Матрица неудачи
Прочитал Military Misfortunes: The Anatomy of Failure in War, авторы Элиот Коэн и Джон Гуч.
Книга эта упомянута в заключительной главе "Сломанного меча" Паршалла и Тули. С одной стороны, "Сломанный меч" - одна из лучших аналитических работ по военной истории, которые мне доводилось читать. С другой стороны, разбор неудач русского флота в войне с Японией - сквозная тема нашего журнала. Со стороны третьей, методические разногласия, различие подходов суть главная причина вековых исторических споров в Сети - отсюда и рубрика "Вопросы методологии", и интерес к исследовательским технологиям как таковым. Словом, всё сошлось, и книгу я решил прочитать.
Работа умная. Читать её надо внимательно и с трудом - в позитивном смысле. В тексте много интересных логических цепочек, замечаний и цитат, заслуживающих серьёзного обдумывания.
Впрочем - сразу оговорюсь - катехизисом военной истории текст не является. Авторы поставили перед собой ограниченную цель, исследование военных неудач, каковые определяются так:
failures attributable neither to gross disproportions in odds nor to egregious incompetence on the part of the victim nor yet to extraordinary skill on the part of the victor.
[Примерный перевод]
провалы, не связанные ни с резкой диспропорцией в шансах, ни с чудовищной некомпетентностью жертвы, ни с выдающимся умением победителя.
Отбор подходящих случаев при использовании такого определения будет во многом произвольным, однако требовать большей строгости сложно.
Далее, и это уже можно назвать недостатком книги, авторы работают в рамках "организационной догмы". Идея о том, что структура организации во многом определяет результат её работы, плодотворна. Однако она, как любая такая идея, содержит в себе соблазн исключительности - и авторам не всегда удаётся соблазна избежать. Хотя сами они утверждают, что хотели дополнить традиционные методы организационным - местами случается не дополнение, а замещение.
Главный же недостаток авторского подхода - односторонний анализ случившегося. В нём фактически отсутствует понятие противоборства, действия другой стороны в лучшем случае даются "пунктиром", в худшем - не рассматриваются вовсе. Подобное - не редкость, мягко говороя, что, однако, не отменяет имплицитной ограниченности таких исследований. Тем более что в рассматриваемом случае это - существенная часть концепции как таковой, концепции анализа поражения, а не сражения. Впрочем, это не исключает возможности серьёзных и даже выдающихся достижений - собственно, упомянутый выше "Сломанный меч" как раз пример выдающейся "односторонней" работы. И достижения у авторов имеются.
Классификация подходов
Одним из таких достижений является разбор типовых объяснений военных неудач. Авторы насчитывают пять вариантов:
1) "человек на скамье подсудимых" ("Men in the Dock"): объяснение через персональные ошибки, обычно - ошибки командующего;
2) "человек на приёме у психоаналитика" ("Men on the Couch"): объяснение через особенности психики командующего;
3) коллективная некомпетентность и "военный менталитет": объяснение через особенности мышления военных как социальной группы;
4) "институциональный провал" (Institutional Failure): объяснение через указание на негодность института (конкретная армия или флот) в целом;
5) культурные проблемы: объяснение через особенности национального характера.
Перечень интересен уже как таковой - скажем, я ничего не знал о существовании пп. 2 и 3. Каковые, насколько я понял, были реакцией, в первую очередь, на события Первой мировой на Западном фронте - уникальной ситуации, когда руководство обеих стороны можно было счесть некомпетентным и виновным в чудовищных и бессмысленных человеческих жертвах.
Впрочем, это экзотика - заставляющая, тем не менее, задуматься о включении в инструментарий военного историка достижений таких областей знания, как социология и психология. Более интересными представляется разбор пп. 1 и 4.
Трудно поспорить с тем, что ошибки командующего чаще всего называют причиной поражения. Авторы при этом обращают внимание на то, что такое объяснение хорошо согласуется с "догмой ответственности", одной из ключевых идей военной организации, в соответствии с которой начальник отвечает за всё.
Между тем, по мере усложнения организации вооружённых сил военачальник постепенно превращался из "вождя-героя" в "бизнес-менеджера". Удельный вес решений одного человека снижался. Авторы даже берут на себя смелость указать на 1870 г. как на водораздел - с этого момента крупный военачальник уже не мог - в отличие от Наполеона, например - видеть всё поле боя. Подобная конкретика может вызвать возражения. Тем не менее, основная идея представляется вполне верной. Верен, во многом, и вывод - потенциал метода, основанного на разборе действий и решений лидера, снижается по мере снижения "удельного веса" этих действий и решений.
Концепция "институционального провала" (п. 4) представляется авторам более плодотворной, поскольку предполагает обсуждение не в индивидуальных, а в колоективных терминах. Тем не менее, и она содержит в себе крупные изъяны. Для иллюстрации используется история неудач французской армии в августе 1914 г. Авторы перечисляют несколько "институциональных" объяснений, суть которых сводится к тому, что французская армия сделала ошибочную ставку на наступательную тактику. Однако, это объяснение перестаёт казаться удовлетворительным при помещении в контекст - схожие идеи, как утверждается, исповедовали в то же время и другие армии. Не знаю, насколько справедливы эти выводы в конкретном случае - но приём "контекстуальной поверки" кажется мне лучшим способом тестирования "институциональных" объяснений. Заключительный абзац раздела, посвящённого институциональному провалу, представляется достаточно ценным, чтобы процитировать его целиком:
This kind of analysis is more fruitful than the traditional pastime of garlanding heroes and castigating villains. Nevertheless, looking at military forces as institutions is not entirely helpful in explaining why some of them sometimes fail because it directs us toward their distinctive social characteristics and seeks to identify special features or traits that make one army-or navy, or air force-different from another. Even supposing that we can identify these qualities correctly (which is difficult), and that they are truly unique (which is often not the case), this does not mean that we have found the cause of misfortune. For though we may now know what the institution is, we do not know how it works.
[Примерный перевод]
Этот вид анализа более плодотворен, чем традиционное развлечение - гирляндирование героев и бичевание негодяев. Тем не менее, взгляд на вооруженные силы как институты не вполне полезен в объяснении причин недуач некоторых их них, поскольку он заставляет нас обращать внимание на их социальные характеристики и определяеть особенности и черты, отличающие одну армию - или флот, или ВВС - от другой. Даже если мы можем определить эти качества правильно (что сложно), и даже если они уникально (что часто не так), это не означает, что мы нашли причину неудачи. Поскольку, хотя теперь мы и знаем, что это за институт, мы не знаем, как он работает.
Причины непонимания
Не уловлетворившись простым утверждение - "военные неудачи не получают полноценного объяснения" - Коэн и Гуч задаются вопросом: почему так происходит? Следует отдать должное такому подходу - для устранения проблемы нужно искать причины её возникновения.
Сам вопрос, в свою очередь, распадается на два - почему должных объяснений не находят современники и почему должных объяснений не находят историки.
Ответ на первую часть вопроса у авторов довольно прост: это эффект "догмы ответствеености". Зачастую ритуальное принесение начальника в жертву оказывается вполне оправданным "здесь и сейчас", по военным и/или политическим соображениям - даже если вина жертвы на самом деле невелика или отсутствует вовсе (в качестве примера приводится адмирал Киммель). Это наблюдение верно, но лишь отчасти. Для современников поиск истинных причин поражения, то есть ответ на вопрос "как избежать подобного в дальнейшем?" имеет значение практическое. Этой темы Коэн и Гуч не касаются - но, что любопытно, в дальнейшем, при рассмотрении случая с атакой на Пёрл-Харбор, они упоминают один из выводов следствия как наиболее близкий к их собственным.
Переходя к проблемам с историческими исследованиями, авторы для начала отмечают: в военной истории, в отличие от других областей исторического знания, весьма велик удельный вес т.н. официальных описаний, и вообще исследований, выполненных военными. При этом выделяются три типа таких исследований:
- прикладные, восходящие к заведённой ещё Гельмутом фон Мольтке традиции изучения кампанией через разбор решений полководца "картой и компасом в руках";
- теоретические, предполагающие выявление принципов ведения войны через исторические примеры;
- монументальные, служащие для формирования корпоративного духа.
Исследования первого типа естественным образом ведут к ситуации "человек на скамье подсудимых". Авторы работ теоретических зачастую склонны не столько выводить принципы из примеров, сколько подбирать примеры под принципы. Монументальные работы аналитическим аппаратом не могут поразить по определению.
Таковы проблемы исследований, выполненных военными. Профессиональные же историки, по утверждению авторов, плохо относятся к военной истории как таковой - и особенно к исследованию отдельных сражений и кампаний. Предпочитая, в крайнем случае, проблематику "Война и общество". Насколько это верно, судить не берусь - замечу только, что книга не новая (1990 г.) и, в любом случае, этот комментарий в первую очередь касается англосаксонского академического сообщества.
Метод пяти шагов
К этому моменту у читателя может сложиться впечатление, что Коэн и Гуч - лихие нигилисты, не признающие авторитетов. Это не так. Хотя они и подвергают сомнению традиционные методы исследования военной истории, не стесняются в эпитетах и время от времени прямо показывают пальцем на примеры "аналитической беспомощности" той или иной работы, они периодически делают весьма важные оговорки типа "в ряде случаев индивидуальный подход может быть оправдан". Что ещё важнее и интереснее - бросив взгляд по сторонам, обратив внимание на методы исследования техногенных катастроф (особое внимание - этой книге), на методы исследования бизнес-неудач (внимание к бизнесу - вообще характерная особенность американской военной школы) и социологические исследования проблемы "внезапной атак", авторы в конечном итоге в качестве прототипа используют... "Критику" Клаузевица ("О войне", часть II, глава 5). Процитируем соответствующий классический абзац:
Мы отличаем критическое изложение от обыкновенного изложения исторического события, которое просто располагает явления одно за другим, едва касаясь их ближайшей причинной связи. В таком критическом изложении могут проявиться три вида умственной деятельности.
Во-первых историческое расследование и установление сомнительных фактов. Это и будет собственно историческим исследованием, не имеющим с теорией ничего общего.
Во-вторых вывод следствий из причин. Это и есть подлинное критическое исследование.
Оно для теории необходимо, ибо все то, что в теории может быть установлено или подтверждено, или хотя бы пояснено опытом, достигается лишь таким путем.
В-третьих оценка целесообразности применявшихся средств. Это - критика в собственном смысле, содержащая в себе похвалу и порицание. Здесь уже теория служит истории или скорее тому поучению, которое можно почерпнуть из истории.
Коэн и Гуч с большим почтением отзываются о методе Клаузевица. Они выделяют следующие составные элементы, описанные в соответствующей главе "О войне": интенсивное исследование примеров; готовность к систематическому исследованию возможных альтернатив и анализ событий на нескольких уровнях (тактическом, стратегическом, политическом). И, заручившись поддержкой классика среди классиков, авторы формулируют собственный подход, включающий пять этапов, следующим образом:
First we must ask, What was the failure? To do this we must be willing to make a serious use of counterfactual analysis. More simply put, we must ask, What would have been required to transform failure into something less, a mere setback perhaps? Proceeding from this, our second question is, What were the critical tasks that went incomplete or unfulfilled? We look, in other words, at the key failures that determined the eventual outcome. Third, we conduct “layered analysis,” examining the behavior of different levels of organization and their relative contributions to military misfortune. This procedure culminates in the fourth step, the drawing of an “analytical matrix,” a simplified chart of failures that presents graphically the key problems leading to military misfortune. From this chart, finally, we derive our “pathways to misfortune”-the larger cause of the failure in question.
[Примерный перевод]
Сначала мы должны задаться вопросом: "Что есть провал?" Для этого мы должны быть готовы всерьёз использовать метод альтернативной истории. Проще говоря, мы должны задаться вопросом: что превратило бы провал во что-то меньшее, скажем, просто в неудачу? Отталкиваясь от результата, можно задать второй вопрос: каковы были критические задачи, которые были решены частично или не решены вовсе? Другими словами, мы смотрим на ключевые ошибки, которые определили конечный результат. В-третьих, мы проводим «многоуровневый анализ», изучая поведение различных уровней организации и их относительный вклад в военную неудачу. Четвёртый этап, кульминация исследования - составление «аналитической матрицы», упрощенной схемы сбоев, которая графически представляет ключевые проблемы, приводящие к военному несчастью. Наконец, из этой матрицы мы извлекаем «пути к неудаче» - большую причину рассматриваемой неудачи.
Теоретически подход представляется более чем интересным. Начиная с первого вопроса - каковой зачастую кажется очевидным и не требующим ответа, - и заканчивая идеей "объяснения" как совокупности решений и действий, выстроенных в причинно-следственную цепочку.
В качестве первого примера для иллюстрации своего подхода авторы используют Пёрл-Харбор. И ответ на первый вопрос кажется неожиданным и интересным. По мнению Коэна и Гуча, в основе "пёрл-харборского шока" - диспропорция потерь сторон. Это - весьма любопытный взгляд на этот провал, поскольку даже внезапность нападения как таковая, по мнению авторов, провалом не является - "внезапность эндемична", и только в сочетании с неэффективностью отпора она даёт катастрофический результат. Мысль эта перекликается со взглядом Клаузевица на роль внезапности в войне, и мысль эту можно долго "крутить" так и этак, придумывая аргументы "за" и "против" ("неэффективность использования оружия обороняющимся есть следствие внезапностти" - "да, но внезапность не определяет эффективность отпора целиком и полностью").
Далее, авторы дают интересную рекомендацию по выявлению критических задач, которые не были решены: для этого следует обратить внимание на те эпизоды, в которых потерпевшая поражение сторона была близка к успеху или вовсе преуспела. "Неоднородность катастрофы" - одна из ключевых авторских идей (идея мне близка настолько, что - да, это был один из тех моментов, когда "Я же говорил!").
Получившаяся в итоге матрица, включающая три ключевые задачи и пять уровней командования (в матрице армейской и флотское командование на Оаху разделены, но и то, и другое - "высшее начальство на месте"), выглядит следующим образом:
Итоговый вывод по эпизоду - катастрофа Пёрл-Харабора есть следствие отсутствия единого командования обороной Оаху. "Утерянное измерение стратегии" - так, ни много, ни мало, авторы озаглавили заключительный абзац исследования проблемы Пёрл-Харбора. Имея ввиду "организационное" измерение.
Три типа ошибок и пять иллюстраций
Итак, мы разобрали первые три главы - из девяти - рецензируемой книги. Главы столь "плотны", что - да, мне показалось, что они стоят потраченного на разбор времени. В следующих пяти главах авторы изучают частные случаи, при этом ни об одном из них я не знаю достаточно много (об одном не знал до прочтения книги ничего). Иными словами, оценить в полной мере плодотворность метода я не могу.
Случаи подбираются под предложенную авторами классификацию сбоев (в данном случае failure, думаю, лучше перевести так): Гуч и Коэн выделяют три "простых" сбоя; сложный сбой (комбинацию любых двух) и катастрофический сбой (комбинацию всех трёх). Вот как это выглядит в связи с примерами:
- "сбой обучения" (failure to learn): американская противолодочная кампания в 1942 г.;
- "сбой ожиданий" (failure to anticipate): израильская армия в войне 1973 г.;
- "сбой адаптации" (failure to adapt): британская армия в Дарданеллах в 1915 г.;
- "сложный сбой" (agregate failure): отступление американской 8-й армии в Корее в ноябре-декабре 1950 г.;
- "катастрофический сбой" (catastrophic failure): французские армия и ВВС в 1940 г.
В каждом из разборов есть, чему удивиться, есть, с чем поспорить, и есть, о чём подумать. Мне, например, понравилось наблюдение относительно "сбоя обучения" американцев в отношении борьбы с подводными лодками: Гуч и Коэн отмечают, что американцы активно сотрудничали с британцами и получали практически всю необходимую им информацию уже в 1940 г., но они сосредоточились на вопросах технических и тактических, упустив из виду или попросту не пожелав заимствовать оперативные методы - и соответствующую им организацию. Американцы хотели учиться и предпринимали усилия для этого - но учились неправильно. Интересной показалась история о том, как относительная "примтивность" китайской армии привела к поражению американцев в Корее. Или - идея о том, что израильская разведка потерпела неудачу в 1973 г. из-за того, что её источники были слишком хороши, и отсутствие информации из этих источников трактовалось как информация о том, что "войны не будет".
Стоит, пожалуй, добавить, что при разборе этих случаев авторы уточняют два понятия. "Сбой ожиданий": это не провал с предсказанием будущего (каковое не детерминировано), а отсутствие разумных мер, которые можно было бы предприянять на случай одного из вариантов развития событий. "Сбой адаптации" - это неспособность вовремя распознать выгодную ситуацию и использовать её себе на пользу вполне (первые 48 часов после высадки в бухте Сувла).
Можно ли назвать предложенный список сбоев полным? Не знаю, интуитивно кажется - что нельзя. Авторы, однако, используют красивую временную метафору, заставляющую думать о том, что список полон: обучение связано с прошлым, ожидание - с будущим, адаптация же определяет качество работы с настоящим.
Резюме
Книга специфическая. Мне кажется, что её безусловно должен прочитать каждый военный историк - хотя, возможно, с 1990 г. методология военной истории шагнула далеко вперёд (организационный подход сегодня точно в моде). В любом случае, книга обогатит арсенал историка. Прекрасный пример структурированной и смелой мысли. Кому ещё стоит читать эту книгу? Тому, кто с интересом относится к военной истории - и любить "качалки" для ума.