Может ли Путин пожалеть Павликову
Или особенности посткоммунистического террора
Правда - что хуже всякой лжи - состоит в том, что Путин не может себе позволить пожалеть Аню Павликову. Потому что больше не управляет маховиком насилия, который сам же когда-то запустил. Он разрушил хрупкую плотину, сдерживавшую реку ненависти, и ее железный поток снес его самого на обочину истории, как раньше сносил всех, кто экспериментировал с этой рекой до него.
Новый 37-й год уже наступил, но люди не сразу его узнали. Как и весь современный русский мир, он оказался гибридным. Поколение, воспитанное на рассказах Шаламова и Архипелаге ГУЛАГе Солженицына, не признает террор в его новом постмодернистском обличье. Когда он не сопровождается прямолинейно мрачной политической атрибутикой 30-х годов прошлого столетия, а подается на стол приправленным псевдолиберальным соусом.
Частная собственность хоть и ничем не защищена, но формально не запрещена. Свобода слова продолжает жить в специально отведенных для нее резервациях вроде Эха Москвы, Дождя или<Новой газеты, как индейцы в Северной Америке. Игрушечная оппозиция существует на правах петровских потешных полков при царевне Софье и катает в грязной политической луже свой игрушечный ботик.
Пусть с ограничениями, но из России все еще можно свободно выезжать. Что является, пожалуй, пока самым ценным атрибутом демократии. Все эти либеральные излишества сильно замутняют суть происходящего и мешают увидеть главное. Государственный террор вернулся в Россию и быстро раскручивает свою гибельную спираль.
Россия (за исключением редких и непродолжительных периодов) всегда была в большей или меньшей степени агрессивным авторитарным государством с репрессивным политическим режимом. Но, несмотря на это, к практике государственного террора русская власть прибегала лишь время от времени. Существует достаточно четкий критерий, позволяющий провести границу между репрессиями и террором.
Краеугольным камнем террора является непредсказуемость насилия. Нет никаких правил, придерживаясь которых, обыватель может защитить себя и свою семью. Лояльность, включенность, готовность делиться - ничто не дает гарантированной защиты. Человек часто становится жертвой террора в значительной степени случайно, просто потому, что ему не повезло.
При этом в прошлом остается эпоха договорного государства, в котором, например, собственность можно было обменять на жизнь и свободу. В условиях террора жертва теряет все безо всяких условий. Это рождает страх особого рода, страх как перманентное и универсальное доминирующее состояние психики, парализующее волю к действию. Террор - это автоматическая система, к которой подключены все, но никто ничего не решает.
Главное отличие террора от репрессий состоит поэтому в том, что террор неуправляем. Это стихийный процесс, представляющий собой социальный и политический шторм. Развивающийся внезапно при благоприятствующих тому обстоятельствах и заканчивающийся лишь тогда, когда его энергия сама по себе начинает идти на спад. Репрессии, как бы сильны они ни были, являются осмысленной политикой, которой можно управлять, в том числе направлять и дозировать. Управляемый террор - это утопия.
СССР эпохи брежневского застоя был репрессивным государством, несмотря на тотальную жесткость системы. А Россия эпохи путинского застоя реализует политику террора, несмотря на внешнюю мягкость и эклектичность режима. Именно поэтому из брежневского застоя Горбачев мог позволить себе выйти, поломав систему. А Путин, как и Сталин, самостоятельно выбраться из созданного ими лабиринта не в состоянии.
До 2014 года Путин в той или иной степени процессом управлял, но позже утратил над ним контроль. Запустив маховик террора, он сам стал его заложником. Работа репрессивной машины идет в автоматическом режиме, она сама выбирает цели, сама их преследует и сама их уничтожает. Автор проекта еще может корректировать траекторию, но он уже не в состоянии прервать полет.
Тот, кто пытает Павликову тюрьмой, делает это вовсе не потому, что ему это приказал Путин. А потому, что он является винтиком системы, настроенной на пытку. И если Путин начнет подкручивать в ней каждый винтик, система просто не сможет выполнять свое предназначение. С одной стороны, он - новое русское все. Ни одно решение не может быть принято без его участия, и он единственный верховный арбитр в любом споре.
С другой стороны, он физически не в состоянии разрулить единолично сотни тысячи конфликтов, ежедневно возникающих вокруг него. И вынужден полагаться исключительно на систему, способную разрешать эти конфликты в автоматическом режиме, минимизируя его прямую вовлеченность в процесс. Поэтому в равной степени верны оба утверждения. Путин выстроил систему, в которой все зависит от него. И Путин полностью зависит от им же созданной системы и является ее рабом.
Чем больше власти Путин сосредоточивает в своих руках, ломая законы и институты, тем меньшее влияние на политический процесс он, в конечном счете, оказывает. Хотя количество вопросов, которые не могут быть разрешены без его личного участия, растет каждый день в геометрической прогрессии. Ему с каждым днем ему становится все тяжелее вмешиваться в разрешение каждого конкретного вопроса по существу. В результате количество неразрешенных вопросов переходит в качество и нависает над системой как ледник над горной дорогой.
Поэтому, хотя Путину, на первый взгляд, совершенно невыгодно устраивать немыслимый хайп вокруг ареста какой-нибудь Павликовой, он не может прекратить этот хайп, пожалев Павликову и отпустив ее домой. Поступив подобным образом, он нарушит целостность созданной им системы государственного террора, которая является, по сути, единственной надежной гарантией сохранения его власти.
Проявив чувственность или рационализм, он ограничит область страха, вернет в русский мир элемент предсказуемости. И создаст прецедент истории успеха, обозначив таким образом вектор приложения общественных сил на будущее. Чем подорвет саму основу системы террора. Так как покажет, что согласованные коллективные действия, преодолевающие страх, способны приводить к позитивному результату. А это именно то, что он не может допустить ни в коем случае.
Террор - это стихия, которую легко разбудить, но при этом очень сложно обуздать. Вход в этот мир стоит рубль, а выход - два. Путин привел в действие такие мощные силы и мотивы, которыми он сам не способен управлять. Он разбудил в человеке зверя, и этот зверь добровольно в клетку теперь не вернется, даже если Путин ему прикажет. Россия почувствовала вкус крови и кураж дувана.
Вертухаи пытают Макарова в тюрьме не потому, что Путин приказал им это делать. А потому, что этого требуют их животные инстинкты, их архаичное представление о праве силы. Следователи и судьи измываются над Аней Павликовой не для того, чтобы сделать Путину приятное. А потому, что одержимы своими собственными бесами.
Путин убрал заслонку, устранил тормоза и дал возможность армиям этих бесов вырваться на волю. Весь опыт, который известен нам из истории, свидетельствует о том, что выход из этой ситуации либо в революции, либо в перевороте. Вслед за которыми общество проходит сквозь длительную и болезненную реабилитацию.