(no subject)
Интересным, похоже, человеком был товарищ Каплун:
"Художник Анненков вспоминал, как в 1919 г. в Петрограде он вместе с Н. Гумилевым получил приглашение от двоюродного брата М. Урицкого Б. Г. Каплуна, тогда управляющего делами комиссариата Петросовета, понюхать конфискованного эфира. Каплун, этакий большевистский бонвиван, вообще отличался большими причудами. Он явно покровительствовал искусству, был организатором первого в России крематория, имел бурный роман со знаменитой балериной О. Спесивцевой. Сам Каплун только изображал себя эфироманом, но слабостям других потакал с явным удовольствием, рассматривая наркоманию как код богемной личности. Анненков вспоминал: «Каплун принес из другой комнаты четыре маленьких флакончика, наполненных эфиром… Все поднесли флакончик к носу. Я - тоже, но «уход в сновидения» меня не привлекал: мне хотелось только увидеть, как это произойдет с другими… Гумилев не двигался. Каплун закрыл свой флакончик, сказал, что «хочет уснуть нормальным образом», и, пристально взглянув на Гумилева, пожал мне руку и вышел из кабинета, сказав, что мы можем оставаться в нем до утра»"
"Художник Анненков вспоминал, как в 1919 г. в Петрограде он вместе с Н. Гумилевым получил приглашение от двоюродного брата М. Урицкого Б. Г. Каплуна, тогда управляющего делами комиссариата Петросовета, понюхать конфискованного эфира. Каплун, этакий большевистский бонвиван, вообще отличался большими причудами. Он явно покровительствовал искусству, был организатором первого в России крематория, имел бурный роман со знаменитой балериной О. Спесивцевой. Сам Каплун только изображал себя эфироманом, но слабостям других потакал с явным удовольствием, рассматривая наркоманию как код богемной личности. Анненков вспоминал: «Каплун принес из другой комнаты четыре маленьких флакончика, наполненных эфиром… Все поднесли флакончик к носу. Я - тоже, но «уход в сновидения» меня не привлекал: мне хотелось только увидеть, как это произойдет с другими… Гумилев не двигался. Каплун закрыл свой флакончик, сказал, что «хочет уснуть нормальным образом», и, пристально взглянув на Гумилева, пожал мне руку и вышел из кабинета, сказав, что мы можем оставаться в нем до утра»"