Наверное, моя страсть к коллекционированию образов, придумыванию ассоциаций и упорядочиванию людей в сознании заставляет меня шуршать этими чернильными строчками в записной книжке.
Люди-яблоки. Я покрываю их полные, налитые соком, бока парафиновой пленкой, заворачиваю в пергаментную бумагу и бережно укладываю на опилки. Хрустящие зеленые, глянцевые пурпурные, золотистые в кофейную крапинку... Когда придется испытывать голод - утолю его.
Люди-бабочки. Напоив эфиром, я насаживаю их онемевшие тела на тонкие иглы, увенчанные крошечными матовыми шариками. Любовно собираю пыльцу, опавшую с многоцветных чешуйчатых крыльев.
Люди-ароматы. Заключены в хрустальные флаконы с плотно притертыми пробками, как в старину. Некоторые я люблю открывать, пить запах взахлеб. Некоторые - предпочитаю носить с собой/на себе несколько дней. Капля в ложбинку груди, капля - на сгиб локтя, по капле - на яремную вену на шее. Каплю растереть по жаркой внутренней поверхности бедра.
Люди-картины. Безмолвные или просто немногословные. Мазками красок, штрихами, акварельными пятнами их душ можно восхищаться до бесконечности, но я не стремлюсь стать похожей на них.
Люди-вина. Опираясь на доверие кавистам, я покупаю несколько бутылок темной поблескивающей жидкости «про запас», с тем, чтобы положить в темный угол сознания. С течением времени толстый слой пыли покроет стекло, паутина окутает горлышки... Любопытство заставит меня раскупорить бутылку, проверить свою интуицию. Захмелеть или отравиться...
Люди-звуки. Они ужасно субъективны. Воспринимаются мной как ненавязчивый мотив, древний напев, сладкий выдох-стон, гортанная молитва... Мимолетны. Но некоторых хочется слышать, ощущать снова и снова. От таких людей по моей коже бегут мурашки, а их голоса могут сравниться лишь с самыми изысканными ласками.
Люди-книги. Пестрая толпа на полках моего сознания. Каждому - свое место. Одни - печальны своими потрепанными, заломленными корешками (они самые любимые). Чаще всего я обращаюсь к ним; к их способностям насыщать меня знаниями, переживаниями, эмоциями, толкать на поступки. Другие - яркие, глянцевые. Достаю их иногда, при случае. Чтобы поднять себе настроение, посмеяться.
Однако ценнее всего люди-дневники. Им я поверяю себя настоящую, искреннюю, уязвимую. Их страницы впитали мои слезы и радость, на обрезах выступила соль. Эти люди - друзья - в тонких кожаных переплетах, с желтоватой бумагой, обязательной шелковой лентой-закладкой, взлохмаченной на конце. Они свидетели моего прошлого и творцы моего настоящего. Они хранят мои мечты. Доставая их с полки, я шепчу мантру - слова благодарности.
Люди-предметы. Многолики. Отдельные спрятаны в резные сундуки, другие живут в золотых клетках, третьи - укутаны в грубые отрезы холщовой ткани. Они слишком удивительны, редки или ядовиты, чтобы влиться в привычные собрания, описанные выше.
Порой люди-предметы меняются, трансформируясь во что-то иное. Кочуют из коллекции в коллекцию. Рассыпаются в прах. Бывают выброшенными как ошибочно обласканные.
Редкие экземпляры настолько многогранны, что я не перестаю задерживать дыхание от изумления: сегодня они покоряют одной гранью, завтра - блеснут другой. Когда я отчаиваюсь постичь их глубину, они дают мне возможность вынырнуть на поверхность, чтобы отдышаться, набрать в легкие воздух, передохнуть... а затем открываются новым неизведанным.
Люди-предметы единичны. Среди них мое сознание бережно хранит ларец Пандоры, улыбку Чеширского кота, пузатый бронзовый бубенчик, слоноголового Ганешу, высохший коробок мака...
Фото: Gali-Dana