Истоки победы.
Полтора года назад мне пришла в голову светлая (или не очень) мысль написать к юбилею Франко-германской войны 1870-71 годов статью о причинах прусских побед в августовской кампании и отправить ее в "Военно-исторический журнал". Во что ее превратили в редакции, Вы можете увидеть, открыв на сайте ВИЖа апрельский номер за этот год. Здесь я публикую оригинальный текст. Сноски в формате поста в ЖЖ не особенно уместны, поэтому их выкидываю.
Франко-германская война 1870-71 гг. относится к числу наиболее важных и интересных вооруженных конфликтов Нового времени. Несмотря на то, что с момента ее окончания прошло уже почти полтора века, ряд связанных с ней вопросов остаются дискуссионными по сегодняшний день. Один из них - причины быстрого и сокрушительного разгрома французской императорской армии в течение первого месяца активных боевых действий.
В ретроспективе этот успех казался многим исследователям вполне естественным и предсказуемым. Прусская армия нередко изображается в исторической литературе в виде «парового катка», который ничто не могло остановить. Современники событий, однако, придерживались накануне войны иного мнения. Французская армия в 1860-е гг. считалась лучшей в Европе, и в Берлине летом 1870 г. готовились к трудной, затяжной кампании. «Условия сейчас другие, тяжелее, чем в 1866 году», - заявил, к примеру, прусский король своим офицерам. Победы немцев в августовских сражениях в немалой степени ошеломили их самих. «Наши беспримерно быстрые и масштабные успехи, сколь бы радостными они ни были, почти пугают меня» - писал в своем дневнике прусской кронпринц после капитуляции французов при Седане.
Дискуссия о причинах «беспримерно быстрых и масштабных успехов» началась еще во время Франко-германской войны. Мнения сразу же разделились. К примеру, крупный отечественный военный теоретик Г.А. Леер писал: «Причина всех неудач французов - не их армия (…), а вся их политическая и военная система, построенная на лжи и разного рода хитросплетениях». Эту же мысль повторял позднее А.А. Строков: «Причину поражения Франции следует искать в первую очередь в ее политической и военной системе». На значимость политических факторов указывают в своей работе и немецкие военные историки Г. Хельмерт и Г. Усцек.
Другие исследователи делали упор в первую очередь на чисто военных аспектах. При этом все в основном соглашались с тем, что успехи германского оружия не были случайными и что объяснить их можно только сочетанием нескольких факторов. Вопрос заключался в том, какой из них следует выдвинуть на первый план.
Так, американский исследователь Т. Дюпюи считает ключевым «козырем» прусской армии его Большой генеральный штаб во главе с генералом Г. фон Мольтке. Той же точки зрения придерживаются немецкий военный историк Э. Каульбах, утверждающий, что «объяснение немецких успехов (…) лежит в области оперативного командования», и А. Бухольц, подчеркивающий уникальный характер Большого генерального штаба. По мнению К.М. Войде, ключевую роль в немецких успехах играло не столько верховное командование, сколько качество офицерского корпуса в целом, в первую очередь самостоятельность и инициатива, которую проявляли командиры всех уровней: «официально, так сказать, признанная немцами и обязательная у них самостоятельность частных начальников на войне». Немецкий историк М. Эпкенганс делает акцент на лучшей подготовленности Северогерманского союза к войне, которое выразилось в значительном численном превосходстве на театре военных действий и заблаговременном стратегическом планировании кампании. На численное превосходство как один из ключевых факторов немецких успехов указывает и К.Б. Виноградов.
Один из крупнейших исследователей Франко-германской войны, М. Говард, подчеркивает фатальные последствия неудач в процессе французской мобилизации и развертывания: «Ни недостатки стратегического планирования, ни некомпетентность французских командиров, ни численная слабость французской армии не дали немцам критического преимущества в начале войны. Это сделал хаос французской мобилизации». «Основным дефектом французской армии» называл систему ее мобилизации и А.А. Свечин. Несколько иначе расставляет акценты Д. Фермер: не отрицая всего вышеперечисленного, он возлагает основную ответственность за поражение на французское руководство, принимавшее в ходе короткой кампании исключительно неудачные решения.
Какой же фактор в действительности сыграл ключевую роль в том, что немцы не просто добились успеха, а одержали полную и убедительную победу? Для начала имеет смысл рассмотреть те аспекты, в которых противники были примерно на равных и которые, следовательно, не сыграли в исходе кампании определяющей роли.
К.Б. Виноградов в одной из своих работ утверждает, что одной из сильных сторон немецкой армии являлось ее военно-техническое превосходство. В действительности говорить о наличии такового не приходится. Достаточно сказать, что основное стрелковое оружие французской армии - винтовка системы Шаспо - по всем параметрам превосходила прусскую «игольчатую» винтовку системы Дрейзе. К примеру, прицельная дальность стрельбы Шаспо составляла 1200 метров, прусской «игольчатой» винтовки - 600 метров. Столь же убедительными были преимущества французской системы в точности и скорострельности. У винтовок Шаспо имелись, безусловно, свои недостатки, однако их превосходство над винтовками Дрейзе было очевидно обеим сторонам; не случайно впоследствии пруссаки перевооружили часть своих солдат трофейными французскими ружьями. В области артиллерии картина была противоположной: находившиеся на вооружении немецких батарей стальные казнозарядные орудия системы Круппа превосходили бронзовые дульнозарядные французские пушки как по дальности, так и по точности стрельбы. К тому же контактные взрыватели немецких снарядов оказались в реальных боевых условиях более эффективными, чем дистанционные взрыватели французских боеприпасов. Проблема, однако, заключалась в том, что в августе 1870 г. немцы еще не научились в полной мере использовать свое артиллерийское превосходство. Прусская пехота часто атаковала противника, не дожидаясь артиллерийской поддержки. Первым сражением, в котором немецкая артиллерия смогла действительно реализовать свой потенциал, считается Седанская операция, завершившая первую фазу Франко-германской войны.
Не было существенной разницы и в боевых качествах рядового и унтер-офицерского состава обеих сторон. Армии германских государств комплектовались на основе всеобщей воинской обязанности с относительно коротким (2-3 года) сроком службы. В особенности прусская армия отличалась высоким уровнем дисциплины, боевого духа и тактической подготовки солдат. Однако армия Второй империи не случайно долгие годы считалась лучшей в Европе. Благодаря длительному сроку службы ее солдаты были профессионалами с высоким уровнем подготовки. Довольно распространенным упреком в адрес французских солдат была их невысокая дисциплина. Однако, как справедливо отмечает американский военный историк Д. Шоуолтер, демонстративно пренебрежительное отношение к военной бюрократии и уставным условностям являлось «визитной карточкой» элитных спецподразделений и в ХХ в., поэтому «вольности», которые позволяли себе французские солдаты в мирное время или на марше, не являлись признаком их низких боевых качеств.
Действительно, анализируя августовскую кампанию 1870 г., мы практически не встретим примеров низкой стойкости или массовой паники у французских солдат. Занимаемые французами позиции неизменно оказывались для их противников крепким орешком, и взять их удавалось только ценой больших потерь. К примеру, в сражении при Гравелоте - Сен-Прива 18 августа прусская пехота практически в течение целого дня атаковала левый фланг французской армии и так и не смогла добиться значимого успеха. Потери немцев, как правило, превосходили французские. Количество пленных, захваченных в ходе боев, вплоть до Седанского сражения также оказывалось сравнительно небольшим. Временное падение дисциплины и боевого духа наблюдалось только после поражений, однако отступление, как правило, осуществлялось в достаточно хорошем порядке, французские подразделения не утрачивали своей боеспособности.
Несколько иначе обстояло дело с офицерами. Как уже говорилось выше, именно разницу в ментальности французского и прусского офицерского корпуса ряд авторов считает ключевой причиной немецких побед. Почти две трети французских офицеров были выходцами из нижних чинов, их уровень образования оставлял желать лучшего, а продвижение по службе обычно происходило крайне медленно. Оставшуюся треть образовывали выпускники военных училищ - к этой категории относилось подавляющее большинство французского генералитета. В прусской армии офицерский корпус состоял из представителей обеспеченных и образованных слоев общества; для вступления в его ряды нужно было сдать специальный экзамен. Важными составными частями менталитета прусской военной элиты были безусловное чувство долга, наступательный дух и самостоятельность. Более того, в прусской армии поощрялось интеллектуальное развитие офицеров, обучение в Военной академии играло важную роль в продвижении по карьерной лестнице.
Тем не менее, разницу между прусскими и французскими офицерами не следует преувеличивать. Младший и средний командный состав французской армии вполне отвечал предъявляемым к нему требованиям. Многие офицеры имели за плечами опыт нескольких кампаний. Это касалось и французских генералов, однако на данном уровне весьма негативно сказывался недостаток инициативы и самостоятельности, тех самых качеств, которые были характерны для прусских командиров. Как писал К.М. Войде, «разумному, смелому, хотя впрочем подчас едва ли не заносчивому почину частных немецких начальников французы как в общем, так и в частности умели противопоставить только рутинную пассивность, всегда выжидавшую толчка извне».
Впрочем, здесь нам также следует избегать слишком поспешных суждений. Пассивность французских генералов, действительно, во многих случаях заставляла их упускать шанс нанести противнику серьезный ущерб. Так, маршал Базен в сражениях 16 и 18 августа ограничился чисто оборонительной тактикой, даже не пытаясь перейти в контрнаступление, когда обстановка этому благоприятствовала. То, что это не было проблемой одного только Базена (как утверждали многие во Франции после войны), показывают, к примеру, действия командира 4-го корпуса генерала Ладмиро в сражении при Марс-ла-Туре 16 августа. Имея прекрасную возможность разгромить левое крыло немцев и тем самым решить судьбу сражения, Ладмиро, располагавший превосходящими силами, пассивно ожидал сосредоточения всех своих подразделений, а затем и вовсе отказался от атаки.
Однако активность и инициатива немецких офицеров имела свою оборотную сторону. Их самостоятельные действия нередко ломали планы германского верховного командования и ставили их же собственные подразделения в опасное положение. Наиболее характерным примером являлся командующий 1-й армией генерал Штейнмец, уже в самом начале наступательной операции в первых числах августа отклонившийся от предписанного ему маршрута, создавший помеху движению 2-й армии и атаковавший сильную французскую позицию фронтально вместо того, чтобы обойти ее с фланга. Трения между главной квартирой и штабами соединений возникали и во многих других случаях. В итоге согласованность действий немецких командных инстанций оставляла желать лучшего, что порой приводило к возникновению весьма опасных ситуаций. «Шестнадцать немецких корпусов вторглись во Францию, десять настигли неприятельскую армию и заставили ее остановиться, семь могут атаковать в первой линии, два будут вести решительный бой… Если бы хоть эти два корпуса действовали единодушно!» - саркастически писал впоследствии А. фон Шлиффен о сражении при Марс-ла-Туре.
Здесь мы подходим к следующему фактору, которому часто приписывают решающее значение: наличию у немцев органа стратегического планирования и руководства кампанией - Большого генерального штаба. Более того, некоторые исследователи считают, что именно и в первую очередь благодаря гению Мольтке Франко-германская война была выиграна в короткие сроки. У образа «гениального и непогрешимого» Мольтке есть и свои критики - к примеру, американский историк-ревизионист Т. Зубер. Однако, вне зависимости от того, как высоко мы оцениваем полководческий талант «великого молчальника», необходимо принять во внимание два важных обстоятельства.
Во-первых, в силу уже упомянутых выше проблем возможность Мольтке влиять на ход кампании была ограниченной. Несмотря на то, что он являлся фактическим главнокомандующим германской армией, эффективность его действий снижал ряд факторов. Из-за несовершенства средств связи он часто не мог получать оперативную информацию о развитии ситуации и, соответственно, реагировать на нее; приказы из главной квартиры часто безнадежно запаздывали. Уже упомянутая самодеятельность прусских генералов нередко спутывала Мольтке все карты. Иногда ему, вопреки собственным принципам, приходилось отдавать приказы командирам корпусов напрямую, через головы командующих армиями. В итоге далеко не всегда шеф Большого генерального штаба контролировал ситуацию на театре военных действий. Это, безусловно, не отменяет его заслуг, однако заставляет весьма критически относиться к попыткам представить Мольтке единственным автором немецкой победы.
Во-вторых, мы должны констатировать, что во французской армии не было структуры, которая по своим задачам и функциям соответствовала бы прусскому Большому генеральному штабу. Французский генштаб, сохранивший от времен Людовика XIV архаичное именование «Депо военного министерства», занимался сбором информации о противнике и заготавливал карты района военных действий. В то время как в Берлине составляли различные планы войны против Франции и тщательно готовили мобилизацию и развертывание, в Париже военному планированию уделяли явно недостаточное внимание. В итоге сложилась ситуация, позволившая некоторым исследователям впоследствии утверждать, что у французов в принципе не было плана операций. Это не соответствует действительности; проблема заключалась в том, что в Париже одновременно существовали два плана кампании: оборонительный и наступательный. В итоге в августе 1870 г., как это часто бывает в таких случаях, не был реализован ни один из них; французская армия практически сразу же передала в руки немцам стратегическую инициативу.
Как современники событий, так и историки были согласны в том, что наилучшим способом действий для французов было бы упредить прусскую армию в развертывании, нанеся быстрый удар противнику сразу же после начала войны. Сделать этого не получилось во многом из-за проблем с мобилизацией и развертыванием французских сил. Как уже говорилось выше, ряд исследователей придает именно этому фактору решающее значение. «В скорости снабжения и развертывания французская армия также уступала прусской, и эта слабость оказалась невосполнимой» - писал У. Мак-Нил. «Мобилизация армии протекала крайне беспорядочно, - говорят о том же отечественные исследователи. - Положение крайне осложнялось беспорядком, царившим на железных дорогах. Благоприятный момент для наступления был, таким образом, упущен».
Действительно, хаос французской мобилизации и развертывания часто описывают в очень ярких красках. Из книги в книгу кочует телеграмма французского генерала, отправленная из Бельфора в военное министерство 21 июля: «Не могу найти свою бригаду. Не могу найти командира дивизии. Что мне делать? Я не знаю, где мои полки». Только в последнее время эта точка зрения была несколько скорректирована: дисциплина и опыт старых солдат, а также изрядная доля импровизации часто помогали исправить сложную ситуацию, а французские железные дороги в целом неплохо справились со своей задачей. Тем не менее, серьезное различие между процессами, происходившими во второй половине июля к востоку и к западу от франко-прусской границы, действительно существовало, и это различие объяснялось наличием тщательной заблаговременной подготовки мобилизации и развертывания с одной стороны и отсутствием таковой с другой. И здесь, безусловно, была огромная заслуга прусского Большого генерального штаба. В то же время к моменту, когда немецкие армии перешли в наступление, французы в целом завершили развертывание и были готовы встретить удар во всеоружии.
Ключевое значение для быстрых успехов Пруссии и ее немецких союзников имели, на наш взгляд, два фактора. Первым из них являлось элементарное численное превосходство. В рядах французской армии после завершения мобилизации должно было, по предвоенным расчетам, находиться около полумиллиона солдат и офицеров. В реальности численность французских войск на театре военных действий в августе 1870 г. составляла около 300 тысяч человек. Это соответствовало численности армии Северогерманского союза в мирное время; с учетом южногерманских контингентов общая численность немецких вооруженных сил после мобилизации должна была составить более миллиона человек. В реальности французскую границу в августе 1870 г. пересекло около полумиллиона немецких солдат и офицеров . Сказалась принципиальная разница в системах комплектования двух армий: несмотря на военную реформу конца 1860-х гг., во Франции так и не был окончательно воплощен в жизнь принцип всеобщей воинской обязанности. Французская армия оставалась «войском профессионалов», у которого практически не имелось обученных резервов.
Какое влияние это оказало на ход августовской кампании? Общее численное превосходство давало немцам возможность осуществлять достаточно смелые операции, рассредоточивая свои силы и все равно добиваясь перевеса в каждом конкретном сражении. Только при Марс-ла-Туре 16 августа прусские силы значительно уступали французским в численном отношении; в остальных случаях превосходство практически всегда было на стороне пруссаков. Зачастую, как при Шпихерне и Вёрте 6 августа, именно сосредоточение превосходящих сил на поле боя позволяло немцам охватить вражеские позиции и тем самым вынудить противника к отступлению. Численное превосходство позволяло выдерживать и высокий уровень потерь. Так, в сражении при Гравелоте - Сен-Прива 18 августа немецкие потери составили более 20 тысяч человек против менее 13 тысяч у французов.
Выгодного для себя соотношения потерь немецкой армии удалось добиться только при Седане.
Однако и сама Седанская операция стала возможной только благодаря общему численному превосходству немцев. Оттеснив Рейнскую армию Базена в Мец, германское командование вынуждено было оставить для блокады города почти 200-тысячную группировку. Еще одна, хотя и значительно меньшая, группировка действовала в это время в Эльзасе, осаждая Страсбург. И при этом германскому командованию удалось обеспечить двойное численное превосходство над армией Мак-Магона, позволившее окружить и уничтожить ее при Седане.
Впрочем, одного только численного превосходства было бы недостаточно для этого успеха. В последних числах августа Мак-Магон буквально сам загнал себя в ловушку. Это было одной из наиболее характерных черт августовской кампании - исключительно низкое качество решений, принимавшихся ключевыми фигурами в руководстве французской армии. Достаточно упомянуть чехарду командных инстанций в первой половине месяца (Наполеон III то лично становился главнокомандующим, то передавал полномочия маршалу Базену), пассивность и нерешительность командования Рейнской армии в критические моменты Мецской операции 14-18 августа, наконец, постоянные колебания маршала Мак-Магона и его движение на выручку Базена, оказавшееся роковым для его армии и Второй империи в целом.
Главная причина этой цепочки неудачных решений как стратегического, так и оперативного уровня находилась не в военной, а в политической сфере. Положение Наполеона III было неустойчивым; серьезная неудача могла привести к революции в Париже и стоить ему трона. Именно это и стало вторым ключевым фактором, определившим судьбу французской армии. С самого начала политические соображения оказывали огромное влияние на решения французского командования. И Наполеон III, и Базен, и Мак-Магон вынуждены были делать каждый свой шаг с оглядкой на общественное мнение. Их противник мог действовать куда более свободно. Прусский король имел не только и не столько лучшую армию, сколько гораздо более прочный тыл, нежели французский император. Перед Вильгельмом I не стоял вопрос сохранения династии, у него не было необходимости сообразовывать движение своих армий с требованиями общественного мнения. И армия, и население были психологически готовы к возможным поражениям. И это стало одним из ключевых преимуществ, позволивших немцам привести августовскую кампанию к быстрому и успешному финалу.
Подводя итог, необходимо отметить, что исход войны между армиями германских государств и Второй империи объясняется множеством факторов. Среди них - и неупорядоченная система руководства армией, отсутствие сколько-нибудь внятной стратегии, оборонительный менталитет и фатальная безынициативность французского генералитета, и проблемы с мобилизацией и развертыванием французских войск в начале войны, и значительное численное превосходство германских армий, и нестабильная внутриполитическая обстановка во Франции. Нужно отметить, что, во-первых, значительная часть этих факторов находится целиком или частично за пределами собственно военной сферы; во-вторых, речь в большинстве случаев идет не столько о достоинствах немцев, сколько о недостатках французов. У германской армии было более чем достаточно своих проблем; нет никаких оснований изображать ее «паровым катком», идеальной военной машиной. Как писал в своих мемуарах американский генерал Шеридан, присутствовавший в качестве наблюдателя на театре военных действий, успехи немцев «во многом состоялись благодаря промахам французов, чьи глупые ошибки значительно сократили войну; впрочем, даже если бы она продолжилась дальше, итог, на мой взгляд, был бы тем же самым».
Франко-германская война 1870-71 гг. относится к числу наиболее важных и интересных вооруженных конфликтов Нового времени. Несмотря на то, что с момента ее окончания прошло уже почти полтора века, ряд связанных с ней вопросов остаются дискуссионными по сегодняшний день. Один из них - причины быстрого и сокрушительного разгрома французской императорской армии в течение первого месяца активных боевых действий.
В ретроспективе этот успех казался многим исследователям вполне естественным и предсказуемым. Прусская армия нередко изображается в исторической литературе в виде «парового катка», который ничто не могло остановить. Современники событий, однако, придерживались накануне войны иного мнения. Французская армия в 1860-е гг. считалась лучшей в Европе, и в Берлине летом 1870 г. готовились к трудной, затяжной кампании. «Условия сейчас другие, тяжелее, чем в 1866 году», - заявил, к примеру, прусский король своим офицерам. Победы немцев в августовских сражениях в немалой степени ошеломили их самих. «Наши беспримерно быстрые и масштабные успехи, сколь бы радостными они ни были, почти пугают меня» - писал в своем дневнике прусской кронпринц после капитуляции французов при Седане.
Дискуссия о причинах «беспримерно быстрых и масштабных успехов» началась еще во время Франко-германской войны. Мнения сразу же разделились. К примеру, крупный отечественный военный теоретик Г.А. Леер писал: «Причина всех неудач французов - не их армия (…), а вся их политическая и военная система, построенная на лжи и разного рода хитросплетениях». Эту же мысль повторял позднее А.А. Строков: «Причину поражения Франции следует искать в первую очередь в ее политической и военной системе». На значимость политических факторов указывают в своей работе и немецкие военные историки Г. Хельмерт и Г. Усцек.
Другие исследователи делали упор в первую очередь на чисто военных аспектах. При этом все в основном соглашались с тем, что успехи германского оружия не были случайными и что объяснить их можно только сочетанием нескольких факторов. Вопрос заключался в том, какой из них следует выдвинуть на первый план.
Так, американский исследователь Т. Дюпюи считает ключевым «козырем» прусской армии его Большой генеральный штаб во главе с генералом Г. фон Мольтке. Той же точки зрения придерживаются немецкий военный историк Э. Каульбах, утверждающий, что «объяснение немецких успехов (…) лежит в области оперативного командования», и А. Бухольц, подчеркивающий уникальный характер Большого генерального штаба. По мнению К.М. Войде, ключевую роль в немецких успехах играло не столько верховное командование, сколько качество офицерского корпуса в целом, в первую очередь самостоятельность и инициатива, которую проявляли командиры всех уровней: «официально, так сказать, признанная немцами и обязательная у них самостоятельность частных начальников на войне». Немецкий историк М. Эпкенганс делает акцент на лучшей подготовленности Северогерманского союза к войне, которое выразилось в значительном численном превосходстве на театре военных действий и заблаговременном стратегическом планировании кампании. На численное превосходство как один из ключевых факторов немецких успехов указывает и К.Б. Виноградов.
Один из крупнейших исследователей Франко-германской войны, М. Говард, подчеркивает фатальные последствия неудач в процессе французской мобилизации и развертывания: «Ни недостатки стратегического планирования, ни некомпетентность французских командиров, ни численная слабость французской армии не дали немцам критического преимущества в начале войны. Это сделал хаос французской мобилизации». «Основным дефектом французской армии» называл систему ее мобилизации и А.А. Свечин. Несколько иначе расставляет акценты Д. Фермер: не отрицая всего вышеперечисленного, он возлагает основную ответственность за поражение на французское руководство, принимавшее в ходе короткой кампании исключительно неудачные решения.
Какой же фактор в действительности сыграл ключевую роль в том, что немцы не просто добились успеха, а одержали полную и убедительную победу? Для начала имеет смысл рассмотреть те аспекты, в которых противники были примерно на равных и которые, следовательно, не сыграли в исходе кампании определяющей роли.
К.Б. Виноградов в одной из своих работ утверждает, что одной из сильных сторон немецкой армии являлось ее военно-техническое превосходство. В действительности говорить о наличии такового не приходится. Достаточно сказать, что основное стрелковое оружие французской армии - винтовка системы Шаспо - по всем параметрам превосходила прусскую «игольчатую» винтовку системы Дрейзе. К примеру, прицельная дальность стрельбы Шаспо составляла 1200 метров, прусской «игольчатой» винтовки - 600 метров. Столь же убедительными были преимущества французской системы в точности и скорострельности. У винтовок Шаспо имелись, безусловно, свои недостатки, однако их превосходство над винтовками Дрейзе было очевидно обеим сторонам; не случайно впоследствии пруссаки перевооружили часть своих солдат трофейными французскими ружьями. В области артиллерии картина была противоположной: находившиеся на вооружении немецких батарей стальные казнозарядные орудия системы Круппа превосходили бронзовые дульнозарядные французские пушки как по дальности, так и по точности стрельбы. К тому же контактные взрыватели немецких снарядов оказались в реальных боевых условиях более эффективными, чем дистанционные взрыватели французских боеприпасов. Проблема, однако, заключалась в том, что в августе 1870 г. немцы еще не научились в полной мере использовать свое артиллерийское превосходство. Прусская пехота часто атаковала противника, не дожидаясь артиллерийской поддержки. Первым сражением, в котором немецкая артиллерия смогла действительно реализовать свой потенциал, считается Седанская операция, завершившая первую фазу Франко-германской войны.
Не было существенной разницы и в боевых качествах рядового и унтер-офицерского состава обеих сторон. Армии германских государств комплектовались на основе всеобщей воинской обязанности с относительно коротким (2-3 года) сроком службы. В особенности прусская армия отличалась высоким уровнем дисциплины, боевого духа и тактической подготовки солдат. Однако армия Второй империи не случайно долгие годы считалась лучшей в Европе. Благодаря длительному сроку службы ее солдаты были профессионалами с высоким уровнем подготовки. Довольно распространенным упреком в адрес французских солдат была их невысокая дисциплина. Однако, как справедливо отмечает американский военный историк Д. Шоуолтер, демонстративно пренебрежительное отношение к военной бюрократии и уставным условностям являлось «визитной карточкой» элитных спецподразделений и в ХХ в., поэтому «вольности», которые позволяли себе французские солдаты в мирное время или на марше, не являлись признаком их низких боевых качеств.
Действительно, анализируя августовскую кампанию 1870 г., мы практически не встретим примеров низкой стойкости или массовой паники у французских солдат. Занимаемые французами позиции неизменно оказывались для их противников крепким орешком, и взять их удавалось только ценой больших потерь. К примеру, в сражении при Гравелоте - Сен-Прива 18 августа прусская пехота практически в течение целого дня атаковала левый фланг французской армии и так и не смогла добиться значимого успеха. Потери немцев, как правило, превосходили французские. Количество пленных, захваченных в ходе боев, вплоть до Седанского сражения также оказывалось сравнительно небольшим. Временное падение дисциплины и боевого духа наблюдалось только после поражений, однако отступление, как правило, осуществлялось в достаточно хорошем порядке, французские подразделения не утрачивали своей боеспособности.
Несколько иначе обстояло дело с офицерами. Как уже говорилось выше, именно разницу в ментальности французского и прусского офицерского корпуса ряд авторов считает ключевой причиной немецких побед. Почти две трети французских офицеров были выходцами из нижних чинов, их уровень образования оставлял желать лучшего, а продвижение по службе обычно происходило крайне медленно. Оставшуюся треть образовывали выпускники военных училищ - к этой категории относилось подавляющее большинство французского генералитета. В прусской армии офицерский корпус состоял из представителей обеспеченных и образованных слоев общества; для вступления в его ряды нужно было сдать специальный экзамен. Важными составными частями менталитета прусской военной элиты были безусловное чувство долга, наступательный дух и самостоятельность. Более того, в прусской армии поощрялось интеллектуальное развитие офицеров, обучение в Военной академии играло важную роль в продвижении по карьерной лестнице.
Тем не менее, разницу между прусскими и французскими офицерами не следует преувеличивать. Младший и средний командный состав французской армии вполне отвечал предъявляемым к нему требованиям. Многие офицеры имели за плечами опыт нескольких кампаний. Это касалось и французских генералов, однако на данном уровне весьма негативно сказывался недостаток инициативы и самостоятельности, тех самых качеств, которые были характерны для прусских командиров. Как писал К.М. Войде, «разумному, смелому, хотя впрочем подчас едва ли не заносчивому почину частных немецких начальников французы как в общем, так и в частности умели противопоставить только рутинную пассивность, всегда выжидавшую толчка извне».
Впрочем, здесь нам также следует избегать слишком поспешных суждений. Пассивность французских генералов, действительно, во многих случаях заставляла их упускать шанс нанести противнику серьезный ущерб. Так, маршал Базен в сражениях 16 и 18 августа ограничился чисто оборонительной тактикой, даже не пытаясь перейти в контрнаступление, когда обстановка этому благоприятствовала. То, что это не было проблемой одного только Базена (как утверждали многие во Франции после войны), показывают, к примеру, действия командира 4-го корпуса генерала Ладмиро в сражении при Марс-ла-Туре 16 августа. Имея прекрасную возможность разгромить левое крыло немцев и тем самым решить судьбу сражения, Ладмиро, располагавший превосходящими силами, пассивно ожидал сосредоточения всех своих подразделений, а затем и вовсе отказался от атаки.
Однако активность и инициатива немецких офицеров имела свою оборотную сторону. Их самостоятельные действия нередко ломали планы германского верховного командования и ставили их же собственные подразделения в опасное положение. Наиболее характерным примером являлся командующий 1-й армией генерал Штейнмец, уже в самом начале наступательной операции в первых числах августа отклонившийся от предписанного ему маршрута, создавший помеху движению 2-й армии и атаковавший сильную французскую позицию фронтально вместо того, чтобы обойти ее с фланга. Трения между главной квартирой и штабами соединений возникали и во многих других случаях. В итоге согласованность действий немецких командных инстанций оставляла желать лучшего, что порой приводило к возникновению весьма опасных ситуаций. «Шестнадцать немецких корпусов вторглись во Францию, десять настигли неприятельскую армию и заставили ее остановиться, семь могут атаковать в первой линии, два будут вести решительный бой… Если бы хоть эти два корпуса действовали единодушно!» - саркастически писал впоследствии А. фон Шлиффен о сражении при Марс-ла-Туре.
Здесь мы подходим к следующему фактору, которому часто приписывают решающее значение: наличию у немцев органа стратегического планирования и руководства кампанией - Большого генерального штаба. Более того, некоторые исследователи считают, что именно и в первую очередь благодаря гению Мольтке Франко-германская война была выиграна в короткие сроки. У образа «гениального и непогрешимого» Мольтке есть и свои критики - к примеру, американский историк-ревизионист Т. Зубер. Однако, вне зависимости от того, как высоко мы оцениваем полководческий талант «великого молчальника», необходимо принять во внимание два важных обстоятельства.
Во-первых, в силу уже упомянутых выше проблем возможность Мольтке влиять на ход кампании была ограниченной. Несмотря на то, что он являлся фактическим главнокомандующим германской армией, эффективность его действий снижал ряд факторов. Из-за несовершенства средств связи он часто не мог получать оперативную информацию о развитии ситуации и, соответственно, реагировать на нее; приказы из главной квартиры часто безнадежно запаздывали. Уже упомянутая самодеятельность прусских генералов нередко спутывала Мольтке все карты. Иногда ему, вопреки собственным принципам, приходилось отдавать приказы командирам корпусов напрямую, через головы командующих армиями. В итоге далеко не всегда шеф Большого генерального штаба контролировал ситуацию на театре военных действий. Это, безусловно, не отменяет его заслуг, однако заставляет весьма критически относиться к попыткам представить Мольтке единственным автором немецкой победы.
Во-вторых, мы должны констатировать, что во французской армии не было структуры, которая по своим задачам и функциям соответствовала бы прусскому Большому генеральному штабу. Французский генштаб, сохранивший от времен Людовика XIV архаичное именование «Депо военного министерства», занимался сбором информации о противнике и заготавливал карты района военных действий. В то время как в Берлине составляли различные планы войны против Франции и тщательно готовили мобилизацию и развертывание, в Париже военному планированию уделяли явно недостаточное внимание. В итоге сложилась ситуация, позволившая некоторым исследователям впоследствии утверждать, что у французов в принципе не было плана операций. Это не соответствует действительности; проблема заключалась в том, что в Париже одновременно существовали два плана кампании: оборонительный и наступательный. В итоге в августе 1870 г., как это часто бывает в таких случаях, не был реализован ни один из них; французская армия практически сразу же передала в руки немцам стратегическую инициативу.
Как современники событий, так и историки были согласны в том, что наилучшим способом действий для французов было бы упредить прусскую армию в развертывании, нанеся быстрый удар противнику сразу же после начала войны. Сделать этого не получилось во многом из-за проблем с мобилизацией и развертыванием французских сил. Как уже говорилось выше, ряд исследователей придает именно этому фактору решающее значение. «В скорости снабжения и развертывания французская армия также уступала прусской, и эта слабость оказалась невосполнимой» - писал У. Мак-Нил. «Мобилизация армии протекала крайне беспорядочно, - говорят о том же отечественные исследователи. - Положение крайне осложнялось беспорядком, царившим на железных дорогах. Благоприятный момент для наступления был, таким образом, упущен».
Действительно, хаос французской мобилизации и развертывания часто описывают в очень ярких красках. Из книги в книгу кочует телеграмма французского генерала, отправленная из Бельфора в военное министерство 21 июля: «Не могу найти свою бригаду. Не могу найти командира дивизии. Что мне делать? Я не знаю, где мои полки». Только в последнее время эта точка зрения была несколько скорректирована: дисциплина и опыт старых солдат, а также изрядная доля импровизации часто помогали исправить сложную ситуацию, а французские железные дороги в целом неплохо справились со своей задачей. Тем не менее, серьезное различие между процессами, происходившими во второй половине июля к востоку и к западу от франко-прусской границы, действительно существовало, и это различие объяснялось наличием тщательной заблаговременной подготовки мобилизации и развертывания с одной стороны и отсутствием таковой с другой. И здесь, безусловно, была огромная заслуга прусского Большого генерального штаба. В то же время к моменту, когда немецкие армии перешли в наступление, французы в целом завершили развертывание и были готовы встретить удар во всеоружии.
Ключевое значение для быстрых успехов Пруссии и ее немецких союзников имели, на наш взгляд, два фактора. Первым из них являлось элементарное численное превосходство. В рядах французской армии после завершения мобилизации должно было, по предвоенным расчетам, находиться около полумиллиона солдат и офицеров. В реальности численность французских войск на театре военных действий в августе 1870 г. составляла около 300 тысяч человек. Это соответствовало численности армии Северогерманского союза в мирное время; с учетом южногерманских контингентов общая численность немецких вооруженных сил после мобилизации должна была составить более миллиона человек. В реальности французскую границу в августе 1870 г. пересекло около полумиллиона немецких солдат и офицеров . Сказалась принципиальная разница в системах комплектования двух армий: несмотря на военную реформу конца 1860-х гг., во Франции так и не был окончательно воплощен в жизнь принцип всеобщей воинской обязанности. Французская армия оставалась «войском профессионалов», у которого практически не имелось обученных резервов.
Какое влияние это оказало на ход августовской кампании? Общее численное превосходство давало немцам возможность осуществлять достаточно смелые операции, рассредоточивая свои силы и все равно добиваясь перевеса в каждом конкретном сражении. Только при Марс-ла-Туре 16 августа прусские силы значительно уступали французским в численном отношении; в остальных случаях превосходство практически всегда было на стороне пруссаков. Зачастую, как при Шпихерне и Вёрте 6 августа, именно сосредоточение превосходящих сил на поле боя позволяло немцам охватить вражеские позиции и тем самым вынудить противника к отступлению. Численное превосходство позволяло выдерживать и высокий уровень потерь. Так, в сражении при Гравелоте - Сен-Прива 18 августа немецкие потери составили более 20 тысяч человек против менее 13 тысяч у французов.
Выгодного для себя соотношения потерь немецкой армии удалось добиться только при Седане.
Однако и сама Седанская операция стала возможной только благодаря общему численному превосходству немцев. Оттеснив Рейнскую армию Базена в Мец, германское командование вынуждено было оставить для блокады города почти 200-тысячную группировку. Еще одна, хотя и значительно меньшая, группировка действовала в это время в Эльзасе, осаждая Страсбург. И при этом германскому командованию удалось обеспечить двойное численное превосходство над армией Мак-Магона, позволившее окружить и уничтожить ее при Седане.
Впрочем, одного только численного превосходства было бы недостаточно для этого успеха. В последних числах августа Мак-Магон буквально сам загнал себя в ловушку. Это было одной из наиболее характерных черт августовской кампании - исключительно низкое качество решений, принимавшихся ключевыми фигурами в руководстве французской армии. Достаточно упомянуть чехарду командных инстанций в первой половине месяца (Наполеон III то лично становился главнокомандующим, то передавал полномочия маршалу Базену), пассивность и нерешительность командования Рейнской армии в критические моменты Мецской операции 14-18 августа, наконец, постоянные колебания маршала Мак-Магона и его движение на выручку Базена, оказавшееся роковым для его армии и Второй империи в целом.
Главная причина этой цепочки неудачных решений как стратегического, так и оперативного уровня находилась не в военной, а в политической сфере. Положение Наполеона III было неустойчивым; серьезная неудача могла привести к революции в Париже и стоить ему трона. Именно это и стало вторым ключевым фактором, определившим судьбу французской армии. С самого начала политические соображения оказывали огромное влияние на решения французского командования. И Наполеон III, и Базен, и Мак-Магон вынуждены были делать каждый свой шаг с оглядкой на общественное мнение. Их противник мог действовать куда более свободно. Прусский король имел не только и не столько лучшую армию, сколько гораздо более прочный тыл, нежели французский император. Перед Вильгельмом I не стоял вопрос сохранения династии, у него не было необходимости сообразовывать движение своих армий с требованиями общественного мнения. И армия, и население были психологически готовы к возможным поражениям. И это стало одним из ключевых преимуществ, позволивших немцам привести августовскую кампанию к быстрому и успешному финалу.
Подводя итог, необходимо отметить, что исход войны между армиями германских государств и Второй империи объясняется множеством факторов. Среди них - и неупорядоченная система руководства армией, отсутствие сколько-нибудь внятной стратегии, оборонительный менталитет и фатальная безынициативность французского генералитета, и проблемы с мобилизацией и развертыванием французских войск в начале войны, и значительное численное превосходство германских армий, и нестабильная внутриполитическая обстановка во Франции. Нужно отметить, что, во-первых, значительная часть этих факторов находится целиком или частично за пределами собственно военной сферы; во-вторых, речь в большинстве случаев идет не столько о достоинствах немцев, сколько о недостатках французов. У германской армии было более чем достаточно своих проблем; нет никаких оснований изображать ее «паровым катком», идеальной военной машиной. Как писал в своих мемуарах американский генерал Шеридан, присутствовавший в качестве наблюдателя на театре военных действий, успехи немцев «во многом состоялись благодаря промахам французов, чьи глупые ошибки значительно сократили войну; впрочем, даже если бы она продолжилась дальше, итог, на мой взгляд, был бы тем же самым».