Начну с двух цитат: первая из статьи В.Бибихина "Понять другого", вторая - из очерка О.Баллы о Витгенштейне.
Приоткрывается захватывающая перспектива: тысячелетнюю историю понимания, то есть всю историю человеческой культуры несет на себе движение смысла, авторскую ответственность за которое не удается приписать ни индивиду, ни коллективу…
В движении понимания смысл не только арифметически приумножается, поселяясь в новых головах, но и…заново утверждает себя как таковой, как именно смысл, перешагивая через барьер непонимания и искажения; воспроизводит себя, обновляется, прикоснувшись к опоре, которая оказывается более широкой, чем неизбежно ограниченный разум индивида или суммы индивидов.
Витгенштейн наверняка был не единственным, зато на редкость ярким объектом такого понимания: ветвящегося, своевольного, избирательного, глуховатого к своему предмету. На его примере мы можем, наконец, осознать, что восприятие этого рода - не только «искажающее» и «уводящее в сторону». Оно ещё и в необходимом порядке вещей. Что плоды любого влияния всегда возникают из двух в некотором смысле равномощных сил: падающего семени и принимающей почвы. Что непонимание в культуре - сколь бы ни было оно трагично, даже мучительно для непонятых - ничуть не менее важно, чем понимание.
Мне эти цитаты важны как довод против сведения смысла к авторскому замыслу, о чем речь шла в моем прежнем посте
http://nebos-avos.livejournal.com/4183.html#comments Получается так, что смысл в тексте (религиозном, художественном, философском) сеется на вырост.
Вот эта метафора навела меня на довод и против другой крайности: смыслов столько, сколько читателей - в том же посте я условно ее называю бахтинской. Что получается, если смысл уподобить растению? Прежде всего вспоминается поговорка "от осины не родятся апельсины". На какую бы почву осиновое семя ни упало, в каких бы условиях его рост ни происходил, какой бы ни получилась конфигурация дерева в его зрелости, дерево это будет осиновым и никаким другим!
Так, может, и смысл текста при всех его историко-культурных приключениях идентифицируется неким "генетическим кодом"?
Что до поэзии, то таковым "кодом" является интонация - не зависящая от того, кто и как стихи воспроизводит вслух. Эту имманентную слышность поэтического текста Гадамер называет идеальным языковым образом (если кому интересно, процитирую). Воспринимает его, правда, не каждый, а тот, кто умеет стихи читать не только глазами и рассудком, но, прежде всего, ушами.
А как насчет текста философского? Быть может, историко-культурный инвариант посеянного там смысла, его, смысла, "генетический код" держится на каком-то аналоге поэтической интонации и оттого распознается неким философским "слухом"?
Что это за аналог - мне самому неясно.