Группа продленного дня»)
Однажды я написал рассказ. О внезапной любви молодой продавщицы и пятидесятилетнего мужчины. В форме отрывочных воспоминаний героя о каждой встрече.
Иногда бывает так, что история, которую излагаешь - местами реальная, местами присочиненная - вдруг цепляет тебя. Проникаешься и в процессе написания искренне сопереживаешь - сострадаешь до нервного жевания губ и расчесанных рук. А потому что Он совсем пригорюнился в многолетнем браке с нелюбимой женой, приготовившись доживать, ибо поздняк метаться, а Она каждый день ходила на скучную работу, чтобы наблюдать, как менеджер подходит к зеркалу, открывает рот и рассматривает гланды. И тут возьми и случись такое! Их встреча!
Помню, рядом ходила реальная моя мамаша, царствие Небесное, и негодовала: «Ты подумай, опять в компьютер играет!», собственная жена толсто шутила: «Если бы за это платили!», а дочь обзывала «писателем хрЕновым» (или хренОвым?, вероятно, первое все-таки лучше). В этих нечеловеческих условиях рассказ я все же дописал, отредактировал и направил нескольким виртуальным друзьям из соцсетей на рецензирование, хвалеж и хулеж.
Вскоре одна давняя френдесса откликнулась длинным письмом. В частности, она написала: «Портреты героев. Их просто нет. Ты напрасно надеешься, что читатель всё поймёт. Портрет нужен. [Например,] нужно не полениться и рассказать о его жене и дочери. Без красивых, но ничего не значащих слов. Ты бы хоть красный лак для ногтей и сумочку из мягкой кожи мельком в зеркале показал - уже был бы портрет.»
Я думал иначе. Какая разница, как выглядят томимые негой, не говоря уж о ненавистной жене? Есть ли у героя залысины, а у героини родинка над верхней губой? Какого они роста и упитанности? Им, конечно, не все равно, но все-таки главное в их неожиданно вспыхнувших отношениях совсем не это, а сама тактильность, «химия», нервы, взгляды, слова и интонации. Безусловно, обычно детали важны, и иногда фон может сказать многое. Правильно плавно и последовательно выстраивать сюжет. Но разве ж можно канонически описать совершенно неканоническую историю любви?!
Моя рецензентша продолжала: «Ты ведь именно такую задачу перед собой ставишь: показать человека, который вполне здоров психически, но страдает от отсутствия приличных людей рядом. И вот, появляется девушка.Ты наблюдателен, в описании продавщиц подмечено много деталей. Но вдруг опять прыг - и мы уже за столиком кафе, никакой связи с предыдущим абзацем нет.»
Странно, вполне здоровых психически людей я давненько в своей жизни не встречал! И как можно, описывая синкопность и нервяк, строить повествование так, словно в лифте едешь?
Особенно досталось от моей критикессы сцене в самом начале, на странице третьей. Герои пришли в кафе.
«Ты человек наблюдательный, но, похоже, не догадываешься, что в рассказе обязательно должно быть описание. Это называется "собирать материал". Вот ты сам подумай, как показал бы читателю кафе хороший писатель. Чтобы чувствовалась атмосфера этого места, где потихоньку становится теплее на душе. Самый худший вариант, который ничего не даст для описания эмоционального состояния героев, это донцовщина в стиле "в кафе стояла дешёвая пластиковая мебель и громко играло радио".
Нам важно передать, как он себя чувствовал, на что обратил внимание сразу, как только переступил через порог. У тебя деталей кафе вообще нет. Они где-то за вешалками в магазине расселись.»
«Да им наплевать на атмосферу и антураж этого кафе! - кричала моя душа. - Они не обратили на это никакого внимания! Ведь видели только друг друга и вовсю вслушивались! Им было все равно, что есть и пить, безразличны посетители, мир на тот момент умещался в два квадратных метра. Не может подрамник быть весомей картины, да что там - просто сопоставим с ней!»
Я написал даме вежливую благодарность, кратко и корректно изложил свою позицию, закрыв тему. После этого мы никогда больше в интернете не общались, странно; я не понял, почему, но и не переживал особо.
Восьмого марта этого года я вышел в ближайший супермаркет. Мне не вспомнить, какая была температура, растаяли ли сугробы и какой продукт был в этот день в Акции дня. Но хорошо помню, как у самого входа мужички на совершенно законных в их представлении основаниях (праздник же какой!) разминались пивком, а рядом наяривал на гармошке какой-то бомжеватый тип.
И тут меня окликнула знакомая. Из давней и хорошо забытой компании мамаш и папаш, когда-то совместно выгуливающих детей в сквере. «Ира или Оксана?» - судорожно пытался вспомнить я, поздравляя с праздником.
Ира-или-Оксана была разведенкой, кажется, это она ввела в обиход своих скверных (по месту дисклокации) подруг термин «Мудила Мудилыч», так с ее подачи разочарованные в большинстве своем личной жизнью женщины за 40 называли встреченных на жизненном пути мужчин. Тогда у Иры-или-Оксаны был любовник-гастрарбайтер, несколько моложе ее, что вызывало у подруг чувство презрительной зависти.
Она спросила, как у меня дела, что нового и зачем я сбрил бороду, «которая мне шла». И я, человек неразборчивый в общении с дамами в части саркастичности со всеми подряд, брякнул экспромтом: «Да, блин, представляешь, раньше она была рыжая, а теперь - с сединой. Как-то раз в метро молодой кавказец уступил место! Я поблагодарил, улыбнулся, но на душе кошки скребли!»
- Понимаю! - рассмеялась Ира-Оксана. - Я сама запарилась седину закрашивать!
- А на днях пошел (я кивнул в сторону дверей) в супермаркет. И сразу, как вернулся домой, не разбирая сумок, сбрил!
- Пошто так стремительно?
- Да, кассирша-ингушка, просканировав все мои покупки, не спросила, нет, а констатировала, сама себе вслух сказала: «Так, социальная карта у вас есть!» И пробила скидку, как пенсионеру, старому пердуну, прикинь! Я ничего не сказал, а по себя подумал…
- «… ах, ты сучка!. - вскричала Ира-Оксана, проникшись моей проблемой или «проблемой», поскольку я нарочито педалировал, как бы подчеркивая, что шучу.
Случайно встреченную женщину, которую я последний раз видел лет пять назад и точного имени которой не вспомнил, вдруг понесло, ее и ярость неблагородная вскипела, как волна: «…Да, чтоб тебя твой киргиз … или с кем она там … привел на хату, напоил, раздел, в койку уложил, распалил, а у него не встал, спьяну или как всегда! И он нахрен свалил, да еще входной дверью хлопнул!»
У меня отвисла челюсть.
Тут мгновенно осатаневшая резко пришла в норму, ее туская злоба во взгляде исчезла, и уже совершенно не как зомби, а вполне бесстрастно она прочирикала: «Ну, пока-пока, я в метро иду!», сделала губки бантиком и несколько раз приблизила их к моему лицу, слегка обдув дыханием с сигаретно-вискарной одушкой, но не прикоснулась, вероятно, это означало «чмоке!»
Я обнаружил себя в ступоре, вцепившимся в трубу ограждения, наверняка ледяную, но в тот момент вряд ли это чувствовалось. Совершенно невероятно, экспромтом вдруг вспомнил ту далекую рецензию знакомой на мой рассказ и подумал: "Одна эта фраза, этот выплеск скажет любому, особенно психологу, об Ире-Оксане все! Абсолютно! Теперь она, как на ладони. Исчерпывающая характеристика! Портреты, описания не нужны. Точнее, ровно тот случай, когда они только собьют. Как она шла по ступенькам, спускаясь в метро - не интересно. Цвет губной помады - третьестепенен. Ее одежда могла быть дорогой или дешевой - неважно…"
И вдруг я расслышал дурашливый перебор гармошки, смех поддатых мужиков. Отцепился от трубы, и вспомнил про магазин. Флаги хабалисто трепетали на ветру или безвольно висели? Не помню. Разве что когда автоматические двери раздвинулись, я вошел, отчего-то так осторожно ступая, словно стопудово должен был споткнуться.
[март 2017]