Когда власть на стороне
зла ))
Возможно, самый интересный (сущностный) вопрос современного устройства России - соотношение между государством и властью. Равны ли они друг другу. Или же в государстве есть что-то, что выходит за пределы равенства Путин это Россия. И что сохранится даже в том случае, если завтра вдруг обрушится вся вертикаль?
Вместо парламента, вместо суда, вместо закона - вместо всего у нас Администрация президента, личный аппарат Владимира Путина, по факту подменяющий собой все, что есть в государстве. В России нет никакого государства помимо Администрации президента. Ни один государственный институт не может сделать даже самого незаметного шага, если против этого шага Кремль.
Вопреки воле Администрации президента ни один фильм не получит прокатного удостоверения, ни один кандидат не будет допущен к выборам, ни один федеральный телеканал не пригласит в эфир политика.
Если в Кремле не хотят, чтобы фильм вышел, кандидат пошел на выборы, а гость - на ток-шоу, то тут все однозначно: не будет ни фильма, ни кандидата, ни эфира.
А если будет - то это по умолчанию добрая воля власти. Добрая воля и осознанное решение тех же людей, которые несут персональную ответственность и за подтасовки на выборах, и за войну на Украине, и за много чего еще вплоть до ОВД Дальний.
Оппозиция - самый размытый термин в российском политическом словаре. Оппозицией называют ту меньшую (знаменитые 14 процентов, если считать 86 вечным лояльным большинством) активную часть общества, которая никакими общими универсальными признаками не объединена. Речь идет о тех людях, которые в свое время ходили на Болотную или сочувствовали ей. О тех, кто не разделяет духовно-патриотического угара, ставшего к середине десятых в России мейнстримом. Об аудитории, с заведомым недоверием относящейся к федеральным телеканалам и предпочитающей независимые СМИ.
Главный человек в оппозиции, Алексей Навальный всю свою риторику строит на откровенном государственничестве. Борьба с коррупцией подразумевает улучшение существующей системы, участие в выборах не ставит под сомнение сами выборы и законы, по которым они проводятся, и т.п. Сколько-нибудь серьезной антигосударственной оппозиции (не анархистов, а сторонников демонтажа существующего и строительства нового государства) в России нет.
Было бы странно, если бы в стране с монополизированной политической властью не была бы монополизированной экономика. Когда каждый актив может быть отобран посредством одного телефонного звонка. Когда полноценный субъект экономики - силовое сословие, независимых денег быть не может в принципе. Любой даже сугубо частный миллионер в России - это человек, остающийся миллионером прежде всего потому, что у него не отобрали его миллион. Пожалели, не подумали, не дошли руки, не важно.
При этом государство само по себе, открыто и публично является крупнейшим игроком на рынке и крупнейшим работодателем. В такой обстановке все калькированные с западных образцов формулы типа мы налогоплательщики, это наши деньги заведомо лицемерны. Нет, это не ваши деньги, это деньги власти. Даже если их вам не дали, а всего лишь не отобрали,- даже в этом случае ваше состояние будет вашим только потому, что такова воля власти. В любом спорном случае, как любит шутить Владимир Путин, идите в суд.
Вполне очевидно и однозначно, что сторона зла в нынешней российской реальности - это сторона власти, сторона государства. Список злодейств можно обсуждать и уточнять, но, каким бы он ни был, в его основе в любом случае будет несменяемость власти и ее неподконтрольность обществу. Нельзя узурпировать власть, не узурпировав ответственность, и это ответственность за все вплоть до бутылки от шампанского в Дальнем.
Логика подсказывает, что стороной добра здесь будут оппоненты власти, но нет ничего, что позволяло бы делать такой вывод. Добро не та категория, в которой действует принцип от противного. Кого не смущает закон Годвина, вспомните, что Гитлеру оппонировал Сталин, - вот уж добро так добро. Двусмысленное положение любой оппозиции в сегодняшней России не позволяет считать ее по умолчанию силой добра. Возможно, сил добра у нас сейчас нет вообще.
В публичном (не столько политическом, сколько общественном, культурном и медийном) поле уже давно, оформились две главные фракции. Одна настроена к власти вполне бескомпромиссно, призывает, как Иван Вырыпаев, не иметь с властью вообще никаких дел, проклинает ее, грозит ей скорым крахом. Другая предлагает довольствоваться имеющимся, делать малые дела и готова даже агитировать за Владимира Путина. Если он в малых делах готов не делать зла или даже делать добро.
Символом этой второй фракции можно назвать актрису Чулпан Хаматову, возглавляющую фонд Подари жизнь и снявшуюся в 2012 году в агитационном ролике Владимира Путина. Хаматову за это критикуют бескомпромиссные люди, и, вероятно, моральная правота на их стороне. Но если у людей нет ничего, кроме моральной правоты, - зачем такая правота вообще нужна?
Путин у власти восемнадцать лет. Кому-то (немногим) он не понравился сразу, кому-то (их гораздо больше) он разонравился потом. Так или иначе, плохой Путин - это открытие, которое каждый из нынешних критиков власти сделал однажды. Невозможно жить одним открытием бесконечно долго. Статическое противостояние ведет к деградации и сумасшествию.
Если ставить рядом людей, из года в год проклинающих Путина, и людей, идущих с Путиным на компромисс, но потративших эти годы на новые спектакли, фильмы или спасение больных детей, - кто окажется симпатичнее? Время работает на власть. Время работает против критиков власти.
Что делать? Ущербность классического русского вопроса - в допущении, что все обязаны что-то делать сверх своих обычных личных занятий. Как будто кто-то поставил дедлайн, к которому надо определиться, куда ты хочешь - в тюрьму или в доверенные лица Путина.
Один старый народник-эсер, обсуждая в начале тридцатых с товарищами приемлемую модель поведения в условиях сталинизма, сформулировал ее так. Не будем ни Личардами верными, бегущими у стремени хозяина, ни Дон Кихотами, воюющими с ветряными мельницами. Политическая борьба с коммунизмом бессмысленна и вредна, но ликующая осанна позорна и постыдна. В этой формуле нет ничего героического, но она и обращена к тем, кто не готов быть героем, и, кажется, совсем не устарела.