Цительманн о мировоззрении Гитлера
В конце прошлого года я узнал, что на русском языке вышла книга Райнера Цительманна «Национал-социализм Гитлера». Работа немолодая - по сути, в основе лежит диссертация автора, написанная еще в середине восьмидесятых - но раньше в поле моего зрения не попадала. Видимо, потому, что последние лет тридцать Цительманн уже не занимается историей, а пишет книжки о том, почему капитализм - это хорошо. Однако его работа о мировоззрении Гитлера переиздается по сей день: я, в частности, смог разжиться англоязычным изданием 2022 года. Буквально через пару недель издательство передало мне русское издание, за что, конечно же, огромное спасибо (но читал я все-таки по ряду причин на английском). Сейчас я закончил чтение и готов поделиться впечатлениями.
Я всегда в таких случаях предупреждаю о том, что глубоким специалистом конкретно по Третьему рейху не являюсь. Книга Цительманна заинтересовала меня в первую очередь как попытка реконструкции мировоззрения политического деятеля. Я сам занимался такой реконструкцией, изучая представления Бисмарка о России, и естественно, что аналогичный опыт коллег мне интересен. Поэтому я не буду пытаться писать полномасштабную рецензию, а поговорю о книге именно как о попытке решения определенной научной задачи. Поэтому будет длинно и немного скучно, хотя я честно старался писать покороче и поживее.
Если же кому просто хочется узнать мое общее мнение о том, стоит ли книгу покупать и читать, скажу сразу: ни уговаривать, ни отговаривать не буду. Работа Цительманна - не «попса», это серьезное и признанное научное исследование, однако к нему есть и довольно серьезные претензии в части а) методологии б) интерпретации выводов. Ничего такого, что переводило бы его в категорию «must read» (где, например, находится книга Старгардта), в нем не содержится, но любителям истории, в основном истории Третьего рейха, почитать будет интересно. В общем, решайте сами на свой страх и риск.
Итак, поехали. Свой отзыв я разделю на три части: методология, выводы и интерпретация этих выводов.
А. Методология
Изучать взгляды и убеждения человека - задача непростая: в голову ему не залезешь, и о мировоззрении мы можем судить в конечном счете по тому, что он нам сообщает сам. Мне могут возразить, что важнее всего поступки человека. Это правда, но любой поступок тоже не говорит сам за себя, а является предметом интерпретации. Кроме того, разница между словами и поступками не столь уж и кардинальна - высказывание тоже есть поступок (speech act). И поэтому обычно взгляды политического деятеля реконструируют на основании его текстов.
И здесь перед исследователем встают сразу три проблемы. Первая заключается в том, что человек далеко не всегда говорит искренне. Как гласит расхожее выражение, язык дан нам для того, чтобы скрывать свои мысли. Именно поэтому мы не можем опираться на какое-то единичное высказывание, а должны брать большой массив текстов и искать в нем мысли, неизменно повторяющиеся в разном контексте и в разной ситуации.
Составить такой массив - вторая проблема. Дело в том, что вокруг любой более или менее значимой исторической фигуры вырастает массив сомнительных цитат. И речь даже не об откровенных апокрифах типа якобы-бисмарковского «Славяне непобедимы». Дело в том, что многие современники крупного политика стремились поведать миру о своих беседах с ним. Эти беседы становятся источниками наиболее ярких, красочных - и одновременно сомнительных цитат. Даже если автор мемуаров, вспоминая о своей беседе с Бисмарком двадцать лет спустя, не имеет намерения чего-то исказить или приукрасить - насколько мы ему можем верить? В точности ли он запомнил слова «железного канцлера»? Понял ли он их смысл? Не исказились ли они со временем в его памяти? Каждый, кто хотя бы поверхностно знаком с современными исследованиями механизмов человеческой памяти, с большой осторожностью подойдет к этим вопросам - и, соответственно, к цитатам из каких-нибудь «Застольных разговоров».
Наконец, третья проблема. Она заключается в том, что исследователь - тоже человек, и у него, как правило, уже на момент начала исследования есть свои представления об изучаемом объекте. Поскольку с помощью тщательного подбора высказываний можно доказать наличие у человека каких угодно взглядов (особенно если корпус текстов достаточно велик), возникает опасность, что исследователь будет неосознанно заниматься так называемым cherry-picking, то есть придавать больший вес тем словам, которые укладываются в его изначальную гипотезу. Избежать этого помогает только тщательно продуманная и формализованная процедура отбора высказываний и проработка всего массива текстов, а не избранных фрагментов.
Как со всем этим обстоят дела у Цительманна?
Существование первой и третьей проблемы он признает. Устранить третью он рассчитывает, обращаясь сразу к большому массиву текстов (безусловно верно, но, на мой взгляд, недостаточно - нужны еще упомянутые строгие процедуры). Любопытнее то, как он поступает с первой. Гитлер, пишет Цительманн, в своих публичных выступлениях обращался к определенной аудитории и учитывал в первую очередь ее нужды, поэтому порой говорил разным людям совершенно разные вещи. Чтобы понять, когда он говорил искренне, нужно искать повторяющиеся высказывания (совершенно правильный подход), а также сравнивать публичные выступления с его частными беседами, известными нам по мемуарам современников. Эти частные беседы Цительманн называет эталоном - и, сам этого не замечая, напрямую врезается в проблему номер два. За эталон берутся высказывания, надежность которых вызывает наибольшие вопросы. И это - достаточно серьезная претензия. Забегая вперед: критики упрекали Цительманна в том, что он использовал цитаты, оказавшиеся позднее фальшивками. Насколько в результате был искажен результат - не берусь судить, для этого нужно самому быть специалистом по мировоззрению Гитлера. По крайней мере, конкретные выводы Цительманна о взглядах Гитлера выглядят достаточно обоснованными.
Еще, конечно, в книге не помешала бы вводная глава с рассказом о том, что такое мировоззрение и взгляды человека, как они формируются, составляют систему, эволюционируют и т.д. Это сразу сделало бы работу еще более интересной и фундаментальной одновременно, тем более что когнитивная психология в первой половине восьмидесятых уже активно развивалась. Но не будем предъявлять к Цительманну слишком высоких требований: уже тот факт, что он задумался о методологии и написал о ней, резко отличает его работу в лучшую сторону от работ большинства коллег.
В. Выводы
Основные тезисы автора - в предельно кратком виде - можно изложить следующим образом:
- Гитлер считал себя революционером. С его точки зрения, революция - это в целом хорошо.
- По мнению Гитлера, старые порядки и элиты свое отжили, нужно не возвращаться в прошлое, а строить новое государство будущего.
- Это государство будущего должно опираться на высокоразвитое индустриальное общество, а не на аграрную утопию. Останавливать технический прогресс невозможно, да и не нужно.
- Рабочие (в широком смысле, включая сельскохозяйственных рабочих) - важная часть общества, об их интересах надо заботиться. Буржуазия эгоистична и труслива. Классовые границы нужно уничтожить. Капитализм и связанный с ним либерализм Гитлер резко критиковал.
- Политика имеет приоритет перед экономикой, свободу рынка нужно ограничивать в интересах государства. Интересы «целого» имеют приоритет перед интересами индивида.
- Гитлер был противником демократии, презирал массы, считая их тупыми и близорукими, отводил решающую роль в истории героическому меньшинству и сильным лидерам.
- Гитлер не относил себя ни к левым, ни к традиционным правым, считая свое мировоззрение альтернативой обоим указанным течениям.
В целом эти выводы, повторюсь, представляются вполне обоснованными. Каждый из них подтвержден большим количеством цитат. Я бы даже сказал, что порой объем цитирования кажется даже излишним в книге, рассчитанной на массового читателя - текст вполне можно было бы сократить раза в полтора без потери смысла. Местами читать в итоге становится просто скучно. Однако проделанная автором работа, безусловно, производит впечатление.
Да, как всегда, при желании есть к чему придраться. Так, к примеру, Цительманн утверждает, что Гитлер стремился не вернуться в прошлое, а строить будущее, проводить модернизацию, но при этом сводит понятие «модернизация» исключительно к техническому прогрессу. Автор не замечает, что в приводимых им же цитатах подчас рисуется весьма позитивный образ докапиталистической эпохи. К сожалению, представления Гитлера о прошлом, об истории остались за рамками исследования.
Порой бросается в глаза противоречие между убеждениями, сформулированными Цительманном, и реальными действиями Гитлера. Последний говорил о своей «равноудаленности» от правых и левых - и в то же время всю дорогу шел на союз с первыми, а в отношении вторых развернул масштабный террор. Не особенно интересовался аграрными утопиями - но практически сразу же после прихода нацистов к власти были приняты законы, этой утопии соответствовавшие («Закон о наследственных дворах»). Резко критиковал любителей архаики в рядах собственной партии - однако почему-то этих любителей (в первую очередь Гиммлера) с течением времени приближал к себе, а выступавших под лозунгом «больше социализма» (Штрассер, Рём) изгонял и уничтожал. Цительман не может полностью игнорировать противоречия и пытается их объяснить, однако делает это в стиле, который англичане описывают метким словосочетанием explain away - как-нибудь убрать с глаз долой.
Разумеется, нельзя сравнивать научное исследование с неким безупречным эталоном. У любой работы есть и сильные, и слабые стороны. В случае с Цительманом сильных сторон значительно больше, для своего времени это весьма новаторское исследование, а выводы по существу сохраняют свою актуальность. И на этом можно было бы остановиться, если бы не интерпретация выводов, находящаяся уже не столько в научной, сколько в политической плоскости.
С. Интерпретация
В последних главах своей книги Цительман подчеркивает, что Гитлера нельзя отнести к консерваторам, он критиковал испанский и итальянский фашизм, в его мировоззрении были очень сильны «левые» элементы - хотя к «левым» его, конечно же, относить нельзя. Еще более четко автор формулирует свою мысль в предисловии к современному изданию, написанном несколько лет назад: «левые социалистические элементы в сознании Гитлера играли большую роль». А далее солидаризуется с точкой зрения Хайека о том, что нацизм и коммунизм - близнецы-братья. Здесь надо оговориться, что сам Цительман, как добросовестный исследователь, подчеркивает ряд принципиальных и фундаментальных различий между двумя идеологиями, но концентрирует свое внимание на том, что кажется ему похожим.
Уровень аргументации Хайека (приведенной автором) я в данном случае подробно комментировать не буду, но не могу не заметить, что на ее фоне доказательства того, что Ленин - гриб, а Земля плоская, смотрятся как вполне солидные научные теории. Однако эта аргументация заставляет нас вспомнить о временах Холодной войны, когда Цительман писал свою диссертацию и когда вопрос о сущности национал-социализма был предельно политизирован. По одну сторону «железного занавеса» утверждали, что нацизм - порождение капитализма, а «бесноватого фюрера» в рейхсканцелярию привели империалисты. Другие отвечали, что слово «социализм» в названии партии далеко не случайно, а виноваты во всем коммунисты, отказавшиеся сотрудничать с социал-демократами против Гитлера. В общем, получалось нечто вроде детской игры «в сифу»: «Это ваш Гитлер» - «Нет, ваш!» После окончания Холодной войны эта игра во всем мире прекратилась, утратив свою актуальность, но продолжилась в России, где замшелый и уже отвергнутый западной академической наукой тезис о «единосущности коммунизма и нацизма» почистили, помыли и пустили в оборот.
Мне эта игра кажется столь же бессмысленной, как и обозначение неких воззрений Гитлера как «левых» или «социалистических». Во-первых, я уже давно считаю простую бинарную оппозицию «правый - левый» совершенно непригодной для сколько-нибудь серьезного разговора о взглядах человека. Она сводит все многообразие позиций к двум вариантам; в результате, например, словом «правый» может быть обозначен как консерватор, мечтающий о сказочной допетровской Руси, так и радикальный либертарианец. Понятно, что между ними различий куда больше, чем общего. В итоге смысл определения «правый» сводится к «не-левый», и наоборот. Это совершенно недопустимая примитивизация. Более того, определения «левый» и «правый» являются ситуативно обусловленными. Человека с одними и теми же взглядами в одной стране причислят к правым, в другой - к левым. Помню, как еще в студенческие годы читал учебник по новейшей истории России (кажется, Согрина), где говорилось, что сталинисты в годы перестройки занимали в системе крайне правые позиции, а после крушения СССР стали крайне левыми. При этом их взгляды и идеи не изменились ни на йоту! Поэтому всерьез пользоваться этими терминами попросту невозможно.
Во-вторых, даже если мы дадим четкое определение «левым» и «правым» в целом, я сильно сомневаюсь в возможности отнести каждое конкретное убеждение (или политическое действие) к одному из этих лагерей. Часто одна и та же частная идея может существовать в рамках совершенно различных, даже противоположных идеологических конструкций. Так, с призывом к отмене процентов по кредитам могут выступать и социалисты, и религиозные фанатики - по совершенно разным причинам. Ответить на вопрос о том, является ли идея «правой» или «левой», становится не легче, чем однозначно определить, чем является спирт - средством дезинфекции или алкогольным напитком? И то, и другое, и много что еще.
В результате фраза «в сознании Гитлера большую роль играли левые элементы» в качестве научного высказывания представляет собой бессодержательный набор слов. Оно обретает смысл только в качестве высказывания политического, что уже серьезно выходит за рамки академической работы. Цительманн прямо декларирует принцип «наука вне политики», но, увы, на этой позиции до конца не удерживается. Что, в общем-то, простительно с учетом контекста написания книги в восьмидесятые, но объективно является серьезным недостатком. Поневоле встает вопрос о том, не были ли автором изначально выбраны именно и только те элементы мировоззрения Гитлера, которые позволяют прийти к подобного рода умозаключениям.
Мы не можем ответить на этот вопрос, поэтому обратимся к другому, не менее интересному. Были ли представления Гитлера действительно столь далеки от «правых», от немецкого консерватизма, как об этом пишет Цительманн? Увы, при пристальном рассмотрении оказывается, что автор книги, хорошо изучив мировоззрение своего объекта, довольно смутно представляет себе общий идейный контекст эпохи. Если мы посмотрим на приведенный выше список убеждений Гитлера (исключив его собственное позиционирование), то увидим, что в них не содержится ничего такого, что отсутствовало бы в идейном багаже германских консерваторов, начиная с середины XIX века. Конечно, консерваторы тоже бывают разные, и я в данном случае говорю не о тех, кто мечтал тупо «вернуть все взад», а о людях неглупых, понимавших, что «старый порядок» потерпел поражение, и чтобы выжить, надо меняться.
Гитлер еще не появился на свет, когда наиболее умные европейские консерваторы осознали, что сидеть на штыках неудобно, и чтобы не сойти со сцены, надо привлекать к себе народ. Ссылки на необходимость покориться Господу и не роптать уже не работали. Требовалось найти новые пути к сердцу простых людей. И такой путь был найден благодаря обращению к (мифической) патриархальной старине, где все жили просто и счастливо, помогали друг другу, богатые и наделенные властью помогали бедным и несли за них ответственность, классовых противоречий не существовало. Такая патриархальная идиллия стала идейной основой социальной политики Бисмарка, которую, кстати, уже в конце XIX века называли «государственным социализмом» (при этом к социал-демократам «железный канцлер» искренне относился как к злейшим врагам и считал «коммунистические утопии» опасным бредом). Важной частью этого комплекса идей была и ненависть к капитализму - ловкие дельцы, писали консерваторы, обирают и угнетают простой народ, который раньше защищали благородные дворяне, порождают раскалывающую общество борьбу классов. Предметом ненависти консерваторов являлся и либерализм, который они считали безнравственной доктриной денежных мешков. Впрочем, тоска по сельской идиллии и идеализация крестьянства не означала отказа от новейших достижений - многие консерваторы, опять же, были людьми неглупыми и понимали, что провернуть обратно фарш промышленной революции не получится, и без современных технологий страна попросту станет жертвой соседей.
В начале ХХ века германская социал-демократия достигла небывалых успехов в борьбе за умы людей. Естественно, любой успешный пример вызывает к жизни подражание. Представители других идейных течений внимательно присматривались к социал-демократам - что из их арсенала можно позаимствовать для успеха на электоральном рынке, какое оружие врага можно обратить против него самого? Идея «окраски» некоторых консервативных идей в социалистические тона была придумана отнюдь не Гитлером; яркий пример - книга Шпенглера «Пруссачество и социализм», в которой автор доказывал, что традиционные прусские добродетели вполне способны вобрать в себя новомодные социалистические идеи. Немецкие консервативные мыслители 1920-х годов пропагандировали не возврат в седую старину (это мало кого могло привлечь), а строительство современного государства на «здоровых» принципах. Делать ставку они предлагали не на пасторальных крестьян, а на «простой народ» в целом, включая городских рабочих (этим же занимаются современные правые популисты). Их идеи получили название «консервативной революции» - опять же, «революционность» Гитлера не представляла собой чего-то из ряда вон выходящего и специфически «левого». Цительман, естественно, тоже не может не отметить тождество многих идей Гитлера с идеями представителей «консервативной революции», но по понятным причинам старается не акцентировать внимание на этом вопросе.
В итоге, если провести линию преемственности между консерваторами XIX века и правыми популистами начала XXI века, то взгляды Гитлера окажутся прямо на ней. Разумеется, свою роль играл и его личный опыт - невысокое происхождение, неудачные попытки добиться успеха в «буржуазном» мире - но принципиально картина от этого не менялась. Ничего специфически «левого» и «социалистического» во взглядах Гитлера не было.
Возвращаясь к книге и завершая обзор - и так получилось весьма многословно - повторю свою мысль: книгу имеет смысл читать для общего развития и при наличии интереса к истории Третьего рейха. Но в категорию «must read» для широкой читательской аудитории я бы ее не включал. В последнее время на русском языке вышли куда более интересные и важные книги по германской истории ХХ века - Старгардт, Йенер, Хаффнер, Дагерман. С них и имеет смысл начать.
Я всегда в таких случаях предупреждаю о том, что глубоким специалистом конкретно по Третьему рейху не являюсь. Книга Цительманна заинтересовала меня в первую очередь как попытка реконструкции мировоззрения политического деятеля. Я сам занимался такой реконструкцией, изучая представления Бисмарка о России, и естественно, что аналогичный опыт коллег мне интересен. Поэтому я не буду пытаться писать полномасштабную рецензию, а поговорю о книге именно как о попытке решения определенной научной задачи. Поэтому будет длинно и немного скучно, хотя я честно старался писать покороче и поживее.
Если же кому просто хочется узнать мое общее мнение о том, стоит ли книгу покупать и читать, скажу сразу: ни уговаривать, ни отговаривать не буду. Работа Цительманна - не «попса», это серьезное и признанное научное исследование, однако к нему есть и довольно серьезные претензии в части а) методологии б) интерпретации выводов. Ничего такого, что переводило бы его в категорию «must read» (где, например, находится книга Старгардта), в нем не содержится, но любителям истории, в основном истории Третьего рейха, почитать будет интересно. В общем, решайте сами на свой страх и риск.
Итак, поехали. Свой отзыв я разделю на три части: методология, выводы и интерпретация этих выводов.
А. Методология
Изучать взгляды и убеждения человека - задача непростая: в голову ему не залезешь, и о мировоззрении мы можем судить в конечном счете по тому, что он нам сообщает сам. Мне могут возразить, что важнее всего поступки человека. Это правда, но любой поступок тоже не говорит сам за себя, а является предметом интерпретации. Кроме того, разница между словами и поступками не столь уж и кардинальна - высказывание тоже есть поступок (speech act). И поэтому обычно взгляды политического деятеля реконструируют на основании его текстов.
И здесь перед исследователем встают сразу три проблемы. Первая заключается в том, что человек далеко не всегда говорит искренне. Как гласит расхожее выражение, язык дан нам для того, чтобы скрывать свои мысли. Именно поэтому мы не можем опираться на какое-то единичное высказывание, а должны брать большой массив текстов и искать в нем мысли, неизменно повторяющиеся в разном контексте и в разной ситуации.
Составить такой массив - вторая проблема. Дело в том, что вокруг любой более или менее значимой исторической фигуры вырастает массив сомнительных цитат. И речь даже не об откровенных апокрифах типа якобы-бисмарковского «Славяне непобедимы». Дело в том, что многие современники крупного политика стремились поведать миру о своих беседах с ним. Эти беседы становятся источниками наиболее ярких, красочных - и одновременно сомнительных цитат. Даже если автор мемуаров, вспоминая о своей беседе с Бисмарком двадцать лет спустя, не имеет намерения чего-то исказить или приукрасить - насколько мы ему можем верить? В точности ли он запомнил слова «железного канцлера»? Понял ли он их смысл? Не исказились ли они со временем в его памяти? Каждый, кто хотя бы поверхностно знаком с современными исследованиями механизмов человеческой памяти, с большой осторожностью подойдет к этим вопросам - и, соответственно, к цитатам из каких-нибудь «Застольных разговоров».
Наконец, третья проблема. Она заключается в том, что исследователь - тоже человек, и у него, как правило, уже на момент начала исследования есть свои представления об изучаемом объекте. Поскольку с помощью тщательного подбора высказываний можно доказать наличие у человека каких угодно взглядов (особенно если корпус текстов достаточно велик), возникает опасность, что исследователь будет неосознанно заниматься так называемым cherry-picking, то есть придавать больший вес тем словам, которые укладываются в его изначальную гипотезу. Избежать этого помогает только тщательно продуманная и формализованная процедура отбора высказываний и проработка всего массива текстов, а не избранных фрагментов.
Как со всем этим обстоят дела у Цительманна?
Существование первой и третьей проблемы он признает. Устранить третью он рассчитывает, обращаясь сразу к большому массиву текстов (безусловно верно, но, на мой взгляд, недостаточно - нужны еще упомянутые строгие процедуры). Любопытнее то, как он поступает с первой. Гитлер, пишет Цительманн, в своих публичных выступлениях обращался к определенной аудитории и учитывал в первую очередь ее нужды, поэтому порой говорил разным людям совершенно разные вещи. Чтобы понять, когда он говорил искренне, нужно искать повторяющиеся высказывания (совершенно правильный подход), а также сравнивать публичные выступления с его частными беседами, известными нам по мемуарам современников. Эти частные беседы Цительманн называет эталоном - и, сам этого не замечая, напрямую врезается в проблему номер два. За эталон берутся высказывания, надежность которых вызывает наибольшие вопросы. И это - достаточно серьезная претензия. Забегая вперед: критики упрекали Цительманна в том, что он использовал цитаты, оказавшиеся позднее фальшивками. Насколько в результате был искажен результат - не берусь судить, для этого нужно самому быть специалистом по мировоззрению Гитлера. По крайней мере, конкретные выводы Цительманна о взглядах Гитлера выглядят достаточно обоснованными.
Еще, конечно, в книге не помешала бы вводная глава с рассказом о том, что такое мировоззрение и взгляды человека, как они формируются, составляют систему, эволюционируют и т.д. Это сразу сделало бы работу еще более интересной и фундаментальной одновременно, тем более что когнитивная психология в первой половине восьмидесятых уже активно развивалась. Но не будем предъявлять к Цительманну слишком высоких требований: уже тот факт, что он задумался о методологии и написал о ней, резко отличает его работу в лучшую сторону от работ большинства коллег.
В. Выводы
Основные тезисы автора - в предельно кратком виде - можно изложить следующим образом:
- Гитлер считал себя революционером. С его точки зрения, революция - это в целом хорошо.
- По мнению Гитлера, старые порядки и элиты свое отжили, нужно не возвращаться в прошлое, а строить новое государство будущего.
- Это государство будущего должно опираться на высокоразвитое индустриальное общество, а не на аграрную утопию. Останавливать технический прогресс невозможно, да и не нужно.
- Рабочие (в широком смысле, включая сельскохозяйственных рабочих) - важная часть общества, об их интересах надо заботиться. Буржуазия эгоистична и труслива. Классовые границы нужно уничтожить. Капитализм и связанный с ним либерализм Гитлер резко критиковал.
- Политика имеет приоритет перед экономикой, свободу рынка нужно ограничивать в интересах государства. Интересы «целого» имеют приоритет перед интересами индивида.
- Гитлер был противником демократии, презирал массы, считая их тупыми и близорукими, отводил решающую роль в истории героическому меньшинству и сильным лидерам.
- Гитлер не относил себя ни к левым, ни к традиционным правым, считая свое мировоззрение альтернативой обоим указанным течениям.
В целом эти выводы, повторюсь, представляются вполне обоснованными. Каждый из них подтвержден большим количеством цитат. Я бы даже сказал, что порой объем цитирования кажется даже излишним в книге, рассчитанной на массового читателя - текст вполне можно было бы сократить раза в полтора без потери смысла. Местами читать в итоге становится просто скучно. Однако проделанная автором работа, безусловно, производит впечатление.
Да, как всегда, при желании есть к чему придраться. Так, к примеру, Цительманн утверждает, что Гитлер стремился не вернуться в прошлое, а строить будущее, проводить модернизацию, но при этом сводит понятие «модернизация» исключительно к техническому прогрессу. Автор не замечает, что в приводимых им же цитатах подчас рисуется весьма позитивный образ докапиталистической эпохи. К сожалению, представления Гитлера о прошлом, об истории остались за рамками исследования.
Порой бросается в глаза противоречие между убеждениями, сформулированными Цительманном, и реальными действиями Гитлера. Последний говорил о своей «равноудаленности» от правых и левых - и в то же время всю дорогу шел на союз с первыми, а в отношении вторых развернул масштабный террор. Не особенно интересовался аграрными утопиями - но практически сразу же после прихода нацистов к власти были приняты законы, этой утопии соответствовавшие («Закон о наследственных дворах»). Резко критиковал любителей архаики в рядах собственной партии - однако почему-то этих любителей (в первую очередь Гиммлера) с течением времени приближал к себе, а выступавших под лозунгом «больше социализма» (Штрассер, Рём) изгонял и уничтожал. Цительман не может полностью игнорировать противоречия и пытается их объяснить, однако делает это в стиле, который англичане описывают метким словосочетанием explain away - как-нибудь убрать с глаз долой.
Разумеется, нельзя сравнивать научное исследование с неким безупречным эталоном. У любой работы есть и сильные, и слабые стороны. В случае с Цительманом сильных сторон значительно больше, для своего времени это весьма новаторское исследование, а выводы по существу сохраняют свою актуальность. И на этом можно было бы остановиться, если бы не интерпретация выводов, находящаяся уже не столько в научной, сколько в политической плоскости.
С. Интерпретация
В последних главах своей книги Цительман подчеркивает, что Гитлера нельзя отнести к консерваторам, он критиковал испанский и итальянский фашизм, в его мировоззрении были очень сильны «левые» элементы - хотя к «левым» его, конечно же, относить нельзя. Еще более четко автор формулирует свою мысль в предисловии к современному изданию, написанном несколько лет назад: «левые социалистические элементы в сознании Гитлера играли большую роль». А далее солидаризуется с точкой зрения Хайека о том, что нацизм и коммунизм - близнецы-братья. Здесь надо оговориться, что сам Цительман, как добросовестный исследователь, подчеркивает ряд принципиальных и фундаментальных различий между двумя идеологиями, но концентрирует свое внимание на том, что кажется ему похожим.
Уровень аргументации Хайека (приведенной автором) я в данном случае подробно комментировать не буду, но не могу не заметить, что на ее фоне доказательства того, что Ленин - гриб, а Земля плоская, смотрятся как вполне солидные научные теории. Однако эта аргументация заставляет нас вспомнить о временах Холодной войны, когда Цительман писал свою диссертацию и когда вопрос о сущности национал-социализма был предельно политизирован. По одну сторону «железного занавеса» утверждали, что нацизм - порождение капитализма, а «бесноватого фюрера» в рейхсканцелярию привели империалисты. Другие отвечали, что слово «социализм» в названии партии далеко не случайно, а виноваты во всем коммунисты, отказавшиеся сотрудничать с социал-демократами против Гитлера. В общем, получалось нечто вроде детской игры «в сифу»: «Это ваш Гитлер» - «Нет, ваш!» После окончания Холодной войны эта игра во всем мире прекратилась, утратив свою актуальность, но продолжилась в России, где замшелый и уже отвергнутый западной академической наукой тезис о «единосущности коммунизма и нацизма» почистили, помыли и пустили в оборот.
Мне эта игра кажется столь же бессмысленной, как и обозначение неких воззрений Гитлера как «левых» или «социалистических». Во-первых, я уже давно считаю простую бинарную оппозицию «правый - левый» совершенно непригодной для сколько-нибудь серьезного разговора о взглядах человека. Она сводит все многообразие позиций к двум вариантам; в результате, например, словом «правый» может быть обозначен как консерватор, мечтающий о сказочной допетровской Руси, так и радикальный либертарианец. Понятно, что между ними различий куда больше, чем общего. В итоге смысл определения «правый» сводится к «не-левый», и наоборот. Это совершенно недопустимая примитивизация. Более того, определения «левый» и «правый» являются ситуативно обусловленными. Человека с одними и теми же взглядами в одной стране причислят к правым, в другой - к левым. Помню, как еще в студенческие годы читал учебник по новейшей истории России (кажется, Согрина), где говорилось, что сталинисты в годы перестройки занимали в системе крайне правые позиции, а после крушения СССР стали крайне левыми. При этом их взгляды и идеи не изменились ни на йоту! Поэтому всерьез пользоваться этими терминами попросту невозможно.
Во-вторых, даже если мы дадим четкое определение «левым» и «правым» в целом, я сильно сомневаюсь в возможности отнести каждое конкретное убеждение (или политическое действие) к одному из этих лагерей. Часто одна и та же частная идея может существовать в рамках совершенно различных, даже противоположных идеологических конструкций. Так, с призывом к отмене процентов по кредитам могут выступать и социалисты, и религиозные фанатики - по совершенно разным причинам. Ответить на вопрос о том, является ли идея «правой» или «левой», становится не легче, чем однозначно определить, чем является спирт - средством дезинфекции или алкогольным напитком? И то, и другое, и много что еще.
В результате фраза «в сознании Гитлера большую роль играли левые элементы» в качестве научного высказывания представляет собой бессодержательный набор слов. Оно обретает смысл только в качестве высказывания политического, что уже серьезно выходит за рамки академической работы. Цительманн прямо декларирует принцип «наука вне политики», но, увы, на этой позиции до конца не удерживается. Что, в общем-то, простительно с учетом контекста написания книги в восьмидесятые, но объективно является серьезным недостатком. Поневоле встает вопрос о том, не были ли автором изначально выбраны именно и только те элементы мировоззрения Гитлера, которые позволяют прийти к подобного рода умозаключениям.
Мы не можем ответить на этот вопрос, поэтому обратимся к другому, не менее интересному. Были ли представления Гитлера действительно столь далеки от «правых», от немецкого консерватизма, как об этом пишет Цительманн? Увы, при пристальном рассмотрении оказывается, что автор книги, хорошо изучив мировоззрение своего объекта, довольно смутно представляет себе общий идейный контекст эпохи. Если мы посмотрим на приведенный выше список убеждений Гитлера (исключив его собственное позиционирование), то увидим, что в них не содержится ничего такого, что отсутствовало бы в идейном багаже германских консерваторов, начиная с середины XIX века. Конечно, консерваторы тоже бывают разные, и я в данном случае говорю не о тех, кто мечтал тупо «вернуть все взад», а о людях неглупых, понимавших, что «старый порядок» потерпел поражение, и чтобы выжить, надо меняться.
Гитлер еще не появился на свет, когда наиболее умные европейские консерваторы осознали, что сидеть на штыках неудобно, и чтобы не сойти со сцены, надо привлекать к себе народ. Ссылки на необходимость покориться Господу и не роптать уже не работали. Требовалось найти новые пути к сердцу простых людей. И такой путь был найден благодаря обращению к (мифической) патриархальной старине, где все жили просто и счастливо, помогали друг другу, богатые и наделенные властью помогали бедным и несли за них ответственность, классовых противоречий не существовало. Такая патриархальная идиллия стала идейной основой социальной политики Бисмарка, которую, кстати, уже в конце XIX века называли «государственным социализмом» (при этом к социал-демократам «железный канцлер» искренне относился как к злейшим врагам и считал «коммунистические утопии» опасным бредом). Важной частью этого комплекса идей была и ненависть к капитализму - ловкие дельцы, писали консерваторы, обирают и угнетают простой народ, который раньше защищали благородные дворяне, порождают раскалывающую общество борьбу классов. Предметом ненависти консерваторов являлся и либерализм, который они считали безнравственной доктриной денежных мешков. Впрочем, тоска по сельской идиллии и идеализация крестьянства не означала отказа от новейших достижений - многие консерваторы, опять же, были людьми неглупыми и понимали, что провернуть обратно фарш промышленной революции не получится, и без современных технологий страна попросту станет жертвой соседей.
В начале ХХ века германская социал-демократия достигла небывалых успехов в борьбе за умы людей. Естественно, любой успешный пример вызывает к жизни подражание. Представители других идейных течений внимательно присматривались к социал-демократам - что из их арсенала можно позаимствовать для успеха на электоральном рынке, какое оружие врага можно обратить против него самого? Идея «окраски» некоторых консервативных идей в социалистические тона была придумана отнюдь не Гитлером; яркий пример - книга Шпенглера «Пруссачество и социализм», в которой автор доказывал, что традиционные прусские добродетели вполне способны вобрать в себя новомодные социалистические идеи. Немецкие консервативные мыслители 1920-х годов пропагандировали не возврат в седую старину (это мало кого могло привлечь), а строительство современного государства на «здоровых» принципах. Делать ставку они предлагали не на пасторальных крестьян, а на «простой народ» в целом, включая городских рабочих (этим же занимаются современные правые популисты). Их идеи получили название «консервативной революции» - опять же, «революционность» Гитлера не представляла собой чего-то из ряда вон выходящего и специфически «левого». Цительман, естественно, тоже не может не отметить тождество многих идей Гитлера с идеями представителей «консервативной революции», но по понятным причинам старается не акцентировать внимание на этом вопросе.
В итоге, если провести линию преемственности между консерваторами XIX века и правыми популистами начала XXI века, то взгляды Гитлера окажутся прямо на ней. Разумеется, свою роль играл и его личный опыт - невысокое происхождение, неудачные попытки добиться успеха в «буржуазном» мире - но принципиально картина от этого не менялась. Ничего специфически «левого» и «социалистического» во взглядах Гитлера не было.
Возвращаясь к книге и завершая обзор - и так получилось весьма многословно - повторю свою мысль: книгу имеет смысл читать для общего развития и при наличии интереса к истории Третьего рейха. Но в категорию «must read» для широкой читательской аудитории я бы ее не включал. В последнее время на русском языке вышли куда более интересные и важные книги по германской истории ХХ века - Старгардт, Йенер, Хаффнер, Дагерман. С них и имеет смысл начать.