О военно-технической истине
Против редукционизма.
Техника привлекает большую часть досужего и профессионального интереса к морской войне после 1854 г. - думаю, многие согласятся с этим без дополнительных доказательств. Это понятно - Кинбурн и Хэмптонский рейд, "Лузитания", Таранто и Пёрл-Харбор были яркими, запоминающимися событиями, в которых новая техника играла главную роль. Перманентная научно-техническая революция меняет общество, меняет и войну.
Недооценка, переоценка и истина
Явления подобного масштаба низбежно пораждают некие новые формы восприятия действительности. Свою, особую философию - причём зачастую это философия стихийная, ключевые идеи которой не осознаются и не подвергаются рефлексии. Рискну утверждать, что одной из ключевых идей техницизма - воспользуюсь термином Мотте - является идея о существовании военно-технической истины. Иными словами - идея о существовании единственно верного, правильного технического решения той или иной военной проблемы.
Поясню на примере. Возьмём девятый том двенадцатимоника "Великая Отечественная война 1941-1945 гг", главу, посвящённую действиям наших союзников в Атлантике и на Средиземном море. Эта тема, разумеется, не является центральной для работы, но именно поэтому процитированный фрагмент представляется показательным, поскольку в значительной мере отражает "общепринятый взгляд":
Несмотря на результаты неограниченной подводной войны, проводившейся германским флотом в 1917-1918 гг., роль подводных лодок в новой войне оказалась недооцененной всеми морскими державами. Прямым следствием этого стала неподготовленность Великобритании к борьбе с подводной угрозой, а Германия, в свою очередь, оказалась не готовой к ее ведению. Линейные корабли по-прежнему считались основой морской мощи, на их развитие направлялись основные средства, что ограничивало возможности строительства легких сил флота - эсминцев, конвойных кораблей, тральщиков. Острая нехватка судов этих классов выявилась сразу после начала войны практически во всех воюющих флотах: английскому не хватало именно таких кораблей для охраны конвоев, германскому - для обеспечения действий тяжелых линкоров и линейных крейсеров.
Не менее важным был и просчет в оценке будущего морской авиации палубного базирования. Несмотря на то что во всех флотах в 1930-е гг. началось строительство авианосцев, их возможности и необходимая численность еще не были оценены в полной мере.
Мы видим знакомый, полагаю, всем и каждому постулат о недооценке роли подводных лодок и палубной авиации. Не удержусь, отмечу интересную деталь. В советских книгах фраза о недооценке авианосцев традиционно сопровождалась оговоркой о недооценке роли авиации в целом - по вполне понятным, думаю, причинам. Например, контр-адмирал Н.Б Павловича в четвёртом томе "Развития тактики военно-морского флота" после слов о пишет:
Превращение авиации в основую ударную силу в боевых действиях на море привело к резкому увеличению оперативно-тактической значимости авианосцев. Однако это относилось лишь к авианосцам, действовашим на океанских или обширных морских театрах, и ни в коей мере не распространялось на ограниченные по размерам или островные морские театры. С достаточным основанием можно считать, что в минувшую войну значимость авианосцев находилась в обратной связи с оперативным радиусом действий береговой авиации.
Адмирал А.Т. Чабаненко в предисловии к сборнику "Боевое использование авианосцев" высказался в том же духе:
Некоторые зарубежные авторы склонны считать, что успех этих и других ударов авианосной авиации оказал решающее влияние на характер боевых действий на море и на дальнейший ход и даже исход кампаний войны на том или ином театре. Это, конечно, необоснованное преувеличение. Правильнее сказать, что характер боевых действий на море во всё возраставшей мере стал определяться воздействием авиации всех родов.
Авторы "непрофильного" издания эту оговорку пропустили. Что, надо сказать, показательно и важно. Подчеркнём: приведённые выше тексты не являются характерными исключительно для отечественной школы. Эти идеи можно считать общепринятыми и за пределами нашей страны. И, собственно, они отчасти позаимствованы - собственно, авторы двенадцатитомника в процитированном абзаце ссылаются на Сэмюэля Морисона и Джеймса Леви.
Ключевое слово в первой цитате - "недооценка". Его же использует адмирал С.Г. Горшков. Комментируя проблему "несбалансированности" флотов крупнейших капиталистических держав он, помимо прочего, выделяет в качестве причины эту самую "недооценку", в сочетании с "переоценкой":
- пренебрежение военных руководителей стран обеих коалиций богатым опытом первой мировой войны; переоценка боевых возможностей крупных артиллерийских кораблей; недооценка ударной мощи и перспектив развития подводных лодок и авиации, ставших фактически главными силами флота в вооруженной борьбе на море.
Утверждения об ошибке оценки - неважно, "пере-" или "недо-" возможны только тогда, когда существует оценка верная. Та самая военно-техническая истина, идею которой можно сформулировать так: возможности техники однозначно определяют необходимый объём расходов на развитие этой техники, определяют необходимый количественный и качественный состав сил. Если взятые сами по себе слова о недооценке звучат вполне приемлемо, то сформулированный постулат, вероятно, вызовет определённые сомнения. И эти сомнения, полагаю, будут обоснованными.
Критерий истины
Здесь, пожалуй, стоит задаться вопросом о том, что такое техническая истина. Существует ли она, и в каком виде? Поскольку, опять же, коль скоро военно-техническая революция была частью более масштабной научно-технической революции, то и наши представления были позаимствованы из области "техники вообще".
Пожалуй, утверждать, что техническая истина существует, можно. Постольку, поскольку техника выступает в качестве средства преодоления природы, и в этом преодолении вынуждена опираться на известные "законы прирды", т.е. на наши представления о "природной истине". Например, если мы зададимся целью создать летательный аппарат тяжелее воздуха, то летучий корабль под парусами у нас не получится, а самолёт с двигателем внутреннего сгорания - вполне. Первое решение ошибочно, второе - верно. Соответствует технической истине.
Здесь самое время вспомнить популярную фразу о роли практики в познании. Очевидно, что критерием "военно-технической истины" считается боевой опыт. Собственно, С.Г. Горшков теоретическую проблему оценки "сбалансированности" флота разрешает именно так: сбалансированными, в его терминологии, можно считать флоты образца конца войны, созданные под давлением обстоятельств. При такой постановке вопроса априорное разрешение вопроса о правильном балансе в принципе невозможно. Но можно ли считать, что некая объективная истина всё же существовала и проявилась апостериорно?
Полагаю, что и в этом случае уверенный ответ дать непросто. Поскольку речь будет идти о влиянии субъективных факторов, и динамическом развитии событий. Например, удельный вес противолодочных сил в составе Королевского флота в 1944 г. определялся не абстрактными соображениями о возможностях техники, а конкретными потребностями, возникшими в результате действий противника. Буквально через несколько лет, во время Корейской войны и операции "Мушкетер", противолодочные силы Королевскому флоту не были нужны вообще. Иными словами, субъективные решения Редера и Деница повлияли на итоговый состав британского флота. Подчеркнём, два разных решения - в первый период подводной войны Редер и Дениц пытались победить в тоннажной войне, в 1943 г. Дениц уже в одиночку принял решение продолжать подводную войну, несмотря на то, что победа уже не казалась возможной - ради сковывания ресурсов противника.
Важна была и динамика. В 1939-1941 гг. в немецкой стратегии борьбы на коммуникациях в Атлантике важное место играли крупные боевые корабли, для устранения угрозы британцам потребовалось эффективно использовать линкоры (вроде бы бесполезные в смысле борьбы с подводными лодками). Если бы британский линейный флот был слабее - скажем, британцы раньше "оценили" противолодочные силы, и в 1937 г. стали строить эскортные корабли вместо линкоров типа "Кинг Георг V" - исход борьбы в Атлантике существенно изменился бы. Смещение немецких акцентов - отказ от использования крупных кораблей - произошло не в результате осознания технической истины, а в результате действий противника. Если бы "Бисмарк" успешно вышел в Атлантику - вопрос об "объективной оценке" возможностей крупных кораблей мог бы получить иной ответ.
Иными словами, результат боевых действий это не итог "контролируемого эскперимента", каковой можно считать критерием истины, а продукт дискуссии высокопставленных военных и политиков. Говорить о выявлении объективной истины в споре Паунда и Редера, вероятно, можно. Но я бы не стал.
Выигрываешь в расстоянии - проигрываешь в силе
Ещё одно важной проблемой является проблема технического компромисса. В одном из вариантов соответствующая золотому правилу механики из подзаголовка. Эта проблема не всегда осознаётся, между тем, она может иметь важные следствия.
Отвлечёмся от подводных лодок и авиации. Поговорим об артиллерии. Ещё одним общим местом - тут обойдёмся без цитат - является утверждение следующего типа: "перед русско-японской все адмиралы мира недооценивали возможности артиллерии, и ошибочно оценивали дистанции будущего боя". Здесь мы вроде бы имеем конкретный внешний, природный критерий: дальность выстрела орудия. И вроде бы можем говорить о технической истине в том смысле, в котором говорили о ней выше.
Однако - разумеется - у нас есть большое "но". Действительно, морские сражения 1904 г. начинались и продолжались на "невиданных доселе дистанциях". "Опыт Шантунга" сыграл роль в принятии "дредноутного" решения в Великобритании. Однако, сам бой у м. Шантунг не дал решительных результатов - в отличие от Цусимы. Более того, многие не стеснялись критиковать Того за действия при Шантунге - и, разумеется, его обычно хвалят за Цусиму. Между тем, успех при Цусиме принесло существенное уменьшение дистанции. Которые были близки к тем, о которых рассуждали адмиралы-ретрограды до войны. Если бы Того 14/27 мая 1905 г. выбрал "прогрессивное" с точки зрения техники тактическое решение, и бился на "невиданных дистанциях" - история войны и нашего флота пошла бы совсем иначе.
Другим, менее очевидным, но не менее ярким примером в том же духе является развитие британской тактической мысли между мировыми войнами. В то время как американцы и японцы упорно соврешенствовали технику для боя на больших дистанциях, британцы развивали идею "выхода на дистанцию решительного боя", 10-15 тыс. ярдов. И эту самую идею все британские адмиралы реализовали или пытались реализовать во всех артиллерийских сражениях с участием британских линкоров во время Второй мировой. Иногда - неудачно, иногда - с успехом.
Прогресс в артиллери позволял либо добиваться попаданий на бОльшей дистанции, либо добиваться решительного результата за меньшее время. Первое соответствовало естественному стремлению поражать противника, оставаясь неуязвимым. Второе - противоестественному, рациональному, теоретическому стремлению к решительной победей. Говорить о том, что первое было истинным, а второе - ложным - едва ли возможно. Особенно при сравнении Шантунга и Цусимы.
Бумеранг редукционизма
В целом техницизм - идея о том, что военные проблемы имеют техническое решение - является типичным редукционизмом. И мы используем этот термин не для простого "навешивания ярлыков", а для плодотворной дискусси. Война является сложным и многогранным процессом, и новые, прогрессивные технические решения могут приводить к проблемам на уровнях, которые через технику объяснить и описать нельзя. Приведём примеры.
Самый высокий уровень - политический. Очевидный пример - неограниченная подводная война, которую немцы неоднократно затевали в 1915-1917 гг. Сама по себе техническая идея - атака торгового судна без предупреждения - была, в общем, вполне прогрессивной (если оставить за скобками моральные проблемы). Проблемой была политика. Была - и стала. Показательно, что соответствующие решения принимались высшим политическим руководством. Показателен и результат: немцы, в конечном итоге, отбросили ретроградство и сомнения и бросились в стремнину технического прогресса - только с тем, чтобы обнаружить в числе своих противников США. Правильное, прогрессивное техническое решение привело к чрезвычайно негативному политическому результату.
Уровнем ниже - стратегия. Этот вариант мы тоже обсуждали, на примере японских авианосцев и Второй мировой. Здесь проблема технического компромисса видна невооружённым глазом: новые качества палубной авиации приводили к тому, что авианосные сражения случались часто, всегда были результативными и никогда - решительными. Результатом стало превращение войны на Тихом океане в войну на истощение, в принципе невыгодную японцам. Это наблюдение Лундгрена - вероятно, лучшая ревизия Второй мировой на море. И - да, здесь так же хорошо виден субъективный фактор. Японцы не реагировали на новые технические вызовы - они в 1941 г. сделали всё возможное для того, чтобы убедить американцев в ценности и высокой огневой мощи морской авиации вообще и палубной авиации в особенности. Разумеется, после того, как сначала японцы, а потом американцы увлеклись авианосцами - роль последних выросла. Не в силу "объективного процесса", а потому, что обе стороны так решили.
Наконец, спустимся к оперативному искусству и тактике. Здесь как нельзя лучше подходит "парадокс Лейте". Как мы помним, в последнем крупном морском сражении Второй мировой роль артиллерийских кораблей внезапно выросла - в тот самый момент, когда подводные лодки и авиация вроде бы должны были окончательно отодвинуть линкоры в сторону. Японцы - вынужденно - отбросили две "технических правды": главную роль играет авиация, корабли без истребительного прикрытия не должны находится в зоне действия вражеской авиации. В результате - нет, не победили, но нанесли американцам куда как более тяжёлые потери, чем в "прогрессивно" организованном сражении в Филиппинском море. У американцев же показательно сравнение действия Хэлси и Кинкейда. Первый - опять же, вполне прогрессивно - решил 24 октября 1944 г. использовать палубную авиацию для нанесения предварительного удара по силам Куриты. Второй - в тот же день - решил сначала дать Нисимуре и Симе обычное сражение, с использованием надводных кораблей, а палубную авиацию использовать для развития успеха. Второй выглядит ретроградом, но именно он добился безусловного и яркого успеха.
Возможное и вероятное
Ещё одну проблему техницизма - проблему возможного и вероятного. Зачастую доказанная принципиальная техническая возможность воспринимается как уже приобретённое и полноценное свойство системы. На деле же "технические сложности" (хе-хе) могут быть столь велики, что принципиальная возможность не становится полноценным инструментом. Хорошим примером здесь, полагаю, можно считать опыт применения немецкой авиацией тяжёлых управляемых авиабомб. Да, немцы взяли и почти сразу утопили линкор. Что - казалось бы - выглядело как технический приговор линкору. На практике "Рома" стал не только первым, но и единственным ликнором, уничтоженным с помощью управляемой бомбы. Что куда как важнее - немцы в дальнейшем отказались от использования управляемых бомб против морских целей. То есть война ещё не кончилась, немецкая авиация над морем воевала - а бомбы не использовали. В силу ряда технических и тактических сложностей.
В более общем виде эту проблему можно проиллюстрировать в тандеме с аргументом о "практике как критерии истины". Классический пример - особое внимание, которое американцы, японцы и британцы уделяли строительству авианосцев во время войны. Соответствующий аргумент может быть сформулирован так: авианосцы завоевали своё право в бою, переход к их строительству не был результатом внезапного помешательства.
Это, действительно, так. Однако, во-первых, следует заметить: военные программы всегда являются вынужденными, не вполне отражающими взгляды адмиралов на жизнь. Строят не обязательно то, что нужно или хочется - строят то, что можно и что успеет. Например, строительство линейных кораблей в Великобритании, Германии и Франции во время Первой мировой было свёрнуто ещё до того, как подводная война развернулась во всей красе. Во-вторых - да, особенности человеческой психики таковы, что возможное воспринимается как вероятное. Адмиральская психика исключением не является. Между тем, повторить Пёрл-Харбор - одно из доказательств авианосца - японцы не смогли. Американцы что-то похожее сделали только в июле 1945 г., на фоне общего коллапса японской схемы обороны. Мидуэй так же остался фактически уникальным случаем, когда одна из сторон уничтожила все авианосцы противника - до опять же "вырожденного" боя у м. Энганьо. Наконец, между боем у Куантана и боем в море Сибуян - почти три военных года, на протяжении которых авиация преуспела в борьбе с линкорами в море только в двух весьма специфических случаях ("Хиэй" и "Рома").
Восхитительная сложность
Подытожим. Военный техницизм - идея о том, что военная проблема имеет техническое решение - построен вокруг постулата о существовании "военно-технической истины". Постулата, вызывающего чисто умозрительные возражения - и сомнения практические, опытные. Сам по себе техницизм является формой редукционизма со всеми недостатками последнего. Военные проблемы представляют собой сложные явления, включающие технические, социальные, экономические, географические и собственно военные вопросы. Разрешение этих проблем через технику невозможно.
Кому-то резюме может показаться тривиальным. Однако - ещё раз - подчеркнём, что разговоры на военные темы часто крутятся вокруг одной только техники. Как исторические, так и актуальные. Уэйн Хьюз прямо ругал американский офицерский корпус 80-х за то, что ответственные лица каждую новую военную проблему пытаются решить, составив техническое задание на новую технику. Как проходят дискуссии в рунете о будущем морской войны, присутствующие знают и без меня.
Замечу, что лучшие из упомянутых выше авторов сложность проблемы как минимум отчасти осознавали. Н. Б. Павлович в третьем томе писал так:
Опыт Первой мировой войны подтвердил, что развитие материальных средств и развитие способов их применения находятся в диалектическом единстве, причём превичными являются материальные средства: уровень их развития опережает развитие способов их использования. Однако, способы применения в свою очередт стимулируют совершенствование материальных средств и в значительной мере определяют их дальнейшее развтие.
Ну а С.Г. Горшков, описывая проблемы "дисбаланса" флотов, технику поставил не третье место, первые две причины он сформулировал так:
- крупные, непоправимые просчеты внешней политики правящих кругов и военного руководства США и Англии, которые не сумели своевременно опознать в гитлеровской Германии потенциального врага, определить характер второй мировой войны, роль и место в ней своих флотов;
- авантюризм политики и стратегии фашистской Германии и милитаристской Японии, обреченное на провал стремление, начав войну, добиться в короткий срок мирового господства;
Таким образом, по С.Г. Горшкову, главными были политические и стратегические, а не чисто технические вопросы. Это - постоянное внимание к самым высоким уровням работы морской силы - вообще выгодно отличает теорию Горшкова. И нам, пожалуй, стоит следовать этому образцу.