Интервью с Евгением Анисимовым
Книг, написанных известным историком, хватит на целый библиотечный шкаф. Изданная в этом году «Толпа героев» - самый занимательный учебник по русской истории XVIII века.
-Как вы собирали «Толпу героев»?
Все началось с того, что меня пригласили на телеканал «Культура» и за семь лет мы сняли около ста тридцати фильмов, посвященных разным персонажам XVIII и XIX веков - в итоге накопился огромный материал. Теперь когда я прихожу в музей и вижу портреты этих людей, они мне уже как будто знакомы, даже кажется, что подмигивают. Возникла идея, что меня окружает виртуальная толпа: мужчины, женщины, знаменитые и не очень. Они беззащитны перед нами, не могут ответить на критику, на ложь, и писать о них нужно если не с любовью, то по крайней мере с пониманием того, в какой обстановке они жили.
-Среди персонажей книги есть ваши любимчики?
Одна женщина, прочитав рукопись, сказала: «Они все поразительно похожи на тебя». Имелось в виду, что все они жизнелюбцы, которые стремились уйти от банальности. Например, я пишу о начальнице Смольного института на протяжении тридцати трех лет Софье де Лафон, которой основатель этого учебного заведения Иван Бецкой дал такую инструкцию: «Воспитывать матерей будущих граждан». Это было во времена Екатерины Второй, и получилось, что декабристы - как раз дети тех девочек, которых она вырастила. Есть в «Толпе» и сама Екатерина Вторая, совершенно замечательная, оригинальная личность. Если бы она сюда вошла, мы бы с ней спокойно поговорили, потому что у нее даже чувство юмора было такое, что оно современно до сих пор.
-Как ваши герои получаются такими колоритными?
Обычно есть некий сюжет, завязка. Например, та же де Лафон, родом из французских гугенотов, оказалась в России, вышла замуж за достойного человека, который начал сходить с ума. Она его повезла лечиться в Париж, но это не помогло. Обнищавшая, она пришла в русское посольство, где ее приняли, дали денег. Испытав все эти несчастья и вернувшись в Петербург, де Лафон не просто воспитывала этих девочек. Они так ее любили, что, пока она работала, пробирались к ней в кабинет и тихо играли, делились с директрисой института детскими секретами. Кроме того, как говорил крупный историк Ричард Пайпс, «чтобы остаться в историографии, надо писать литературно». Это чрезвычайно важно для меня: стиль значит многое, если не все. Когда пишу новеллы, даже читаю их вслух и, уловив повторение или неблагозвучное сочетание, стараюсь исправить.
-Почему вы занимаетесь в основном историей XVIII века?
Наша история напоминает мне поезд: мы сидим в своем вагоне и трясемся, опасаясь того, кто к нам прицепится в начавшемся XXI веке. А впереди на поворотах порой виден вагон-ресторан, залитый огнями: там играет клавесин, там хлопают пробки от бутылок с шампанским. XVIII век такой радостный, когда после Средневековья люди наслаждались жизнью. Посмотрите на дворцы барокко! Разве это монастыри? Унылые фабричные корпуса? Это же чертоги для наслаждений. И так и хочется перейти в этот вагон, потому что люди XVIII века жили чувствами и интересно мыслили.
-Ваше отношение к идее написать единый учебник истории?
Я против такого учебника. История, если к ней подходить честно, никогда не дает четкого ответа. Царевича Дмитрия царь Борис Годунов убил или он сам на ножичек упал? Точного ответа нет и не будет, мы можем только высказывать гипотезы. В данном случае такую: Борис Годунов был сторонником тихих убийств и знал, что мальчик - эпилептик, которому нельзя давать ножик, - рано или поздно что-то подобное должно было произойти. Сталин - плохой, он преступник. Это очевидно и с точки зрения современной, и с точки зрения христианской морали. Но про очень многих исторических персонажей мы так не можем сказать - например, про Петра Первого. С одной стороны - гениальный человек, который увидел будущее вперед на многие десятилетия, даже столетия, сказал нам: «Ребята, мы - европейцы, мы не должны с ними бодаться, это наш мир». Но с другой стороны, столько народу загубил, создал крепостническое государство. А у нас любят и настойчиво требуют однозначного, точного ответа: плохой или хороший, так или иначе. Вынь да положь единый учебник без противоречий. История этого не терпит: все амбивалентно, темно, неопределенно и многопланово. Но подобное бесконфликтное произведение, несомненно, будет написано в срок, и конечно, вскоре его поглотит Лета.
-А как было бы правильно писать нашу историю, раз уж нет однозначных ответов?
У меня есть книга «Россия в мировой истории», где я попытался параллельно показать общечеловеческую историю и нашу. Дело в том, что обычно историю России описывают так, как будто мы жили на Луне, в полной изоляции. А мы не существовали на задворках, но и не были пупом Земли, обитали в окружающем мире, который на нас воздействовал. Как? Вот рассказать об этом и есть задача историка.
Интервью: Мария Элькина
Фото:Андрей Давыдовский
http://www.sobaka.ru/magazine/glavnoe/16870
-Как вы собирали «Толпу героев»?
Все началось с того, что меня пригласили на телеканал «Культура» и за семь лет мы сняли около ста тридцати фильмов, посвященных разным персонажам XVIII и XIX веков - в итоге накопился огромный материал. Теперь когда я прихожу в музей и вижу портреты этих людей, они мне уже как будто знакомы, даже кажется, что подмигивают. Возникла идея, что меня окружает виртуальная толпа: мужчины, женщины, знаменитые и не очень. Они беззащитны перед нами, не могут ответить на критику, на ложь, и писать о них нужно если не с любовью, то по крайней мере с пониманием того, в какой обстановке они жили.
-Среди персонажей книги есть ваши любимчики?
Одна женщина, прочитав рукопись, сказала: «Они все поразительно похожи на тебя». Имелось в виду, что все они жизнелюбцы, которые стремились уйти от банальности. Например, я пишу о начальнице Смольного института на протяжении тридцати трех лет Софье де Лафон, которой основатель этого учебного заведения Иван Бецкой дал такую инструкцию: «Воспитывать матерей будущих граждан». Это было во времена Екатерины Второй, и получилось, что декабристы - как раз дети тех девочек, которых она вырастила. Есть в «Толпе» и сама Екатерина Вторая, совершенно замечательная, оригинальная личность. Если бы она сюда вошла, мы бы с ней спокойно поговорили, потому что у нее даже чувство юмора было такое, что оно современно до сих пор.
-Как ваши герои получаются такими колоритными?
Обычно есть некий сюжет, завязка. Например, та же де Лафон, родом из французских гугенотов, оказалась в России, вышла замуж за достойного человека, который начал сходить с ума. Она его повезла лечиться в Париж, но это не помогло. Обнищавшая, она пришла в русское посольство, где ее приняли, дали денег. Испытав все эти несчастья и вернувшись в Петербург, де Лафон не просто воспитывала этих девочек. Они так ее любили, что, пока она работала, пробирались к ней в кабинет и тихо играли, делились с директрисой института детскими секретами. Кроме того, как говорил крупный историк Ричард Пайпс, «чтобы остаться в историографии, надо писать литературно». Это чрезвычайно важно для меня: стиль значит многое, если не все. Когда пишу новеллы, даже читаю их вслух и, уловив повторение или неблагозвучное сочетание, стараюсь исправить.
-Почему вы занимаетесь в основном историей XVIII века?
Наша история напоминает мне поезд: мы сидим в своем вагоне и трясемся, опасаясь того, кто к нам прицепится в начавшемся XXI веке. А впереди на поворотах порой виден вагон-ресторан, залитый огнями: там играет клавесин, там хлопают пробки от бутылок с шампанским. XVIII век такой радостный, когда после Средневековья люди наслаждались жизнью. Посмотрите на дворцы барокко! Разве это монастыри? Унылые фабричные корпуса? Это же чертоги для наслаждений. И так и хочется перейти в этот вагон, потому что люди XVIII века жили чувствами и интересно мыслили.
-Ваше отношение к идее написать единый учебник истории?
Я против такого учебника. История, если к ней подходить честно, никогда не дает четкого ответа. Царевича Дмитрия царь Борис Годунов убил или он сам на ножичек упал? Точного ответа нет и не будет, мы можем только высказывать гипотезы. В данном случае такую: Борис Годунов был сторонником тихих убийств и знал, что мальчик - эпилептик, которому нельзя давать ножик, - рано или поздно что-то подобное должно было произойти. Сталин - плохой, он преступник. Это очевидно и с точки зрения современной, и с точки зрения христианской морали. Но про очень многих исторических персонажей мы так не можем сказать - например, про Петра Первого. С одной стороны - гениальный человек, который увидел будущее вперед на многие десятилетия, даже столетия, сказал нам: «Ребята, мы - европейцы, мы не должны с ними бодаться, это наш мир». Но с другой стороны, столько народу загубил, создал крепостническое государство. А у нас любят и настойчиво требуют однозначного, точного ответа: плохой или хороший, так или иначе. Вынь да положь единый учебник без противоречий. История этого не терпит: все амбивалентно, темно, неопределенно и многопланово. Но подобное бесконфликтное произведение, несомненно, будет написано в срок, и конечно, вскоре его поглотит Лета.
-А как было бы правильно писать нашу историю, раз уж нет однозначных ответов?
У меня есть книга «Россия в мировой истории», где я попытался параллельно показать общечеловеческую историю и нашу. Дело в том, что обычно историю России описывают так, как будто мы жили на Луне, в полной изоляции. А мы не существовали на задворках, но и не были пупом Земли, обитали в окружающем мире, который на нас воздействовал. Как? Вот рассказать об этом и есть задача историка.
Интервью: Мария Элькина
Фото:Андрей Давыдовский
http://www.sobaka.ru/magazine/glavnoe/16870