Кафе "Питтореск" на Кузнецком.
1903 год
Еще одной вспышкой литературно-театральной жизни 1918-1919 годов было Кафе «Питтореск». Оно, как и Кафе поэтов в Настасьинском, было связано с именем Н.Д.Филиппова. В январе 1918 года Гольдштейн захватил Кафе поэтов, а Филиппов занялся организацией кафе на Кузнецком. Кафе было задумано еще до революции в помещении бывшего пассажа Сан-Галли (хозяина француза выгнали погромщики), что вызывает сомнения в словах С.Спасского, что Н.Д.Филиппова как мецената "воспитал Бурлюк" специально для футуристического кафе. Да и вообще непонятно, зачем Бурлюку надо было стучаться в открытую дверь. Филиппов был человек творческий, широкий, он даже издал книгу своих стихов, которая называлась «Мой дар» - дорогое издание на бумаге верже, каждая страница обрамлена орнаментом. Как и Карп Егорович Коротков он свою книгу не продавал, а дарил.
Может быть, поэтому она и называлась "дар".
Так вот, этот самый Филиппов то ли купил, то ли взял в аренду здание пассажа и объявил конкурс на его оформление. Индустриальный интерьер и два одноэтажных каменных строения по улице Кузнецкий мост, соединенные остекленным чугунным сводом должны были превратиться в нечто неповторимое, яркое и незабываемое. В конкурсе участвовало все молодое поколение художников, которые оказались в то время в Москве.
В результате заказ получил модный тогда художник Георгий Якулов - Жорж. Шершеневич говорил о нем, что "его путь был окрашен цветами радужной удачи". Возможно, эта удача и помогла ему выиграть. К этому времени Якулов уже успел побывать на русско-японской войне, получил ранение легкого (отсюда его покашливание в воспоминаниях Мариенгофа), побывал со своими работами на выставках в Европе.
Про Якулова сохранилось множество разрозненных воспоминаний современников и учеников и очень мало его работ. Все сходились в одном: человек он был яркий, необычный, темпераментный и душевный. Валентина Ходасевич писала в "Портретах словами": "Я меньше помню произведения Якулова, чем его самого. И темперамент его, и лицо - все было типично для его родины - Армении, и вспоминались веселые сатиры на древнегреческих вазах. В его лице, фигуре, движениях была непреодолимая привлекательность. В общепринятом понятии красавцем он не был, но я считала его «некрасивым красавцем» - его интересно было рассматривать, и что греха таить, я его побаивалась и избегала общаться из боязни влюбиться в него и… конечно, страдать. А женщин он покорял запросто".
Портрет Жоржа Якулова работы П.Кончаловского.
И еще: "Он не был художником-схимником и подвижником - был талантливым преуспевающим профессионалом. Всегда острый, мобилизованный на споры об искусстве, на выдумки, пирушки и доброту. Человек компанейский, веселый, циник, чаровник. Умел не по-торгашески и без унижений устраивать свои денежные дела, но всегда, всегда - художник!" В жизни он был легок в общении, "парижская богема", как называла его Ходасевич, или "настоящий денди", по словам Шершеневича.
За роспись кафе Якулов взялся со всем жаром своего темперамента. Работа была интересная.По замыслу Филиппова, кафе должно было получиться новаторским, должно было удивлять, поражать. Главный зал представлял собой пространство между двумя соседними домами, соединенными железными дугами. Сводчатый стеклянный потолок главного зала Якулов задумал расписать "бешено яркими прозрачными красками". (В другом источнике краски масляные, создающие ощущение витража, но свод пассажа был все-таки стеклянный, так что поверим в первую версию). Роспись стен продолжала сюжет потолка. Мало кто из посетителей догадывался, но сюжет был взят из "Незнакомки" А.Блока.
Интерьер кафе. Г.Якулов
Может быть, дело было в том, что в основном Якулов делал просто беглые наброски, а остальные художники переносили мотивы в зал: например, потолок расписывал В.Татлин, стены - А.Осьмеркин, Н.Удальцов, Л.Бруни, которые тоже участвовали в конкурсе. Конечно, они дорабатывали и дополняли сюжеты от себя. А может быть, дело было в новаторстве.
Г. Б. Якулов Эскиз панно для кафе «Питтореск». 1917 Батистовая калька, акварель, гуашь Частное собрание
Ходасевич писала, что ей "запомнились огромные разноцветные куда-то мчащиеся кони да, кажется, еще петухи. Почему? Зачем? Неважно! Это было очень красиво, волновало и не позволяло оставаться равнодушным".
Георгий Богданович Якулов Улица 1909
Сергей Спасский писал о протяженном зале, который "имел вид вокзального перрона. Якулов расписал его ускользающими желто-зелеными плоскостями и завитками. Плоскости кое-где спрессовывались в фигуры, раскрашенными тенями пластавшиеся по стенам. Над большой округлой эстрадой парила якуловская же, фанерная, условно разложенная модель аэроплана".
Эстрада кафе "Питтореск" из журналаluchkina
Мебель, по замыслу хозяина, тоже должна быть "небывалой" и "под стать потолку". Бедная Валентина Ходасевич замучилась придумывать столы, стулья и табуреты необыкновенных форм и "бешено ярких цветов". В своих воспоминаниях она писала: "В конце концов после проклятий и больших творческих усилий мне удались семнадцать эскизов мебели, отвечающих всем требованиям Филиппова. Мне самой они не очень нравились, но Якулов сказал: «Вы к себе придираетесь. Конечно, самые первые проекты были интереснее, но ведь это не только для „смотреть“, как мой потолок, - на этом надо усидеть, а эквилибристов и в цирке немного». Самое обидное, что все усилия были напрасны. Эскизы были сделаны еще до революции. Дальше так: "Выполнять мебель взялась Студия Метнера (брата композитора), помещавшаяся на Остоженке (Метростроевская) в одноэтажном особняке.
Пока делали шаблоны мебели, пока раздобывали нужные материалы - карельскую березу, красное дерево, цветные сафьяны (Филиппов был щедр), - революция развивалась, было уже не до «Питторесков», кафе закрылось, и моя необыкновенная мебель не родилась".
С какой же тогда мебелью открывалось кафе? Неизвестно... Все равно упор делался на роспись, даже название говорило об этом: "Питтореск" - от французского слова pittoresque, от латинского - pictor живописец) - живописный, красивый, оригинальный, украшенный рисунками.
И вот январь 1918, военный коммунизм, голод, холод, разруха, шелуха семечек на тротуарах. И тут "Питтореск" -
Название как бы возвращает в Россию прошлого, заставляет забыть настоящее.
В результате, если довериться воспоминаниям очевидца художника Н.Лакова, получилось следующее: "Внутреннее пространство кафе "Питтореск" поражало молодых художников своей динамичностью. Всевозможные причудливые фигуры из картона, фанеры и ткани: лиры, клинья, круги, воронки, спиралевидные конструкции. Иногда внутри этих тел помещались лампочки. Все это переливалось светом, все вертелось, вибрировало, казалось, что вся эта декорация находится в движении. Преобладали красные, желто-оранжевые тона, а для контраста - холодные. Краски казались огнедышащими. Все это свисало с потолков, из углов, со стен и поражало смелостью и необычностью".
Необычные светильники делались по проектам А.Родченко - "сложные пространственные композиции из гнутой жести". Светильники, действительно, были сделаны из фанеры и жести, и "звали куда-то далеко, ввысь мысли и человеческие чувства".
А.Родченко. Проект светильника.
Творение Филиппова называли "предсмертным всплеском буржуазного ресторанного "строительства" и "современный московский "Париж".
К открытию кафе на углу Неглинной и Кузнецкого моста появилась афиша. Автором был, конечно, Жорж Якулов, она представляла собой полутораметровый плакат на листе фанеры. На афише была нарисована дама с собачкой, спешащая в кафе.
Афиша к открытию кафе "Питтореск".
Дамой была жена художника Наталья Юльевна Шифф (та самая Зойка из "Зойкиной квартиры" М.Булгакова) - хозяйка "художественного" салона на Никитском бульваре и первая российская манекенщица. Ее же прочат и в прообразы Геллы из романа "Мастер и Маргарита". Многие жители дома 10 по Большой Садовой помнили, как эта экзотическая женщина с пышными рыжими волосами и ослепительно белой кожей, нередко «перекрикивалась», высунувшись из окна своей квартиры, с Якуловым, мастерская которого находилась во дворе этого же дома.
А.Я.Таирова сидит в машине, слева Г.Б.Якулов, справа - Н.Ю.Якулова.
20 января 1918 года газета "Мысль" сообщала: "Открылось расписанное Якуловым давножданное кафе "Питтореск", оказавшееся, по-видимому, филиальным отделением Кафе поэтов. На открытии выступали знакомые все лица: Маяковский, Бурлюк, В.Каменский".
"За хозяина был всегда Якулов, который создавал непринужденную атмосферу. Любой студент из ВХУТЕМАСа или Московской Консерватории был желанным гостем и запросто мог беседовать с Маяковским или Валерием Брюсовым. Здесь говорили об искусстве будущего, и это кафе притягивало к себе людей искусства. Мы были подхвачены вихрем революции и старались идти с ней в ногу, искренне принимая происходящее вокруг и ненавидя прошлое," - вспоминал ученик Якулова, художник Денисовский Н.Ф.
Хороший отзыв, а ведь помещение не отапливалось, все сидели в пальто и шубах. Буфет состоял из простокваши в стаканах и пирожков из мороженой картошки.
«Было неуютно и сначала холодно, холоднее, чем на улице. Публика не снимала пальто. В задних рядах курили. Все равно!" (В. Нейштадт, 1940).
В марте 1918 года в кафе, которое Якулов окрестил "Мировой вокзал искусства", с арены которого будут возвещаться приказы по армии искусств", привезли из Петрограда поставленную Мейерхольдом "Незнакомку". "Никто не ожидал, чтобы в кафе уже стали ставить серьезные драмы вроде "Незнакомки" А.Блока. Это не только попытка ставить Блока в такой обстановке, но и попытка культивировать новую публику, которую придется приучать к новому жанру", - писал критик. Наверное, было интересно смотреть "Незнакомку" в "Незнакомке".
Кстате В.Хлебников полностью поддерживал идею Якулова о вокзале, благо главный зал действительно напоминал перрон. Так вот Хлебников предлагал созвать в "Питтореск" всех "председателей земного шара, чтобы наконец решить судьбу мира".
Ну уж если оно и в 1953 году так выглядело, то и в 1918 - тоже. Добавьте разруху, семечки, дохлых лошадей на улице и разбитые фонари.
В мае 1918 года после закрытия Кафе поэтов и скандала в "Музыкальной табакерке" В. Маяковский провел здесь вечер «Мой май». Это был его "прощальный вечер с Москвой", на афише значилось:
«Только друзьям! Кафе Питтореск (Кузнецкий мост, 5). Среда, 1 мая нов. ст. Я, Владимир Маяковский, прощаюсь с Москвой 1) Я произнесу в честь друзей моих великолепную речь «Мой май». 2) Ольга Владимировна Гзовская прочтет мои стихи «Марш» и др. 3) Блестящие переводчики прочтут блестящие переводы моих блестящих стихов: французский, немецкий, болгарский. И наконец: 4) Я сам прочту стихи из всех моих книг: «Война и мир», «Облако в штанах», «Человек», «Простое как мычание», «Кофта фата». По окончании меня можно чествовать. Билеты (500) в кафе Питтореск от 3 до 7 час. вечера ежедневно и у меня (если встречусь). Билеты бесплатно. Начало в 7 1/2 вечера».
Об этом вечере вспоминает Сергей Спасский: «Маяковский вышел на эстраду сильный, раздавшийся в плечах. Он будто вырос за эту зиму, проникся уверенной зрелостью. Он был в свежем светло-коричневом френче, открывающем белую рубашку.
Он объявил, что недавно впервые читал на заводе и рабочие понимают его. Он преподнес это нарядной публике как лучшее свое достижение. Его обвиняют всегда в непонятности. И вот оно - опровержение. Он читал твердо и весело, расхаживая по широкой эстраде. Это были много раз слышанные стихи, часто знакомые до последней интонации... Он прочел тогда и самое свое новое... О том, как лошадь поскользнулась на Кузнецком и ее окружила праздношатающаяся толпа».
Дальше стихи Маяковского читала артистка МХТ Ольга Гзовская. Это было уже не первое выступление Гзовской стихами Маяковского. После первого опыта газеты отмечали ее талант и способность доносить до слушателей строки поэтов-футуристов: "Проникнутые нежным чувством, украшенные красивым голосом, и, наконец, одухотворенные талантом О. В. Гзовской, стихи казались близкими и истинно поэтическими. «Труден первый шаг...» Но с легкой руки О. В. Гзовской могут с лучших эстрад прозвучать свежие молодые стихи» («Эпоха», 1918, 21 марта).
Ольга Гзовская, 1916 год
Сохранились еще воспоминания Н. К. Крупской о том, как О. В. Гзовская читала «Наш марш» Маяковского на вечере в Кремле и напугала В. И. Ленина:
«Однажды нас позвали в Кремль на концерт, устроенный для красноармейцев. Ильича провели в первые ряды. Артистка Гзовская декламировала Маяковского «Наш бог - бег, сердце - наш барабан» и наступала на Ильича, а он сидел немного растерянный от неожиданности, недоумевающий и облегченно вздохнул, когда Гзовскую сменил какой-то артист, читавший «Злоумышленника» Чехова» (Крупская Н. К. Воспоминания о Ленине. М., 1931, с. 190).
После концерта Ильич посоветовал актрисе: "лучше читайте чаще Пушкина» (Гзовская О. В. Мои встречи с поэтом. - В кн. В. Маяковский в воспоминаниях современников. М., 1963).
И у Нейштадта про "Мой май": "Маяковский читал еще много. Его подстегивал неожиданно огромный успех... Но когда Маяковский начал раздачу книг, все бросились к эстраде. Первая очередь за книгами, которую мне пришлось видеть. На эстраде штабелями лежали: «Облако в штанах», «Война и мир», «Человек». Ныне эти томики - библиографическая редкость».
1903 год. Немного фантазии и можно представить эту улицу времен военного коммунизма.
К осени 1918 года кафе перешло в ведение театрального отдела Наркомпроса, руководительницей которого была "сановная дама О.Д.Каменева (супруга Л.Б.Каменева и сестра Л.Д.Троцкого)".
Дама не согласилась с называнием и переименовала кафе в "Красный петух", однако согласилась с Якуловским "вокзалом искусств" и задумала сделать в кафе "средоточье всех искусств". Теперь это был "своеобразный клуб работников искусств" (что-то много искусств в одном предложении), но тусовались там все те же Маяковский, Луначарский, Мейерхольд, Брюсов и другие.
Заходил сюда и С.Есенин. Художник В. Комарденков, друживший и с Якуловым, а позднее и с С. Есениным, так описывает первое появление поэта в кафе: «...Но вот внимание завсегдатаев привлекают двое вошедших. Их раньше здесь не видели, раздаются вопросы: "Кто это?" Поэт В. Шершеневич обращается к вошедшим, говорит: "Знакомьтесь. Здесь все свои". А к товарищам: "Это поэты Сергей Есенин и Николай Клюев". Есенин был в синей поддевке, простой меховой шапке, шея обмотана шарфом, в сапогах. Когда он снял шапку, то копна светлых волос спала на лоб, из-под расстегнутой поддевки виднелась косоворотка с расшитым воротом. Синие глаза светились добротой, задором и удалью. Он сразу привлек к себе внимание»
К годовщине Октября Камерный театр ставил в "Красном петухе" спектакль "Зеленый попугай". В постановке в качестве артистов принимали участие В.Шершеневич и братья Борис и Николай Эрдманы.
Шершеневич вспоминал потом: "Кафе не топилось. Репетировали в шубах при весьма сомнительном свете. Цветных материалов не было. Костюмы были сшиты из серого грубого холста. Отдавать в краску было некогда. Мы надели на себя эти суровые костюмы, и художники (Якулов, кажется, Комарденков и другие) раскрашивали холст прямо на нас. Когда я пришел домой, то выяснил, что тело на боках и животе было тоже с золотыми и красными полосами. Краска прошла насквозь.
Спектакль успеха не имел. Прежде всего потому, что изо рта зрителей и актеров шел пар. Я лично сыграл два раза и слег в жесточайшей простуде".
Вскоре кафе закрылось, это было в 1919 году. Якулов еще оформлял имажинисткое "Стойло Пегаса", но оно ни шло ни в какие сравнения с "Питтореском". В НЭП здание опять стало торговым, а в конце 20-х здесь была контора Центрального промышленного района Табачного синдиката и издательство «Московский рабочий».