"Ноу-хау" в изучении немецкого
На уровне С-1 налегают уже не на грамматику, но на интонации, ассоциации, аллюзии, метафоры... В пенсионном (по-российским меркам) возрасте постичь такие относительные глубины языка Гёте и Шиллера, чессговоря, очень непросто. Вот мы с женой и горазды на всевозможные ухищрения.
Перечитываем сейчас, к примеру, "Триумфальную арку". В оригинале, разумеется.
И запали там на один вкусный эпизод.
- Вот, мсье, - сказал кельнер Равику и налил немного кальвадосу на донышко. Равик взял рюмку и вдохнул аромат напитка. Затем отпил глоток, откинулся на спинку стула и удовлетворенно кивнул. Кельнер ответил кивком и наполнил обе рюмки на треть.
- Попробуй-ка, - сказал Равик Жоан. Она тоже пригубила и поставила рюмку на столик. Кельнер наблюдал за ней. Жоан удивленно посмотрела на Равика.
- Такого кальвадоса я никогда не пила, - сказала она и сделала второй глоток. - Его не пьешь, а словно вдыхаешь...
Перевели. Прониклись. Загорелись. Раскошелились. Впервые в жизни попробовали. Не пожалели.
Мало того, что наш приальпийский парадиз стал казаться еще краше уже после нескольких глотков. Так и проза герра Ремарка теперь воспринимается еще ярче, объемнее, зримее. Лаская душу как "яблочными градусами" из Нормандии, так и мудростью чеканного слога:"Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого?"
Радует заодно и то, что мастер превращения кириллицы в латиницу, которому на днях немецкое издательство переправило наши с sova1509 свежеиспеченные повестушки, испробованную нами сегодня методу из-за инстинкта самосохранения не практикует. А то бы всё печально закончилось. Ведь именно "наш" знаток русского и немецкого, если мы правильно поняли разъяснение местной писательской организациии, в свою пору открыл для Германии Венечку Ерофеева с его пропитанной не только гениальностью, но и алкогольными суррогатами поэмой "Москва - Петушки".
Перечитываем сейчас, к примеру, "Триумфальную арку". В оригинале, разумеется.
И запали там на один вкусный эпизод.
- Вот, мсье, - сказал кельнер Равику и налил немного кальвадосу на донышко. Равик взял рюмку и вдохнул аромат напитка. Затем отпил глоток, откинулся на спинку стула и удовлетворенно кивнул. Кельнер ответил кивком и наполнил обе рюмки на треть.
- Попробуй-ка, - сказал Равик Жоан. Она тоже пригубила и поставила рюмку на столик. Кельнер наблюдал за ней. Жоан удивленно посмотрела на Равика.
- Такого кальвадоса я никогда не пила, - сказала она и сделала второй глоток. - Его не пьешь, а словно вдыхаешь...
Перевели. Прониклись. Загорелись. Раскошелились. Впервые в жизни попробовали. Не пожалели.
Мало того, что наш приальпийский парадиз стал казаться еще краше уже после нескольких глотков. Так и проза герра Ремарка теперь воспринимается еще ярче, объемнее, зримее. Лаская душу как "яблочными градусами" из Нормандии, так и мудростью чеканного слога:"Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого?"
Радует заодно и то, что мастер превращения кириллицы в латиницу, которому на днях немецкое издательство переправило наши с sova1509 свежеиспеченные повестушки, испробованную нами сегодня методу из-за инстинкта самосохранения не практикует. А то бы всё печально закончилось. Ведь именно "наш" знаток русского и немецкого, если мы правильно поняли разъяснение местной писательской организациии, в свою пору открыл для Германии Венечку Ерофеева с его пропитанной не только гениальностью, но и алкогольными суррогатами поэмой "Москва - Петушки".