Ещё раз двух видах поэтов и философии
Послушала интервью с Ольгой Седаковой «Данте и мудрость надежды» - о «Божественной комедии» и о том, каков был стиль работы самого Данте с текстом. Она говорит, что по большому счету, всех поэтов можно поделить на 2 группы. Понятно, что для неё поэт - это не тот, кто способен рифмовать и ритмизировать жизненные истории, а тот, кто через метафору позволяет миру, богу, вещам - иному сказаться.
Вообще, слово поэйзис - это греческое слово, означающее то, что приводит в движение душу от соприкосновения с истиной и полнотой какой-либо идеи. Философия и поэзия - это древние формы выговаривания истины. Кстати,
изначально, поэзия была формой философствования - вплоть до текстов Платона.
Я бы разделила всех поэтизирующих ещё на два слоя: тех, кто служит Афродите Урании (и вот их уже можно разделить на две группы, о которых говорит О.А.) и тех, кто связан с Афродитой Пандемос. Последние используют слова для обслуживания своих интересов в земном существовании (здесь: и борьба с собственным хаосом в душе, и пропаганда тех или иных идеологий, и примирение с повседневностью, и украшение последней, и привлечение внимания к самим себе, и т.п.).
Так вот, по О.А., в первую входят те поэты, кто считают, что поэзия должна быть «тёмной», даже для автора. Это восходит к платоновскому пониманию того, чем поэт отличается от философа. Кстати, Сократ и Платон были первыми, кто стали рефлексировать над тем, кто есть поэт.
Вспомнилась одна из передач «Культурной революции» со Швыдким про поэзию и философию, в которой один из участников привел такой образ в отношении способа открытия истины ими: философ идет, взбирается на гору - систематично, выверено, выстраивая логические рассуждения за шагом - шаг, а, взобравшись обнаруживает там поэта, не способного себе объяснить, как он там очутился.
Идея Платона в том, что поэт говорит истину, однако он часто не понимает не только, как он её получил, но и что сказано им, ибо она одерживает его. Он - этакое «тёмное существо», которое само, буквально, не ведает, что творит. «Ведь не от уменья они Это говорят, а от божественной силы: если бы они благодаря уменью могли хорошо говорить об одном, то могли бы говорить и обо всем прочем; потому-то бог и отнимает у них рассудок и делает их своими слугами, вещателями и божественными прорицателями, чтобы мы, слушатели, знали, что это не они, у кого и рассудка-то нет, говорят такие ценные вещи, а говорит сам бог и через них подает нам голос.» (Платон. Ион)
Философ же знает и понимает, как он добрался до истины. По сути, поэт избыточен ответами, которые он улавливает в состоянии захваченности поэтическим вдохновением, а философ избыточен вопросами, следуя за которыми, он захвачен мышлением, которое и опознает истину.
Во вторую группу, по О.А., входят те, кто создает стихи до того осознанно, что они при необходимости могут объяснить каждую метафору, каждый поворот. Она говорит, что к ним, например, относился Данте, ведь он любил делать развернутые комментарии к своим стихам. И вообще он считал, что если поэт не может сам объяснить популярно смысл написанного им, то он - не поэт. В этом смысле, поэт ведает, что творит, впрочем, как и бог.
Таким образом, в первой группе - проводники, провайдеры, провидцы божественной воли и/или истины, а во второй - боги-творцы, по сути, любящие слово, творящие словом бытие (любимейшая идея Мартина Хайдеггера: «язык - дом Бытия»), дарящие истине словом плоть.
Однако обе группы осенены Афродитой Уранией, и потому они - всегда за человечность, ибо насилие - максимально не-эстетично. А вот те, кто - Афродитой Пандемос…
Иосиф Бродский в своей Нобелевской речи говорит о том, что поэзия есть ускоритель мышления. Метафора - это сверхсжатая, сверхплотная мысль, которая, говорю я, может быть распакована в философский текст. Поэзия - это эстетический опыт мышления, созерцающий истину, и поэтому переживающий этот опыт поэт не способен на зло. Истина - прекрасна, и, как говорит Сократ, она свершает такую метанойю, что человечность берёт вверх над «слишком человеческим» (Фридрих Ницше).
Я для себя назвала первых «поэтами по наитию», а вторых - «поэтами-метафизиками».
Вообще, слово поэйзис - это греческое слово, означающее то, что приводит в движение душу от соприкосновения с истиной и полнотой какой-либо идеи. Философия и поэзия - это древние формы выговаривания истины. Кстати,
изначально, поэзия была формой философствования - вплоть до текстов Платона.
Я бы разделила всех поэтизирующих ещё на два слоя: тех, кто служит Афродите Урании (и вот их уже можно разделить на две группы, о которых говорит О.А.) и тех, кто связан с Афродитой Пандемос. Последние используют слова для обслуживания своих интересов в земном существовании (здесь: и борьба с собственным хаосом в душе, и пропаганда тех или иных идеологий, и примирение с повседневностью, и украшение последней, и привлечение внимания к самим себе, и т.п.).
Так вот, по О.А., в первую входят те поэты, кто считают, что поэзия должна быть «тёмной», даже для автора. Это восходит к платоновскому пониманию того, чем поэт отличается от философа. Кстати, Сократ и Платон были первыми, кто стали рефлексировать над тем, кто есть поэт.
Вспомнилась одна из передач «Культурной революции» со Швыдким про поэзию и философию, в которой один из участников привел такой образ в отношении способа открытия истины ими: философ идет, взбирается на гору - систематично, выверено, выстраивая логические рассуждения за шагом - шаг, а, взобравшись обнаруживает там поэта, не способного себе объяснить, как он там очутился.
Идея Платона в том, что поэт говорит истину, однако он часто не понимает не только, как он её получил, но и что сказано им, ибо она одерживает его. Он - этакое «тёмное существо», которое само, буквально, не ведает, что творит. «Ведь не от уменья они Это говорят, а от божественной силы: если бы они благодаря уменью могли хорошо говорить об одном, то могли бы говорить и обо всем прочем; потому-то бог и отнимает у них рассудок и делает их своими слугами, вещателями и божественными прорицателями, чтобы мы, слушатели, знали, что это не они, у кого и рассудка-то нет, говорят такие ценные вещи, а говорит сам бог и через них подает нам голос.» (Платон. Ион)
Философ же знает и понимает, как он добрался до истины. По сути, поэт избыточен ответами, которые он улавливает в состоянии захваченности поэтическим вдохновением, а философ избыточен вопросами, следуя за которыми, он захвачен мышлением, которое и опознает истину.
Во вторую группу, по О.А., входят те, кто создает стихи до того осознанно, что они при необходимости могут объяснить каждую метафору, каждый поворот. Она говорит, что к ним, например, относился Данте, ведь он любил делать развернутые комментарии к своим стихам. И вообще он считал, что если поэт не может сам объяснить популярно смысл написанного им, то он - не поэт. В этом смысле, поэт ведает, что творит, впрочем, как и бог.
Таким образом, в первой группе - проводники, провайдеры, провидцы божественной воли и/или истины, а во второй - боги-творцы, по сути, любящие слово, творящие словом бытие (любимейшая идея Мартина Хайдеггера: «язык - дом Бытия»), дарящие истине словом плоть.
Однако обе группы осенены Афродитой Уранией, и потому они - всегда за человечность, ибо насилие - максимально не-эстетично. А вот те, кто - Афродитой Пандемос…
Иосиф Бродский в своей Нобелевской речи говорит о том, что поэзия есть ускоритель мышления. Метафора - это сверхсжатая, сверхплотная мысль, которая, говорю я, может быть распакована в философский текст. Поэзия - это эстетический опыт мышления, созерцающий истину, и поэтому переживающий этот опыт поэт не способен на зло. Истина - прекрасна, и, как говорит Сократ, она свершает такую метанойю, что человечность берёт вверх над «слишком человеческим» (Фридрих Ницше).
Я для себя назвала первых «поэтами по наитию», а вторых - «поэтами-метафизиками».