«ЗАДОРНЫЙ ПЕССИМИЗМ»

Aug 19, 2014 13:27

Перечитала письма Шостаковича Соллертинскому; слава склерозу, опять читалось, как в первый раз. Шостакович мог бы быть профессиональным писателем (то же можно сказать и о Прокофьеве, но о Прокофьеве сейчас не будем). Редкая эпистолярная одарённость, смешение Хармса с Зощенко и Гоголем, живость, щедрость и бойкость. Всё последнее, впрочем, больше относится к периоду между его двадцатью и тридцатью годами, и чем ближе к двадцати, тем живее и бойчее, а чем дальше от них, тем, соответственно, увы. Это закономерно, так как надежды охотно питают юношей, даже самых пессимистичных, а теми, кто уже пожил, питаются, похоже, сами. Из означенного времени я сейчас кое-что процитирую на радость ценителям. Совсем маленькие фрагментики:

«Бронепоезд» как спектакль чрезвычайно удачен, несмотря на присутствие там Качалова (восстань народ и за свободу - отдай ты жен и матерей. Свою мюжицкую свободу добьемся мясом мы своим. Эх, Пятруха! Глянь-ка, не буржуй ли там под кустом притаился?). И всё это со сплошным оканьем, дабы добиться стиля пейзан-рюсс-револютьен.

Потом ели суп. Молчали. Затем В. Э. (Мейерхольд - прим. Н.Б.) вперил взор в Тулю и рассыпал следующую остроту: А мы теперь Тулю будем звать каждый день по-разному. Сегодня Туля, потом Калугя, Вяткя, Москвя, Пензя, Одесся.
Взрыв хохота последовал. Особенно громко смеялся режис­сер-лаборант.

На тех остановках, которые приходились во время моего бодрствования, я выходил и изучал. Таким образом я был в Ялте. Успел посмотреть дачу Чехова, а также сестру его М. П. Чехову. Чудное место Ялта. Следующее мое изучение это Новороссийск, мать цементной промышленности.

Видя выражение вопроса на моем лице, страж смягчился и сказал, что уборная испорчена. «Мне от этого не легче», как острит Н. А. Малько, когда ему говорят, что сифилис не позор, а несчастье. Когда кончу письмо, пойду искать сортир. Надежды уехать из Тихорецка у меня мало. Я в ужасе и буквально плачу. Дорогой Иван Иванович, не говори маме, что я в Тихорецке. Я ей сам это напишу. Напишу, что потрясенный красотой этого города, я слез с самолета и решил побыть здесь денька 2, дабы насладиться его дивными красотами. Если ты веришь в бога, помолись за то, чтобы когда-нибудь мне выехать из Тихорецка.

За 3 суток я спал 4 часа. Мне хочется есть, но ужас меня охватывает при виде превосходно откормленных тараканов, плавающих в борще, который подают в Тихорецке. Сижу и мудрствую. Весь вокзал набит пассажирами, желающими ехать. Они не могут. Нет билетов! Нет! Они ночуют на вокзале и не теряют надежды. Буду и я надеяться. Какой ужас. Я не могу сдержаться и реву. Девочка с безумными глазами (лет 7-8) тычет в меня прутиком и заразительно хохочет. Она здесь с матерью только 5 дней.

Директор МХАТа 2-го, тов. Смирнов, зачитал мне либретто для балета «У новой машины». Содержание очень актуальное. Была машина, потом испортилась (проблема изнашиваемости матерьяла). Потом ее починили (проблема амортизации), а заодно и новую купили. Потом все танцуют у новой машины. Апофеоз. Все это занимает 3 акта. С тов. Смирновым расстались друзьями.

«Слушай, Шостакович, - ласково потупя взор сказала Ирина, - будь заочным членом нашей молодняцкой группы по освежению балета». «Буду, буду, - радостно пробормотал я. - Буду, - крепко сжимая Иринины руки, - буду», - прошептал я. Мы помолчали. «Будь!» «Буду».

Я сказал, что это мой друг, но на душе кошки заскребли. «А что, - думаю, - оставит он меня без штанов». К счастью, сукин сын переночевал одну ночь и на другой день уехал в Новочеркасск, куда получил назначение на работу. Все осталось на местах - и штаны и презервативы. Правда, презервативов у меня было 6, а по поверке их осталось 5, но ведь это такие пустяки.

Хлопали очень много и я 3 раза бисировал. Во фраке у меня получается очень элегантно-лакейский вид. «Чего изволите», - несколько раз произнес я по ошибке вместо «здравствуйте» или «до свидания».

В Одессе сейчас находится известный неврастеник Л. О. Утесов и даровитый поэт-попутчик И. Л. Сельвинский.

Перед концертом был доклад композитора Данькевича об украинской музыкальной культуре. Из всего доклада я понял только одно слово: Шостакович.

Итак, ты ликвидируешь свою семейную жизнь. Приветствую. Все-таки я тебе завидую. У тебя богатая личная жизнь. А у меня в общем говно.

Кончилось тем, что я заплатил за ихний ужин и повез их домой на извозчике. Надо заметить, что Розалию Михайловну я щупал под столом и обнаружил девственную упругость бедер (или бедр, как поет Шемаханская царица). На извозчике я щупал ее всю и обнаружил, что это очаровательное существо. Подруга деликатно отворачивалась.

Короче говоря, я чуть-чуть не женился на б... К этому меня побуждали 2 обстоятельства: 1) миловидная наружность и приятность... и 2) раскольничьи настроения (от слова Раскольников, герой «Преступления и наказания»).

Не могу прямо сказать, как ты обрадовал меня своим письмом. Как тебе известно, я старый формалист, и меня главным образом порадовала в твоем письме форма, а не содержание. Содержание же, «надо сказать прямо», не образовало меня.

Пока я живу у Шебалина. Вероятно послезавтра перееду в гостиницу. То-то развернусь. А сейчас сжимаюсь.

Не считая тысячи работников кинематографии, встретил я здесь знаменитого драматурга-гражданина Олешу. Позавчера я с ним ужинал в Лондонской и после трех рюмок превосходной водки полилась задушевная беседа. Драматург-гражданин сообщил, что помимо заказанной ему пьесы, он пишет пьесу «для себя». На вопрос о тематике этой пьесы он ответил с дрожью в голосе: «Искусство, ловля рыбы в мутной воде» и чуть-чуть не зарыдал. Пьёт как лошадь и жалуется на то, что ему это вредно.

У Облонских кроме меня только двое. Один инженер, другой пожилая дама.

Когда я слезал в Севастополе (там корабль стоял около двух часов), то встретил одного из «малых сих», а именно Фере. Мы бросились друг другу в объятия и расцеловались. Затем я обозвал его лакеем, приспособленцем и сукиным сыном. Я так и Липатова с ним познакомил. «Дорогой Поц, - сказал я, - позволь тебе представить сукинова сына и приспособленца, композитора Фере». «Не слыхал», - со свойственным ему остроумием сказал Липатов. «Мм, эээ! Ты много себе позволяешь, - сказал Фере. - Сам представитель современничества».

В Ялте хотелось есть. Кроме водки, ничего не нашел.

Моряк, отдышавшись, пошел к скрипачу и попросил его сыграть «За морями, за горами, эх в дальней стороне» Коваля. Я насторожился. Скрипач и пианист никак не могли подобрать это произведение. Тогда я (а я был уже пьян) подошел к компании и сказал: «Я Чемберджи! Личный друг Коваля, автора этой песни и готов эту песню сыграть». Сел за рояль и заиграл. Хор подхватил. Энтузиазм был неописуемый.

Совершенно омерзительная «Симфониетта» Мясковского. Сей маститый пессимист сбрил бороду, отчего вся загадочность его наружности пала прахом. Под бородой скрывалась обыкновенная грубая лакейская физиономия, подернутая скорбью за человечество.

После «Отелло» пошел в цех, слушать цыган. Получил величайшее удовольствие. Цыганки танцуют, закутавшись в драдедамовый платок. Из-под стаметовой юбки виднеются фильдекосовые чулки и канифасовые панталоны. Красота. Репертуар был меланхолический. Я чуть не плакал от удовольствия.

Вместе с нами в купе ехали 2 кинодевочки. Фамилии великих кинорежиссеров слетали с ихних языков без конца. И мне комплимент преподнесли. «Какая прекрасная у вас есть песня». «Какая», - спрашиваю я. «"Когда б имел златые горы". Какая красота и мелодичность». «Гм», - сказал я. Кроме того велась с ними беседа и о деньгах. Как бы поступить, чтоб деньги не пропали. Одна из них зашила в бюстгальтер, другая в панталоны. Я высказал сомнение в целесообразности подобного метода хранения денег. «Сами посудите, - говорю я, - встретите вы, напр., столь приятного для вас молодого человека, что вам понадобится снять панталоны. А он только этого и ждал и вместо того, чтобы овладеть вами, он овладев вашими панталонами удерет. Нерационально». «Все предусмотрено, - ответила кинодевочка, - ибо если я даже сниму панталоны, то все равно они особой веревкой останутся привязанными за мою талию». Я восхитился исключительной находчивостью кинодевочки.

Сортир засран. Когда туда идешь, то детишки хозяйки подбегают и с серьезным любопытством смотрят в щелку. До сих пор к этому не привык и бегаю отдыхать душой в санаторию. Вчера закончил 3-й акт «Леди Макбет».

И все же чувствую себя превосходно. Ибо кроме духоты, мух и москитов есть супруга (наслаждение телом и душой) и больше мне ничего не нужно. «Она у меня такая милая». Сплошной восторг во всех отношениях. Каждое ее слово, жест и бурчание в желудке наполняют меня невыразимым блаженством.

Получил я позавчера и вчера твои открытки. Я чрезвычайно потрясен пожаром на американских горах. Какой ужас. По-видимому нам с тобой не скоро удастся испытать те роскошные спуски, роскошней которых есть лишь один спуск при половом акте. (Эти американские горки были восстановлены через два года - прим. Н.Б.) Послезавтра мы уезжаем в экс-мать русских городов Киев.

Полагаю, что состоится моя встреча с укр. композиторами. Хотя приложу старания, и встреча, надо полагать, не состоится. Мне не очень интересно встречаться с укр. композиторами.

Морда у меня форменное бордо. На нервной почве. Тут и вертись: нервничаю из-за того, что морда форменное бордо, а морда форменное бордо из-за того, что нервничаю. Своего рода квадратура круга. Ночью клопы. Меня не кусают, а жену кусают. Мне плевать, а она делает вид, что плевать, т.к. инициатива поездки принадлежит ей и поэтому ей приходится делать хорошую мину при плохой игре.

Рыло поправилось и по-прежнему имеет довольно чистый вид. По случаю рыла сделали мне анализ крови. Результат превосходный: 88% гемоглобина, 5 000 000 чего-то другого, что означает необыкновенно хороший состав.

Встретил я здесь нашего общего друга Школьникова. Его жена 6 недель тому назад родила и такой пребойкий мальчишка: будет как отец дирижером.

Развлечений никаких, кроме выхода на палубу и обратно в каюту.

Из величайших умов нашего времени здесь живет солист миманса тов. Мамочкин-Визжачих.

Природа необыкновенно хороша, но в голове у меня пусто, и если стукнуть меня по лбу, то получится пустой деревянный звучок. Газет здесь нет. Что делается на свете - не знаю. Случайно, в уборной, прочел статью тов. С. Динамова «Адвокат формализма», где он дает достойный отпор автору «Комаринского мужика» по поводу его формализма. В № 5 «Советской музыки» имеется громовая статья Городинского и Иохельсона по поводу «исторической дискуссии» в ЛенССК о «Леди Макбет». Дается достойный отпор твоим формалистическим высказываниям. Вообще дается много достойных отповедей. Ух, хорошо. Люблю.

Нина страдает. Краска с волос постепенно слезает и получается пестрота. Она стонет и кричит: «Хоть бы хны, хоть бы хны!» в буквальном смысле этого слова, т.к. речь идет о волосяной краске «хна».

В порядке проверки четкости работы органов связи, посылаю тебе эту открытку.

Из всех приемов мне наиболее запомнилась «Кружка пива» у чехословацкого посла в Турции. Пили пиво, если сосиски и танцевали. Во время танцев радушный хозяин время от времени кричал на ломаном русском языке «ой жги, говори!».

Благополучно прибыли мы в Измир. Разместились в отеле «Эге». Прекрасное название. Побольше бы таких названий.

Эксдиректриса с достоинством несет свое звание эксдиректрисы. Прелюбопытный психологический этюд.

Мих. театр здесь в полном составе, вплоть до девушки, заведующий менструациями, и курьерши Августы Ивановны.

Также см.: письма трудящихся Шостаковичу.

советская старина, письма

Previous post Next post
Up