В качестве эпиграфа: "Перефразируя Эзру Паунда, можно сказать, что переводить шераб (санскр. праджня) или йеше как «мудрость» (а именно так обычно их переводят), все равно, что переводить слова «муравьед», «кошка» и «собака» одним словом «четвероногое».
Как и обещал намедни, привожу чудесные мысли переводчиков одного из первых пяти текстов дзогчен в нашей обозримой истории. Речь о проблеме буддийского жаргона, за которой стоят гораздо более важные проблемы нашего понимания истин речи вообще. Ключевая революция переводчиков заключается вот в этом: "специальные термины переведены очень точно, но общеизвестными словами". Это главная интрига. Мне безумно интересно читать этот древний дзогченовский текст Манджушримитры без бесчисленных "дхармакай" и прочих трюков переходного периода, в котором переводчики буддийских текстов завязли довольно плотно, в том числе, и у нас в России. Потому что вылезти из этой трясины автоматизма терминов, чтобы проявить более ясное и полное понимание на родном языке, - это задача перевести не "технически" и уж точно не просто номинально, а явить первородное понимание. Здесь опять впору вспомнить гётевское "Чтобы что-то сделать, надо кем-то быть". И я вполне понимаю то стадо переводчиков и читателей, которое боится опираться на такие переводы. Потому что им вообще боязно опираться на понимание не буквы, а смысла. Особенно это цветёт и пахнет у гелугпинцев. Там сплошное "Аз грешен и недостоин есмь")))). Они мне более всех напоминают о болячках наших православных.
Итак, перейдём. Фотоаппарат и "Файнридер" нам в помощь!)) Это речь Кеннарда Липмана из его предисловия к "Дола сершун":
"Позвольте привести два примера того, что я называю «буддийским диалектом»: один из нашего первоначального перевода, а второй - из одного широко распространенного перевода. (Очевидно, что под эту категорию в некоторой степени подпадают и санскритские или тибетские слова, не вошедшие в наш язык.) Наш первоначальный перевод первых строк текста Манджушримитры, а также комментария к нему выглядел так:
Сугате, (который постиг) двойное несуществование индивидуальности, кто обрел неконцептуальную мудрость и измерение дхармадхату...
Безошибочное постижение двойного несуществования индивидуальности-личности и всего сущего - само по себе является неконцептуальной мудростью Сугаты. Обретя эту мудрость, человек достигает (сопровождающего) ее знания, знания дхармадхату, равно как и неотделимого (от нее) измерения.
Этот перевод был насыщен буддийским жаргоном: «Сугата», «двойное несуществование индивидуальности», «мудрость», «дхармадхату».
Теперь же наш перевод таков:
Радостному, (который до конца постиг), что не существует ничего, что делало бы и то и другое (существа и явления) тем, чем они являются, кто обрел вечно свежее осознавание, не загрязненное понятиями, и изначальный контакт с всеобъемлющим полем событий и смыслов...
Полное и безошибочное постижение того, что нет ничего, что делало бы всех существ и явления тем, чем они являются, это само по себе присущее Радостному вечно свежее осознавание, не запятнанное рассудочными понятиями. Обретя это свежее осознавание, вы овладеете и его сферой, всеобъемлющим полем событий и смыслов, а также изначальным контактом, нераздельным с этим полем.
Сразу скажу - точность смыслового перевода с тибетского - идеальна. Просто не привожу эту массу объяснений и сличений. Короче, лексика в этом смысле не пострадала. Дальше.
...Главное, что здесь, в нашем втором переводе, читатель, как мы надеемся, не будет лишен понимания смысла в силу непонимания слов; специальные термины переведены очень точно, но общеизвестными словами.
...Как упоминалось выше, слово «мудрость» вовсе не передает смысла тибетского выражения йеше. Перефразируя Эзру Паунда, можно сказать, что переводить шераб (санскр. праджня) или йеше как «мудрость» (а именно так обычно их переводят), все равно, что переводить слова «муравьед», «кошка» и «собака» одним словом «четвероногое». «Видения», «дхармата», «самосущая мудрость», «самбхогакая» - всё это жаргонные слова, которые следует переводить на тот же самый ясный язык...
Речь идет не просто о стилистике. Употребляя более или менее распространенные слова, чтобы выразить на нашем языке нечто «новое», мы создаем связь между переживаниями, доселе не находившими выражения на нашем языке, и теми переживаниями, которые передаются при помощи обычного языка.
Когда человек начинает знакомиться с переживаниями, кроющимися за тибетскими словами, требуется пропустить их сквозь свое «лингвистическое бессознательное», чтобы произошло то необъяснимое слияние переживания и родного языка, которое составляет нашу скрытую способность говорить спонтанно, еще до того, как очередная порция слов неожиданно возникнет в голове. В этом случае языковое действие, «оязычивание» становится творческим актом, который французский философ Мерло-Понти называл речью «подлинной» или речью «из первых рук»: «Так ребенок произносит свои первые слова, влюбленный признается в своих чувствах, доисторический человек впервые пробует говорить или писатель и философ пробуждает в себе изначальный опыт, предшествующий всем традициям». Противоположность этому - «выражения второго порядка», где
...речь - это некий институт. Для всего множества банальных выражений у нас уже готовы шаблонные значения. Они порождают в нас только мысли второго порядка, а те в свою очередь мы переводим в другие слова, которые не требуют от нас настоящих усилий для их выражения, а от наших слушателей- настоящего усилия для их понимания... Однако совершенно ясно, что общепринятая речь, как она работает в повседневной жизни, предполагает, что решающий шаг в попытке выражения уже сделан. Наш взгляд на человека останется поверхностным до тех пор, пока мы не сможем вернуться к истокам, пока не сможем обнаружить за журчанием слов изначальное безмолвие и пока не сможем описать действие, которое нарушает это безмолвие.
Словом, перевод основополагающих терминов буддийской философии и практики требует применения подлинной речи, речи "из первых рук", потому что они выражают "изначальный опыт, предшествующий всем традициям". В самой традиции всегда рекомендуется опираться не на слова учения, а на то, что они выражают (don - смысл, тиб.).
Поль Рикёр, ещё один французский философ, принадлежащий к традиции феноменологии, сказал: "Понять и соответственно перевести) текст - значит проследить его движение от смысла к способу выражения, от того, что в нём сказано, к тому, о чём в нём говорится".
...Например, в нашем случае Бэрри Симмонс задавал такой вопрос: "Что на самом деле означает “неотъемлемое осознавание” или “двойное несуществование индивидуальности", или любой другой термин из диалекта буддистов?», перескажите мне это на английском языке". Эти жаргонные выражения стали чем-то вроде «речи второго порядка», удобными штампами. (Назначение профессионального жаргона в том и состоит, чтобы обеспечить специалистов средством быстрого и легкого общения. Такой способ правомерен, но опасен, особенно в нашем случае, когда речь идет о сложных переживаниях, а не об электронном оборудовании или четких научных постулатах). Чтобы выполнить упомянутое выше требование, мне пришлось вновь обратиться к интуитивному знанию родного языка, чтобы выработать новый стиль выражения смысла".
В-общем, уже само предисловие переводчика безмерно интересно. Что уж говорить о самом тексте в этом смысле... Причём, Намкай Норбу Ринпоче полностью одобрил и сам подход, и перевод, в создании которого он участвовал.