-
Убивал себя медленно, чтобы
не разбилась бутылка портвейна,
спал в постели уютного гроба
с книжкой, чёрт... ну пускай будет Гейне
или Лермонтов, сущность едина -
всё не к месту, не так и не с теми,
как мудак, звонил Бродскому-сыну,
наблюдал церемонию "Грэмми",
не дают за поэзию "Букер",
за поэзию лишь в подворотне
пиздюлей можно выхватить. Муки,
муки адовы утром сегодня,
ковыляя, шататься за пивом,
говорить всем, что я гениальный,
что потомки поймут... Жизни глина
превратилась в асфальт, я асфальтный,
морда, локти и пузо в подтёках,
уебался наверное спьяну,
и тургеневской барышни локон
к моему не коснётся дивану,
к моей грязной и пьяной подушке,
ведь могу же зарезать по пьяни,
убивал себя медленно кружкой
и выдумывал письма Татьяне
не разбилась бутылка портвейна,
спал в постели уютного гроба
с книжкой, чёрт... ну пускай будет Гейне
или Лермонтов, сущность едина -
всё не к месту, не так и не с теми,
как мудак, звонил Бродскому-сыну,
наблюдал церемонию "Грэмми",
не дают за поэзию "Букер",
за поэзию лишь в подворотне
пиздюлей можно выхватить. Муки,
муки адовы утром сегодня,
ковыляя, шататься за пивом,
говорить всем, что я гениальный,
что потомки поймут... Жизни глина
превратилась в асфальт, я асфальтный,
морда, локти и пузо в подтёках,
уебался наверное спьяну,
и тургеневской барышни локон
к моему не коснётся дивану,
к моей грязной и пьяной подушке,
ведь могу же зарезать по пьяни,
убивал себя медленно кружкой
и выдумывал письма Татьяне