Притча о признании
http://antonrai.livejournal.com/37829.html
Жил был на свете кинорежиссер, которого звали Марленом. То есть пока он еще не был собственно режиссером, он еще только мечтал им стать и готовился к важнейшему событию в своей жизни - первым самостоятельным съемкам. Пока же он любил поговорить об искусстве вообще и о кино в частности, а еще в большей частности он любил поговорить о таком феномене как признание. Марлен говорил так: «Что такое признание? Признание кем есть признание? Признание толпой. Как только меня признала толпа, как только почти всякий может сказать, что слышал такое-то имя или смотрел такой-то фильм, то это и есть то, что считается признанием. Мне такого признания даром не надо. Да я со стыда сгорю от такого признания. И главное, какой от него толк? Стану ли я режиссером лучшим или худшим от того, что меня признают или не признают? Лучшим точно не стану, а вот худшим - вполне возможно». На это нашему Марлену возражали, что, например, найти деньги на съемки фильма проще режиссеру известному, а режиссеру неизвестному почти невозможно осуществить масштабный проект. Но Марлен не принимал этот аргумент во внимание: «Вот именно, что вы говорите о проектах, а я - об искусстве. Деньги? Сколько мне может понадобиться денег? 100 миллионов долларов может быть? Не смешите меня. Я всегда обойдусь скромной по нынешним меркам сметой. Ведь мне не нужны спецэффекты. Спец-эффекты - это кража таланта режиссера и трата денег на потребу жующей поп-корн толпе». Так говорил Марлен и готовился к съемкам своего первого фильма.
Фильм, действительно, не требовал значительных финансовых затрат и на бумаге обходился приблизительно в миллион долларов. Пришлось Марлену побегать, но в итоге один из продюсеров (по серьезной рекомендации одного из знакомого Марлена, который признавал его талант и был достаточно влиятелен в кино-мире) согласился вложиться. Далее начался подбор актеров. Тут Марлен встретился с некоторыми непредвиденными осложнениями: далеко не все актеры и актрисы, которых ему хотелось видеть на площадке, захотели сниматься у него. Но это было еще только во-первых, а во-вторых, и те, кто выразил согласие были связаны посторонними контрактами, так что у них было время для съемок тогда-то и тогда-то, хотя Марлену они, понятное дело, нужны были на все время съемок. Ну что же, подумал, Марлен, проблемы есть проблемы. Никакой фильм еще никогда не снимался без такого рода проблем. И вот начались съемки, и Марлен весь растворился в процессе. Он работал с полной отдачей сил, требуя такой же отдачи и от своих помощников и актеров. Он снимал и переснимал, нещадно забраковывая рабочий материал. Он конфликтовал со звездами, с операторами, со всеми, кто пытался оспорить его взгляд на съемку. Главной звездой фильма был некто Марианн, которому довольно быстро надоело, что ему читают нотации, и он взял и покинул съемочную площадку, произнеся следующее: «Я готов терпеть скверный или даже деспотический характер режиссеров, такая уж у них натура, но да ведь то режиссеры, а кто такой Марлен? Неизвестно». Марианн сказал так и ушел, и это был настоящий удар для Марлена, потому как он совершенно не знал, кем бы ему заменить Марианна. Он попытался было вернуть Марианна, так как его уход, безусловно, нарушал условия заключенного с ним соглашения, однако тот уже подписал новое соглашение с одним известным режиссером, имеющим к тому же довольно высокое покровительство, так что Марлену быстро дали понять, что все его «возвратные» попытки окажутся безрезультатными. Что делать, надо было работать дальше, и Марлен стал работать дальше. Тут однако выяснилось, что не хватает заявленного бюджета. Обычное дело: миллион на бумаге разросся минимум в два на практике. Марлен тоже уверил себя, что дело это самое обычное, но вот его продюсер, видимо, так не считал, и поначалу наотрез отказался расширять бюджет. Пришлось Марлену упрашивать, и даже фактически, пусть и фигурально, но встать на колени. Марлен был горд и всякое раболепство было чуждо его натуре, но ради кино он мог пойти на многое. В итоге, с серьезной душеной раной и полученными деньгами (правда он не получил и половины того, что ему недоставало) он возобновил съемки. Но чем дальше, тем меньше нравился ему результат, а когда съемки уже подходили к концу, он вдруг с немалым ужасом понял, что кино надо почти полностью переделывать, и что только теперь он собственно и понимает, как же надо снимать. Однако, с не меньшей ясностью он понимал, что продолжать съемки уже никак не возможно. И актеров было уже не удержать, и на новые деньги рассчитывать никак не приходилось. «Ничего, - утешил себя Марлен, - следующий фильм я уже сниму, так как хочу, а это была как бы проба. Вначале всегда труднее всего, а дальше пойдет проще». Пока же фильм вышел в прокат. Впрочем, проката как такового почти не было, потому что Марлену было совершенно наплевать на прокат, а продюсер изначально не делал особой ставки на этот фильм, рассчитывая (безосновательно) в лучшем случае вернуть свои деньги. В итоге фильм прошел почти незаметно, как по зрительской, так и по финансовой отдаче. Сам Марлен, впрочем, сохранял душевную бодрость и уже вовсю готовился к съемкам второго фильма. Однако же, он и до сих пор лишь готовится к ним, потому как ни денег найти не может, ни подходящего актерского состава. Продюсеры спрашивают у него: «Что вы сняли?». Он отвечает им, но они не видели этого фильма и знают только, что он не окупился. Актерам говорят: «Марлен хотел бы снять вас в своей картине», - а они горят: «Марлен? А кто это такой?». Никто не знает, кто такой Марлен и никто, следовательно, не торопится на съемки его нового фильма. Так режиссер Марлен потонул во мраке нулевой зрительской реакции, до которой ему, впрочем, не было никакого дела.