Історія №21. 136-ий ювілей Ілліча
Петро Миколайович стояв на гранітних плитах і дивився на Бессарабський ринок. Унизу під ним майоріло море червоних прапорів. Спиною Петро Миколайович відчував вагому ленінську підтримку.
Він заглянув у папірець, підготовлений другим секретарем ЦК КПУ Адамом Івановичем Мартинюком, і продовжив виступ.
- Товарищи! - продовжив Петро Миколайович. - Для бывшего мечтательного крестьянского мальчика с Волыни Данилы Шумука, в начале 1930-х годов ставшего комсомольцем и коммунистом, час страшного прозрения придет намного позже - в 1941г. А в 1932 - 1933гг. он, как и его товарищи - волынские молодые коммунисты, яростно спорил с врагами трудового народа, кулаками и подкулачниками, бежавшими с цветущей Советской Украины и показывающими кулинарные изделия из травы, коры и жмыха, нагло заявляя, что такое блюдо едят крестьяне УССР вместо хлеба, экспортируемого за границу ради индустриализации. Ясное дело, что такие хлебцы пекли в спецпекарнях дефензивы - для вящей клеветы на Советский Союз, и что никак не могла родная советская власть довести крестьян до хлеба из древесной коры!
Море червоних прапорів схвально загуло.
- Отсидев 5 лет - с 1934 по 1939гг. - в польской тюрьме, а в 1939 - 1941гг. не гоняясь за постами, а работая учителем и пытаясь разобраться, почему реальный Советский Союз оказался так не похож на тот Советский Союз, за который он и его товарищи шли в тюрьму и на плаху, в 1941г. Д. Шумук был призван в армию. Оружие ему не дали как сомнительному элементу (еще бы - бывший коммунист - подпольщик!), а послали вместе с другими такими же безоружными и потому беззащитными копать доты. Попав в плен (а что он, безоружный, мог сделать?), он скоро бежал и, пробираясь на родную Волынь через всю Украину, понял страшную правду о «стране победившего социализма». Про вымершие от голода села узнавал он и про массовые расстрелы…
Петро Миколайович затнувся і припинив читати вголос. Але його права півкуля продовжувала читання:
Когда в 1945г. политработник УПА «Говерля» (псевдоним Данилы Шумука) предстанет перед сталинским судом, ему на суде «хотелось перед смертью плюнуть в самые глаза, в лицо Сталину и всей его клике именно за то, что они испоганили, изгадили ту идею, какая была для меня святою святых, какую я считал вершиной человеческого счастья».
Петро Миколайович відчув, що божеволіє, але зупинятися не хотілося. Він мовчки стояв за трибуною і ковтав слово за словом:
В истинности вестей о голодоморе уверялись с разной скоростью. Молодой активист ОУН и поклонник Ленина Бандера поверил сразу. Узнав о голодоморе, он, как пишет его сестра, «полностью отрекся от своих симпатий к Ленину, который стал для него олицетворением не социализма, а большевизма. Коммунистическая Россия была для него страшнее, чем Польша. Его родственники со стороны отца, бежавшие из Донецка, рассказывали про тамошний голод 1932-1933гг., про коллективизацию, аресты ГПУ. Сталинский социализм вспоминали только злом. После этого Бандера говорил: «Пока мы под панами, наша жизнь - борьба, когда придут Советы, нашей жизни настанет смерть»».
До тями Петра Миколайовича привело шепотіння кількасот тисяч людей, які здивовано дивилися на першого секретаря. Він теж подивився униз - побачив червоні стяги, старих ветеранів з орденськими колодками і юних тінейджерів у футболках з Че Геварою. Вони явно були шоковані поведінкою лідера.
"Ну, Адамчик, ну гад, - подумав Петро Миколайович. - Ну все!"
Він хотів викинути текст промови, але стримався. „Вдома дочитаю”, - сором’язливо подумав, набрав повітря у легенів і закричав у натовп:
- Товарищи! Великий Ленин учил нас, всякая революция стоит чего-нибудь лишь тогда, когда умеет защищаться. Эта революция защищаться не умеет. Ура, товарищи!
- Урааа! - закричали товариші.
Він заглянув у папірець, підготовлений другим секретарем ЦК КПУ Адамом Івановичем Мартинюком, і продовжив виступ.
- Товарищи! - продовжив Петро Миколайович. - Для бывшего мечтательного крестьянского мальчика с Волыни Данилы Шумука, в начале 1930-х годов ставшего комсомольцем и коммунистом, час страшного прозрения придет намного позже - в 1941г. А в 1932 - 1933гг. он, как и его товарищи - волынские молодые коммунисты, яростно спорил с врагами трудового народа, кулаками и подкулачниками, бежавшими с цветущей Советской Украины и показывающими кулинарные изделия из травы, коры и жмыха, нагло заявляя, что такое блюдо едят крестьяне УССР вместо хлеба, экспортируемого за границу ради индустриализации. Ясное дело, что такие хлебцы пекли в спецпекарнях дефензивы - для вящей клеветы на Советский Союз, и что никак не могла родная советская власть довести крестьян до хлеба из древесной коры!
Море червоних прапорів схвально загуло.
- Отсидев 5 лет - с 1934 по 1939гг. - в польской тюрьме, а в 1939 - 1941гг. не гоняясь за постами, а работая учителем и пытаясь разобраться, почему реальный Советский Союз оказался так не похож на тот Советский Союз, за который он и его товарищи шли в тюрьму и на плаху, в 1941г. Д. Шумук был призван в армию. Оружие ему не дали как сомнительному элементу (еще бы - бывший коммунист - подпольщик!), а послали вместе с другими такими же безоружными и потому беззащитными копать доты. Попав в плен (а что он, безоружный, мог сделать?), он скоро бежал и, пробираясь на родную Волынь через всю Украину, понял страшную правду о «стране победившего социализма». Про вымершие от голода села узнавал он и про массовые расстрелы…
Петро Миколайович затнувся і припинив читати вголос. Але його права півкуля продовжувала читання:
Когда в 1945г. политработник УПА «Говерля» (псевдоним Данилы Шумука) предстанет перед сталинским судом, ему на суде «хотелось перед смертью плюнуть в самые глаза, в лицо Сталину и всей его клике именно за то, что они испоганили, изгадили ту идею, какая была для меня святою святых, какую я считал вершиной человеческого счастья».
Петро Миколайович відчув, що божеволіє, але зупинятися не хотілося. Він мовчки стояв за трибуною і ковтав слово за словом:
В истинности вестей о голодоморе уверялись с разной скоростью. Молодой активист ОУН и поклонник Ленина Бандера поверил сразу. Узнав о голодоморе, он, как пишет его сестра, «полностью отрекся от своих симпатий к Ленину, который стал для него олицетворением не социализма, а большевизма. Коммунистическая Россия была для него страшнее, чем Польша. Его родственники со стороны отца, бежавшие из Донецка, рассказывали про тамошний голод 1932-1933гг., про коллективизацию, аресты ГПУ. Сталинский социализм вспоминали только злом. После этого Бандера говорил: «Пока мы под панами, наша жизнь - борьба, когда придут Советы, нашей жизни настанет смерть»».
До тями Петра Миколайовича привело шепотіння кількасот тисяч людей, які здивовано дивилися на першого секретаря. Він теж подивився униз - побачив червоні стяги, старих ветеранів з орденськими колодками і юних тінейджерів у футболках з Че Геварою. Вони явно були шоковані поведінкою лідера.
"Ну, Адамчик, ну гад, - подумав Петро Миколайович. - Ну все!"
Він хотів викинути текст промови, але стримався. „Вдома дочитаю”, - сором’язливо подумав, набрав повітря у легенів і закричав у натовп:
- Товарищи! Великий Ленин учил нас, всякая революция стоит чего-нибудь лишь тогда, когда умеет защищаться. Эта революция защищаться не умеет. Ура, товарищи!
- Урааа! - закричали товариші.