Паддингтон

[neivid]

Я говорю себе: как ты могла забыть
что на свете есть музыка Баха?
А как же концерты для скрипки?
Как же бессмертие духа?
Ты всерьез считаешь, что это оно само?
Тут выходишь на улицу с чистой улыбкой
и натыкаешься на медведя. Вот дерьмо.
Медведь идет, пошатываясь
(может, пьяный?),
на его груди какой-то флаг,
настолько рваный,
что не видно, какой он страны. И глаза не видны.
Только табличка висит на груди, впереди:
«Пожалуйста, позаботьтесь об этом медведе»
А где соседи? Где люди какие-нибудь?
(поздороваться не забудь)
Я говорю:
- Шалом.
Медведь отвечает:
- С ослом.
Озираюсь в ужасе: еще и осел?
А вон он, пошел. Цокает ножками, как манекенщица,
жует как старуха-процентщица. Везет газету «Работница».
Как мне о них позаботиться?
А ведь музыка начинается, музыка начинается!
Медведь шатается, Бах заикается,
хотя заикался скорей Моисей,
а у Баха просто было двадцать детей.
Точнее, не так. У Баха было двести кантат,
а двадцать детей было у двух его жен.
Выжило восемь. Нормальный отсев.
Позаботьтесь об этом медведе, эх.
Медведь отчаивается, весь в себя погружен:
тут о людях-то некому позаботиться,
эпидемия, война, безработица,
а еще осел, никому на самом деле не нужен,
вот был бы белый… Но тебя уже душит божественная рука:
давай-ка делай, раз так уж просят.
Из двадцати медведей людьми становятся восемь.
А всё остальное -
Тоника, субдоминанта, доминанта, тоника.
Ничего другого не выдумали пока.