Я.В.Чеснов: Трудно быть чеченцем (продолжение)
Я.В. Чеснов, доктор исторических наук
ТРУДНО БЫТЬ ЧЕЧЕНЦЕМ
(продолжение, начало: http://nana-95.livejournal.com/1128.html)
РАВНИННЫЕ И ГОРНЫЕ ЧЕЧЕНЦЫ
Часто постулируемые в нашей прессе исконность и якобы существенное этнополитическое значение деления чеченцев на равнинных и горных совершенно неправильны. В далекие эпохи процветала единая система эксплуатации летних горных и зимних равнинных пастбищ. Древние народы Северного Кавказа одновременно были “горцами” и “степняками”. Пожалуй, настоящий горский колорит здесь стал появляться сравнительно поздно, вместе с приходом сильных, в военном отношении, тюркских, а еще позднее, калмыцких кочевников. Исконно равнинные группы вайнахов, оставившие свои поселения из-за военной опасности, уходили в горы. Там они вынуждены были углубляться в наиболее глухие, удаленные от центров экономической и культурной жизни места. Так чеченские группы со следами степного происхождения, как чеберлоевцы и орстхоевцы, оказались в самой глубине Кавказских гор. Такую же судьбу повторили предки балкарцев и карачаевцев, которым достались чуть ли не самые далекие горные ущелья.
Чеченский этнограф Умалат Лаудаев, писавший в середине прошлого века, еще смог зафиксировать память о том, что земли в горах приобретались для защиты. Каждый тейп стремился обзавестись своей горой. Так, у чермоевцев появилась Чермой-лам, у харачоевцев Харачой-лам и т.д.
Деление чеченцев на горских (ламарой, ламро - “горцы”) и плоскостных (чёхаранах - “народ внутренней части”) - локально-этнографическое, но не этническое. Среди последних выделяют чеченцев, расселенных в Шелковском и Наурском районах (теркхой - от имени населенного пункта Терки). Если по какой-либо причине чеченцы говорят обособленно о надтеречных собратьях, именуя их теркхой и ведя этимологию термина от реки Терек, то чёхаранахами становятся тогда “срединные” чеченцы, живущие к югу от надтеречных районов и до предгорий Кавказского хребта, где уже живут ламрой.
Горные чеченцы сами себя предпочитают называть нохчиймохкой. На такие наименования, как ламанхо, ламро, ламкерст житель возвышенной части может даже обидеться. Более нейтрально звучит их чеченское наименование халниерахарнах (“живущие вверху”). Есть и такое явление: обитатель горной Шатойской котловины, не считая себя горцем, термин ламанрой применяет к обитателям еще более дальних гор.
Границы Большой Чечни, по мере российских завоеваний, отодвигались; сначала к Сунже, где была основана крепость Грозная, затем дальше на восток к реке Аргуну (Орга по-чеченски). Это отразилось на бытовании в прошлом веке у чеченцев названий органалсиехаранах (“по эту сторону Аргуна живущие”) и органалдиехаранах (“по ту сторону Аргуна живущие”). Эти названия исчезли. Но сам факт их наличия в прошлом говорит о том, что зависимость от России была фактором, вызывавшим тенденцию к этнографическому делению народа.
В целом же, часто постулируемое в нашей прессе противопоставление равнинных и горных чеченцев как исконное и этническое неправильно.
ТЕЙПОВАЯ И ТУКХУМНАЯ ОРГАНИЗАЦИИ
Особенности исторической жизни чеченцев сыграли свою роль в том, что их надежным домом в минуты опасности всегда оказывались горы. Равнина же заселялась в более благоприятное время. Это привело к тому, что возникли незначительные этнографические различия между горными и равнинными группами. Впрочем, размеры Чечни таковы, что горец в два-три дня мог спуститься из своего горного селения к своему другу или родственнику на Терек, посетить его и вернуться назад.
В связи с темой этнического расселения чеченцев надо нам разобраться с так называемыми “родовыми структурами”. Речь идет о единицах, известных под арабскими по происхождению терминами тукхум и тейп.
Первым термином - тукхум - называются субэтнические подразделения чеченцев и ингушей. Это те же аккинцы, мялхистинцы (живущие в районе Бамута), чеберлоевцы (живущие на границе с Горным Дагестаном), орстхойцы (часть их отождествляется скорее с чеченцами, а часть - с ингушами) и известные также как карабулаки и т.д.
Не совсем ясно, сколько было тукхумов - 7, 9 или 13. Известно, например, точка зрения некоторых чеченцев, что ингуши - это один из 13-ти вайнахских тукхумов. Ясно, что тукхумы участвовали в этногенетическом процессе, хотя подробности процесса еще не исследованы. Так, некоторые тукхумные по происхождению образования еще осознают свою обособленность, например мялхистинцы и некоторые группы орстхоевцев, представители, которых иногда выступают за соответствующее обозначение своей национальной принадлежности в паспорте. Но процесс консолидации чеченского этноса на тукхумной основе явно был дополнен включением тейпов иноплеменного происхождения.
Возможно, что в этногенетическом плане тейпы и явились тем каналом, через который в чеченцев вливались представители соседних этносов, и если эта гипотеза верна, то можно говорить, что тукхумы и тейпы отражают соответственно ранний и поздний этапы этногенеза.
В отличие от тукхумов, история тейпов лучше известна, ведь их активная жизнь и развитие продолжаются и в наше время. В литературе тейпы часто именуются “родами”. Первоначальной и важнейшей функцией тейпа была защита земли. Ради этой цели в тейп могли принимать даже иноплеменника. С развитием кровнородственной идеологии тейпа, стимулированной Кавказской войной, иноплеменники стали считаться предками некоторых тейпов. Поэтому среди чеченских тейпов есть те, о которых говорят, что они дагестанского, грузинского, русского и даже еврейского (горноеврейского или татского) происхождения.
Тейп делится на гары (ветви), а гары на некъе (патронимические семьи). Некоторые гары (а порой и некъе) стремятся объявить себя тейпом. Этот процесс уже отмечен в середине прошлого века, когда насчитывалось 30 с небольшим тейпов.
Итак, тейповый принцип тесно связан с организацией земледельцев, собственников индивидуальных участков земли. Тейп всегда локализован - есть его историческая родина. На этой родине часто имеется территориальный символ тейпа - “тейповая гора” (у чермоевцев, например, Чермой-лам и т.п.). Как организация , гибко сочетающая землевладельческий и кровнородственный принципы, тейп оказался очень устойчивым и способным жить в современных условиях. Прежде всего оказалось, что в кризисных ситуациях тейп смог взять на себя обязанность защищать личность и гражданское достоинство человека. Это очень важный сдерживающий фактор в условиях современной Чечни. Уже в силу этого тейп оказался вовлеченным в политическую жизнь.
В советские годы эта роль тейпов была приглушена: тоталитарная система подавляла всякие чуждые ей структуры. Кризис власти в 1980-е годы вызвал повсюду на Кавказе оживление традиционных институтов вроде собраний однофамильцев у абхазо-адыгских народов, карачаевцев и балкарцев. У чеченцев оживилась общественная роль тейпов. Присутствие на таких собраниях в начале 1990-х годов убедило меня в том, что тейпы от общественно-культурных мероприятий стали переходить к политической жизни.
В условиях Чечни, где советская номенклатура оказалась не у дел, инициативу тейповых собраний вначале старались перехватить старые партийно-номенклатурные кадры. Но в начале 1990-х годов члены тейпов часто выступали против собственных коррумпированных советских бонз. В период неустойчивого равновесия при Дудаеве все больше возрастала в тейпах общедемократическая тенденция. Бурно обсуждался вопрос об опоре на тейп при строительстве национального государства. Вторжение федеральных войск в 1994 г. спутало все карты - единственной задачей всех общественных институтов чеченского общества стало сопротивление.
СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Обратиться к рассмотрению чеченской семьи нам необходимо по следующим причинам. Во-первых, у чеченцев, пожалуй, как ни у одного другого народа бывшего СССР, сохранились традиционные основы семейного уклада. Иногда эти особенности попадали в поле зрения тех, кто соприкасался с бытом этого народа. Напомним, что А.И. Солженицын отмечал, что во время высылки в Среднюю Азию чеченцы не пускали девочек в школу. Но что это, результат дремучей порабощенности женщин? Вопрос этот гораздо сложнее. Такое положение дел было связано с особым, чуть ли не культовым отношением к девичеству. В той же среднеазиатской высылке одно суфийское братство (сторонников Вис-хаджи) ввело институт многоженства. Это тоже было не просто введением норм мусульманского права: мужчины брали в жены вдов, прежде всего, ради воспитания их потомства.
В Чечне редко можно увидеть, чтобы жена находилась с мужем в одной компании или они шли рядом по улице - обычно она следует за мужем в нескольких метрах сзади. В сельской местности еще можно увидеть, как женщина останавливается за несколько метров перед идущим мужчиной и пропускает его, наклонив голову. А для чеченского фольклора характерны светлые образы матери и сестры и почти нет столь характерных для фольклора многих народов образов злых и страшных колдуний.
Женщины социально активны. Еще после Октябрьской революции наблюдатели отмечали продуктивную работу женотделов. В начале 1990-х годов в Чечне действовал женский батальон, взявший на себя функции охраны общественного порядка. Наконец, во время действий в Чечне федеральных войск регулярно можно было видеть женские митинги и процессии с лозунгом вывода войск.
Дело в том, что исконно в чеченской этнической культуре скорее существует четкое социальное поведенческое и мифологическое разделение полов, чем представление о низшем положении женщин. В топонимике существует “Река мужчин” и “Река женщин”. Есть топоним Зударийн лам (Женская гора), где весной женщины проводили обособленный от мужчин обряд. Такова же Маркарайн корта (Вершина девушек), где проводились обряды такого же типа.
Для этнического менталитета чеченцев чрезвычайно важен образ девушки Малх Азни (Мялх-Азни, Малхан Азни), имя которой можно перевести как “Голос солнца несущая”. В народе хорошо знают, что в старину девушка, которая имела этот статус, участвовала в бою. Она была одета в белое и восседала на белом коне. Ее платье и головной убор считались знаменем. Первая она пускала стрелу во врага. И не дай Бог врагам приблизиться к ней. Когда она обнажала голову, это был знак прекращения битвы.
Вот другое всем хорошо знакомое предание о девушках мехкарий (стражи земли). Это были девушки первенцы, которые участвовали в боях и носили мужскую одежду и головной убор. Только после совершения какого-либо героического поступка эти девушки могли выйти замуж. Считалось, что эти девственницы дают народу благополучие, обладают целительскими свойствами.
Вот и в современном быту с женщиной связывается представление как о носительнице высоких нравственных качеств. Как народная пословица бытует сентенция “Нет мужчины, который не справился бы с женщиной, но многие женщины из недостойных мужчин делают достойных”. Чеченцу льстит, если его жена обладает какими-либо особыми положительными качествами. Слова “Твоя жена лучше, чем ты” чеченский мужчина воспримет как комплимент. Но если сказать, что “Ты хуже своей жены”, то это будет тяжким оскорблением. Эти несколько штрихов этнического менталитета чеченцев нам обязательно надо помнить, переходя к описанию внутрисемейных отношений.
Чеченская малая семья (дёзал), состоящая из супружеской пары и детей, не бывает изолированной от более широкого круга родственников. В сельской местности женатые братья стремятся поселиться поблизости друг от друга. Они поддерживают между собой общие хозяйственные интересы. Такого рода семейные структуры ученые называют большими, или расширенными семьями. По-чеченски они называются ца (люди одного дома) - слово, этимологически восходящее к названию очага. Их экономическая база является натуральной составляющей в земледельческом и скотоводческом хозяйстве, которое нуждается в большом числе рабочих рук. Родственные ца представляют собой объединение, называемые некъе, слово этимологизируется как “люди одной дороги”. У одного некъе есть реальный предок. Родственники по некъе могут населять один хутор, конец села и также иметь общие экономические интересы.
Над некъе стоит родственная организация гар, слово этимологизируется как “люди одной ветви”. Это идеологически кровнородственное объединение, но в реальности эта общность может оказаться мифологической. У некоторых групп чеченцев гар выступает в роли тейпов.
ИСЛАМ И ЧЕЧЕНСКИЙ ЭТНОС
Исследователям предстоит еще долгая работа, для того, чтобы объяснить, почему ислам в Чечне утвердился именно в суфийской форме. Суфизм - это способ духовного созерцания и конечного слияния с Всевышним, основанный на психосоматической практике, которой ученик обучается у учителя. В ходе обучения ученик (мюрид) постигает с помощью учителя (устаза, шейха) навыки отказа от эгоистического, земного “я”, от его ограниченности, чтобы найти истинное существование, раствориться в истине.
Эта практика связана с утонченными процедурами духовной деятельности, с умением анализировать мельчайшие душевные переживания, личные мотивы, разоблачать в них ложные побуждения.
Для каждого адепта-суфия, продвигающегося по пути (тарика) приближения к Богу, важны наставления его учителя, который в свою очередь имел своего учителя. Такая генеалогическая линия (силсил) доходит до самых первых основателей суфийских братств. Такие братства утвердились в исламском мире в ХI-ХIV веках, когда суфийское движение приняло характер народный. Но самые первоначальные создатели течений (тарикатов - буквально “путей”) действовали гораздо раньше. Новые братства основывались вплоть до ХХ века.
Психофизиологические моления, называемые зикром, имеют целью излечение “Я” человека от неправильных желаний и страха. Но за этим духовным аспектом исторически стоит стремление преодолеть физические болезни и использовать физическое тело человека как средство преобразования его личности. Суфийские позы сидения на пятках, скрестив ноги, охват левой рукой правого запястья и т.д. это - контролирование тела, которое соответствует высоко развитой древней вайнахской телесной культуре. Эта культура развила самостоятельные нормативы человеческого тела и виртуальных процессов. Даже суфийское поминание имени Бога в его драматически отрицательной форме (ля илляха ил аллах - нет бога кроме Аллаха, где ла - отрицание), соответствует вайнахскому этикетному отказу говорить от собственного имени.
Ничтожность “Я” возвышала значимость окружающей человека жизни, ее виртуальных сил. Отсюда огромное почитание женщины-матери в вайнахской культуре. В этом менталитете суфийское форсированное выдыхание, которое можно передать словом “ху”, воспринимается как заклинание жизни. Так, если в семье умирают мальчики, то вновь родившимся дают имена на “ха”: Хусейн, Хамад, Хас-Магомед, Хазрат и т.д.
Обратим внимание на то, что в жизни членов братства, подчиняющихся воле устаза, проводится семейный принцип организации. Этот семейный аспект разнообразно проявляется в религиозной жизни чеченцев. Сам индивид входит в ту или иную общину по своему собственному побуждению: известно много случаев, когда люди меняли одно братство на другое. Но человек может остаться в общине отца или матери в знак уважения или памяти.
Для обозначения религиозной общины в чеченском быту применяются слова “вирд” или “тоба”. Выражение “тобаш-вирдаш” (оба термина стоят здесь во множественном числе) означает всякие дела, относящиеся к религиозной жизни суфийских братств.
В более узком смысле тобаш (тобаш лец нах) означает набожных людей, членов вирдов. В буквальном смысле тоба - это арабская формула раскаяния. Таким образом, в чеченском понимании этого термина тоба - это группа людей, совершивших акт духовного покаяния перед шейхом-устазом и ставших его мюридами. По идее, все они образуют вирд. Термин вирд происходит от арабского названия краткой молитвы. Большие вирды оказались делокализованными, и тогда они состоят из нескольких тоба. Из религиозной сферы слово тоба перешло в бытовой язык и стало обозначать группу людей, спаянных общими делами, даже не всегда законными. В связи с термином тоба следует упомянуть о бытовавшем у вайнахов институте “тюллиги тоба”, сведения о которых собрали Абдула Гапаев и Саид Хасиев. Члены такой группы ставили задачей, высмеивая деятельность мусульманского духовенства, возвышать духовные ценности ислама.
В психологическом механизме, который вел к тому, чтобы человек стал членом такого тоба, снова играл свою роль семейный принцип. Только он извращался и отрицался: тюллиги наносили тягчайшие оскорбления своим близким для того, чтобы больше никогда не вернуться в семью.
Интересно проследить роль семейного принципа в деятельности основателя кадирийского братства среди чеченцев Кунта-Хаджи Кишиева. Он начал свою проповедь в самом конце Кавказской войны, когда вся Чечня была разорена войной и резко сократилось ее народонаселение, и выступил проповедником непротивления злу насилием. В своем учении семейные связи он выдвигал на одно из первых мест. Причем от родителей он требовал ответственности за детей. Долг же последних - почтительное отношение к родителям. Не почитающие родителей будут прокляты Богом - учил Кунта-Хаджи. В изложении кунтахаджинцев, милосердный Бог пожалел изгнанных из рая Адама и Еву и дал им в утешение детей.
Мысль о том, что семья (где возникает союз родителей и детей) создавалась по предопределению Бога, видна в другой кунтахаджинской притче. Рассказывают, что у друга пророка умер сын. Пророк так утешал в горе несчастного отца: “Это не твоя потеря. Сын тебе не принадлежал полностью. Его тебе ниспослал Бог, как вещь, для хранения. Сын твой оказался ему нужен, и он забрал его, как свою вещь”. Все это - принципы вайнахской этики жизни, проявляющиеся в сюжетах и без участия Кунта-Хаджи. Например, в популярных рассказах о конфликте Пророка Мусы (Моисея) с отступником Пироном (фараоном) Пирон проявляет неуважение к хлебу, а также неуважение к старшим и детям.
Надо сказать несколько слов об особой связи Кунта-Хаджи с детьми. О самом Кунта-Хаджи говорят, что он родился уже наделенным возвышенным знанием. По другому преданию, Кунта-Хаджи самым высоким знанием считал то, которое ребенок получает в утробе матери, только после него по значению идет знание, приобретенное в жизни. Недаром и сегодня бытует у вайнахов пословица: “Пусть наученный Богом будет с нами, а наученный людьми - у других”.
Сохранились предания, что Кунта-Хаджи предсказывал детям будущее (например, что данный ребенок, когда вырастет, обязательно совершит хадж). Кунта-Хаджи заповедовал никому не пересекать дорогу идущей беременной женщине. В кадирийских вирдах, восходящих с кунтахаджинскому, всегда женщина и дети окружены главным вниманием. У чинмирзоевцев и висхаджинцев женщины и дети принимают активное участие в круговом молении (в зикре).
Деятельность Вис-хаджи, развернувшаяся в трудные военные годы в высылке, когда женщины с детьми оказались без кормильцев-мужчин, имела основанием опеку этих обездоленных. Вис-хаджи ввел обычай общиной обеспечивать брак юноши (в 20 лет) и девушки (в 18 лет), выделение им дома и имущества. Он же отменил обычай калыма.
Думается, что в аспекте этики жизни должен быть понят культ могилы матери Кунта-Хаджи (ее зиарата). Эта святая для кунтахаджинцев и всех чеченцев могила находится в Чечне около села Гуни (зиарат в местности Иласхан-юрт). Мать его звали Хеди, и поэтому основателя учения именуют еще Хеди-кант (Сын Хеди). Могила Хеди окружена почитанием и служит центром многочисленных паломничеств, особенно в мае, когда, по преданию, умерла Хеди. Весна - это сезон обновления жизни. И у любого народа есть весенний праздник, отмечающий перелом в природе к лучшему времени. В этом весеннем и радостном периоде для чеченцев звучит также печальная и даже трагическая нотка. Сама гора Эртан-корта, на южном склоне которой расположена могила Хеди, была старинным местом сбора Совета страны (Мехк-Кхел) чеченцев.
Эта святая гора - рубеж между внутренней Чечней (Че) и чеченской равниной, место, где враги чеченцев, приходящие с севера, встречали суровое сопротивление. Оно же стало как бы духовным центром нации. Каждый чеченец, патриот своей Родины, с благоговением уносит с собой маленькую веточку от растущих на вершине хвойных деревьев как залог своей преданности народу и Родине. Поэтому как страшное кощунство восприняли чеченцы бесчинства российских войск в районе Эртан-корты в 1994-1996 гг.
На первый взгляд, в религиозной жизни чеченцев мусульманские институты должны были отвести женщине относительно малое место. Но это не так. Мои личные беседы со многими верующими чеченцами дали убедительные факты, что ребенок в огромном большинстве случаев обязан матери первым появлением религиозного чувства, знакомством с элементарными правилами ислама.
Более подробное знакомство с религиозной жизнью в Чечне показывает, что женский фактор испокон веков играл важнейшую роль в духовной жизни и как бы давал последнюю санкцию религиозно-нравственному поведению.
Явное же участие женщин в обрядах мусульманской жизни приглушено. В большинстве вирдов они не входят в круговое моление зикр, исключение наблюдается только у висхаджинцев и у чинмирзоевцев. Но повторим, что непубличность религиозной жизни женщины не снижает ее огромного нравственного и воспитательного значения.
Показателен в этом похоронный обряд, в котором женщинам не положено провожать умершего на кладбище. Зато после установки надгробного камня к могиле постоянно приходят родственницы для оплакивания. Такие громкие оплакивания, с поглаживанием камня, составляют очень важный, значимый институт чеченской культуры. Жанр этих оплакиваний проникнут мусульманскими представлениями о добродетелях человека, о его долге на земле, о его достоинствах и недостатках, о посмертном существовании. Эти оплакивания - один из нравственных ориентиров современной чеченской культуры.
ЭТНИЧЕСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ
Пословицы у всех народов всегда интересны. Иногда забавны, иногда поучительны. Но, пожалуй, нет нигде такой мудрой и грустной как чеченская: “Не тебя первого жизнь обольстила”. О чем она? Об опыте всей человеческой жизни. Но создать ее смог только народ, от природы наделенный способностью и радоваться жизни, и осознавать ее трагизм, способный столетиями идти по тяжкой стезе познания и вдруг в прекрасном по точности и краткости слове выразить свой опыт.
Чеченцам, как всем людям, знакомо чувство страха. Отчаянный смельчак Зелимхан Харачоевский и то не стыдился сказать, что испытал страх, когда ночью наступил на зайца, а тот жутко закричал. И Бейбулат Таймиев признавался, что всегда боится, как бы не поступить неправильно. Такой страх происходит от совести. А она - это голос внутри нас кого-то другого: беззащитного ребенка, женщины, старика, наконец, самого Всевышнего. Отсюда в чеченском менталитете - сожаление, что человек не в силах выполнить все завещанное ему актом его рождения.
“Эх, Вселенная не наша” (Дуьне вайн дац! ХIара дуьне вайн деци!) - это выражение можно перевести по-русски и как: “Эх, жизнь!”, где выражен оттенок сожаления. Но в чеченском выражении еще острее чувствуется временность пребывания человека на земле, подчеркивается мысль, что люди - только гости здесь. И еще в приведенном выражении сокрыт нравственный мотив: “Коли мы здесь временно, так будем порядочными людьми, давайте жить мирно, дружно!” Не случайно поэтому в чеченских нравственных понятиях так выражено требование принять на себя вину. Это проверка на благородство, на духовный аристократизм.
Особая черта чеченского менталитета - покаяние. На Новый год, если человек чувствовал в этом потребность, он каялся перед односельчанами. Обычай этот любопытен тем, что он связан как будто с влиянием монотеистической религии (христианством или мусульманством), в которой, в отличие от язычества, тщательно разработаны вопросы личной ответственности человека за свои поступки, как в этом мире, так и в загробном.
Чеченское слово “согласие” (барт) звучит так же, как “уста”. В таком понимании согласие равно человеческому дыханию, выходящему через уста, не допускающие осквернения. Все наблюдатели чеченского народа всегда отмечали его большую искренность и отношение к коварству как к самому презренному качеству.
Во многие языки Кавказа и других стран вошел термин арабской науки “хьесап” - умозаключение, решение, арифметическая задача. Чеченцы дали этому слову свое толкование, возведя его к родному слову “хьаса” нить, волокно. Мне была так объяснена суть принятия общественного решения: берется мнение всех участников, не исключая противоположные. Затем они, как нити, свиваются вместе. И вот тогда общее решение окажется наиболее авторитетным и наверняка будет претворено в жизнь. Заметим, что в этом подходе нет поиска правых и неправых. Это этическое, а не формально-логическое мышление.
Этнический менталитет чеченцев четко поляризован по принципу “свои - не свои”. Причем эти “не свои” вовсе не “чужие”: к соседям и другим этносам чеченцы часто питают глубочайшее уважение, отражая это даже в антропонимии. Широко распространены у них имена людей, происходящие от этнонимов соседних и даже отдаленно живущих народов: Гумки (кумык), Герман (немец), Япон (японец). Распространенное имя Руслан воспринимается как указание на русский этнос. Этикет чеченцев всегда ставит иноэтнического гостя, партнера, деятеля культуры на более высокое место, чем то, которое предназначено для своих.
Зато агрессия, которая исходит извне, встречает невероятное сопротивление. Так всегда было в истории с кабардинскими, ногайскими, калмыцкими и российскими попытками силового воздействия на чеченцев.
Даже в дружбе чеченец не любит панибратства. Вместо него он предложит вам, если вы того заслуживаете, немногословную, но искреннюю верность. Он в чем-то индивидуалист, и не стоит особенно лезть в его семейные и личные дела. Отношения постоянной соревновательности между чеченцами часто делают их внутренне одинокими. Но они умеют, отдавшись музыке, песне, танцу и мудрости, заключенной в их языке, уходить от этого одиночества. Вообще, чеченская культура с ее отработанной этикой всегда хорошо обеспечивала основы развития личности, а не социальные роли.
Свобода - фундамент чеченского этнического менталитета, заложенного верой в единого Бога. Самим рождением человек обретает право на жизнь и свободу. И даже еще не родившийся, о чем говорит одна пословица: “Лучше убить хаджу из Чяба (Мекки), чем ребенка в чреве матери”. А мать - это и исток жизни, и гарант свободы. Недаром в одной героической песне (илли) о Бейбулате Таймиеве именно мать посылает его в бой. Это трагическое восприятие материнства стало также истоком учения Кунта-хаджи. И в прошедшей войне были моменты, когда матери, готовые к самому худшему (готовые “принять харам на свою грудь”), отправляли сыновей туда, где им грозила гибель. Люди, пережившие 13-летнюю высылку, рассказывали мне, что там некоторые девушки не хотели выходить замуж, чтобы в неволе не рожать детей.
В Кавказской войне XIX века Чечня, по оценкам некоторых специалистов, потеряла более половины своего населения. Кунта-Хаджи должен был проявить великий нравственный авторитет, чтобы переломить отчаяние, вернуть людей к жизни и тем самым сохранить этнос. А что сейчас? Весной 1996 г. я ехал в очередную этнографическую поездку в Чечню. Незадолго до этого умер мой учитель по части чеченских обычаев - незабвенный Ибрагим Саидов. Умер не от “болезни, которую не называют”, с которой жил и работал многие годы, а оттого, что увидел сожженный Грозный, вернувшись в него из села, где спасался от войны. Наши беседы с ним остались в моей памяти как завещание неустанно собирать драгоценные крупицы традиционной культуры чеченцев. Вот и ехал я на свою работу из Назрани в трясущемся старом автобусе. Не знал я, что в ту поездку мне придется видеть горящие (во второй раз, после разгрома 1995 г.) Самашки, стоя в толпе беженцев из этого села и видеть страшную человеческую трагедию, видеть глаза матери, у которой в селе остались дети.
На границе с Чечней разговорился с офицером российского блокпоста. “Как вы думаете, долго ли чеченцы будут воевать?” - спросил я. “Да хоть лет двести”, - ответил он. Правота его слов проявилась в одном таком факте. В Ингушетии старики, в знак сочувствия бедам чеченцев, приняли решение не делать очень торжественных свадеб - ведь у братского народа горе. А въехав в Чечню, я не раз видел чему-то радующихся людей, слышал музыку. Хотя горе было повсюду. Это все - черта чеченского менталитета с трагическим ощущением красоты нашего краткого пребывания на земле.
Что помогает чеченцам при трагической их истории и при трагическом ощущении жизни быть бодрыми? (Об этом говорит хотя бы такая пословица: “От смерти бегать постыдно”). Я бы ответил: обстоятельства. Во-первых, этническая культура, которая признает ценность жизни и человеческого достоинства. А во-вторых, наследие великих людей, целой плеяды праведников как шейх Мансур, Бейбулат Таймиев и Кунта-Хаджи Кишиев. Все они были сыновьями своего народа, людьми своего времени, но умели прозревать будущее.
Все права защищены. При перепечатке ссылка на сетевую версию журнала "Нана" обязательна.
ТРУДНО БЫТЬ ЧЕЧЕНЦЕМ
(продолжение, начало: http://nana-95.livejournal.com/1128.html)
РАВНИННЫЕ И ГОРНЫЕ ЧЕЧЕНЦЫ
Часто постулируемые в нашей прессе исконность и якобы существенное этнополитическое значение деления чеченцев на равнинных и горных совершенно неправильны. В далекие эпохи процветала единая система эксплуатации летних горных и зимних равнинных пастбищ. Древние народы Северного Кавказа одновременно были “горцами” и “степняками”. Пожалуй, настоящий горский колорит здесь стал появляться сравнительно поздно, вместе с приходом сильных, в военном отношении, тюркских, а еще позднее, калмыцких кочевников. Исконно равнинные группы вайнахов, оставившие свои поселения из-за военной опасности, уходили в горы. Там они вынуждены были углубляться в наиболее глухие, удаленные от центров экономической и культурной жизни места. Так чеченские группы со следами степного происхождения, как чеберлоевцы и орстхоевцы, оказались в самой глубине Кавказских гор. Такую же судьбу повторили предки балкарцев и карачаевцев, которым достались чуть ли не самые далекие горные ущелья.
Чеченский этнограф Умалат Лаудаев, писавший в середине прошлого века, еще смог зафиксировать память о том, что земли в горах приобретались для защиты. Каждый тейп стремился обзавестись своей горой. Так, у чермоевцев появилась Чермой-лам, у харачоевцев Харачой-лам и т.д.
Деление чеченцев на горских (ламарой, ламро - “горцы”) и плоскостных (чёхаранах - “народ внутренней части”) - локально-этнографическое, но не этническое. Среди последних выделяют чеченцев, расселенных в Шелковском и Наурском районах (теркхой - от имени населенного пункта Терки). Если по какой-либо причине чеченцы говорят обособленно о надтеречных собратьях, именуя их теркхой и ведя этимологию термина от реки Терек, то чёхаранахами становятся тогда “срединные” чеченцы, живущие к югу от надтеречных районов и до предгорий Кавказского хребта, где уже живут ламрой.
Горные чеченцы сами себя предпочитают называть нохчиймохкой. На такие наименования, как ламанхо, ламро, ламкерст житель возвышенной части может даже обидеться. Более нейтрально звучит их чеченское наименование халниерахарнах (“живущие вверху”). Есть и такое явление: обитатель горной Шатойской котловины, не считая себя горцем, термин ламанрой применяет к обитателям еще более дальних гор.
Границы Большой Чечни, по мере российских завоеваний, отодвигались; сначала к Сунже, где была основана крепость Грозная, затем дальше на восток к реке Аргуну (Орга по-чеченски). Это отразилось на бытовании в прошлом веке у чеченцев названий органалсиехаранах (“по эту сторону Аргуна живущие”) и органалдиехаранах (“по ту сторону Аргуна живущие”). Эти названия исчезли. Но сам факт их наличия в прошлом говорит о том, что зависимость от России была фактором, вызывавшим тенденцию к этнографическому делению народа.
В целом же, часто постулируемое в нашей прессе противопоставление равнинных и горных чеченцев как исконное и этническое неправильно.
ТЕЙПОВАЯ И ТУКХУМНАЯ ОРГАНИЗАЦИИ
Особенности исторической жизни чеченцев сыграли свою роль в том, что их надежным домом в минуты опасности всегда оказывались горы. Равнина же заселялась в более благоприятное время. Это привело к тому, что возникли незначительные этнографические различия между горными и равнинными группами. Впрочем, размеры Чечни таковы, что горец в два-три дня мог спуститься из своего горного селения к своему другу или родственнику на Терек, посетить его и вернуться назад.
В связи с темой этнического расселения чеченцев надо нам разобраться с так называемыми “родовыми структурами”. Речь идет о единицах, известных под арабскими по происхождению терминами тукхум и тейп.
Первым термином - тукхум - называются субэтнические подразделения чеченцев и ингушей. Это те же аккинцы, мялхистинцы (живущие в районе Бамута), чеберлоевцы (живущие на границе с Горным Дагестаном), орстхойцы (часть их отождествляется скорее с чеченцами, а часть - с ингушами) и известные также как карабулаки и т.д.
Не совсем ясно, сколько было тукхумов - 7, 9 или 13. Известно, например, точка зрения некоторых чеченцев, что ингуши - это один из 13-ти вайнахских тукхумов. Ясно, что тукхумы участвовали в этногенетическом процессе, хотя подробности процесса еще не исследованы. Так, некоторые тукхумные по происхождению образования еще осознают свою обособленность, например мялхистинцы и некоторые группы орстхоевцев, представители, которых иногда выступают за соответствующее обозначение своей национальной принадлежности в паспорте. Но процесс консолидации чеченского этноса на тукхумной основе явно был дополнен включением тейпов иноплеменного происхождения.
Возможно, что в этногенетическом плане тейпы и явились тем каналом, через который в чеченцев вливались представители соседних этносов, и если эта гипотеза верна, то можно говорить, что тукхумы и тейпы отражают соответственно ранний и поздний этапы этногенеза.
В отличие от тукхумов, история тейпов лучше известна, ведь их активная жизнь и развитие продолжаются и в наше время. В литературе тейпы часто именуются “родами”. Первоначальной и важнейшей функцией тейпа была защита земли. Ради этой цели в тейп могли принимать даже иноплеменника. С развитием кровнородственной идеологии тейпа, стимулированной Кавказской войной, иноплеменники стали считаться предками некоторых тейпов. Поэтому среди чеченских тейпов есть те, о которых говорят, что они дагестанского, грузинского, русского и даже еврейского (горноеврейского или татского) происхождения.
Тейп делится на гары (ветви), а гары на некъе (патронимические семьи). Некоторые гары (а порой и некъе) стремятся объявить себя тейпом. Этот процесс уже отмечен в середине прошлого века, когда насчитывалось 30 с небольшим тейпов.
Итак, тейповый принцип тесно связан с организацией земледельцев, собственников индивидуальных участков земли. Тейп всегда локализован - есть его историческая родина. На этой родине часто имеется территориальный символ тейпа - “тейповая гора” (у чермоевцев, например, Чермой-лам и т.п.). Как организация , гибко сочетающая землевладельческий и кровнородственный принципы, тейп оказался очень устойчивым и способным жить в современных условиях. Прежде всего оказалось, что в кризисных ситуациях тейп смог взять на себя обязанность защищать личность и гражданское достоинство человека. Это очень важный сдерживающий фактор в условиях современной Чечни. Уже в силу этого тейп оказался вовлеченным в политическую жизнь.
В советские годы эта роль тейпов была приглушена: тоталитарная система подавляла всякие чуждые ей структуры. Кризис власти в 1980-е годы вызвал повсюду на Кавказе оживление традиционных институтов вроде собраний однофамильцев у абхазо-адыгских народов, карачаевцев и балкарцев. У чеченцев оживилась общественная роль тейпов. Присутствие на таких собраниях в начале 1990-х годов убедило меня в том, что тейпы от общественно-культурных мероприятий стали переходить к политической жизни.
В условиях Чечни, где советская номенклатура оказалась не у дел, инициативу тейповых собраний вначале старались перехватить старые партийно-номенклатурные кадры. Но в начале 1990-х годов члены тейпов часто выступали против собственных коррумпированных советских бонз. В период неустойчивого равновесия при Дудаеве все больше возрастала в тейпах общедемократическая тенденция. Бурно обсуждался вопрос об опоре на тейп при строительстве национального государства. Вторжение федеральных войск в 1994 г. спутало все карты - единственной задачей всех общественных институтов чеченского общества стало сопротивление.
СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Обратиться к рассмотрению чеченской семьи нам необходимо по следующим причинам. Во-первых, у чеченцев, пожалуй, как ни у одного другого народа бывшего СССР, сохранились традиционные основы семейного уклада. Иногда эти особенности попадали в поле зрения тех, кто соприкасался с бытом этого народа. Напомним, что А.И. Солженицын отмечал, что во время высылки в Среднюю Азию чеченцы не пускали девочек в школу. Но что это, результат дремучей порабощенности женщин? Вопрос этот гораздо сложнее. Такое положение дел было связано с особым, чуть ли не культовым отношением к девичеству. В той же среднеазиатской высылке одно суфийское братство (сторонников Вис-хаджи) ввело институт многоженства. Это тоже было не просто введением норм мусульманского права: мужчины брали в жены вдов, прежде всего, ради воспитания их потомства.
В Чечне редко можно увидеть, чтобы жена находилась с мужем в одной компании или они шли рядом по улице - обычно она следует за мужем в нескольких метрах сзади. В сельской местности еще можно увидеть, как женщина останавливается за несколько метров перед идущим мужчиной и пропускает его, наклонив голову. А для чеченского фольклора характерны светлые образы матери и сестры и почти нет столь характерных для фольклора многих народов образов злых и страшных колдуний.
Женщины социально активны. Еще после Октябрьской революции наблюдатели отмечали продуктивную работу женотделов. В начале 1990-х годов в Чечне действовал женский батальон, взявший на себя функции охраны общественного порядка. Наконец, во время действий в Чечне федеральных войск регулярно можно было видеть женские митинги и процессии с лозунгом вывода войск.
Дело в том, что исконно в чеченской этнической культуре скорее существует четкое социальное поведенческое и мифологическое разделение полов, чем представление о низшем положении женщин. В топонимике существует “Река мужчин” и “Река женщин”. Есть топоним Зударийн лам (Женская гора), где весной женщины проводили обособленный от мужчин обряд. Такова же Маркарайн корта (Вершина девушек), где проводились обряды такого же типа.
Для этнического менталитета чеченцев чрезвычайно важен образ девушки Малх Азни (Мялх-Азни, Малхан Азни), имя которой можно перевести как “Голос солнца несущая”. В народе хорошо знают, что в старину девушка, которая имела этот статус, участвовала в бою. Она была одета в белое и восседала на белом коне. Ее платье и головной убор считались знаменем. Первая она пускала стрелу во врага. И не дай Бог врагам приблизиться к ней. Когда она обнажала голову, это был знак прекращения битвы.
Вот другое всем хорошо знакомое предание о девушках мехкарий (стражи земли). Это были девушки первенцы, которые участвовали в боях и носили мужскую одежду и головной убор. Только после совершения какого-либо героического поступка эти девушки могли выйти замуж. Считалось, что эти девственницы дают народу благополучие, обладают целительскими свойствами.
Вот и в современном быту с женщиной связывается представление как о носительнице высоких нравственных качеств. Как народная пословица бытует сентенция “Нет мужчины, который не справился бы с женщиной, но многие женщины из недостойных мужчин делают достойных”. Чеченцу льстит, если его жена обладает какими-либо особыми положительными качествами. Слова “Твоя жена лучше, чем ты” чеченский мужчина воспримет как комплимент. Но если сказать, что “Ты хуже своей жены”, то это будет тяжким оскорблением. Эти несколько штрихов этнического менталитета чеченцев нам обязательно надо помнить, переходя к описанию внутрисемейных отношений.
Чеченская малая семья (дёзал), состоящая из супружеской пары и детей, не бывает изолированной от более широкого круга родственников. В сельской местности женатые братья стремятся поселиться поблизости друг от друга. Они поддерживают между собой общие хозяйственные интересы. Такого рода семейные структуры ученые называют большими, или расширенными семьями. По-чеченски они называются ца (люди одного дома) - слово, этимологически восходящее к названию очага. Их экономическая база является натуральной составляющей в земледельческом и скотоводческом хозяйстве, которое нуждается в большом числе рабочих рук. Родственные ца представляют собой объединение, называемые некъе, слово этимологизируется как “люди одной дороги”. У одного некъе есть реальный предок. Родственники по некъе могут населять один хутор, конец села и также иметь общие экономические интересы.
Над некъе стоит родственная организация гар, слово этимологизируется как “люди одной ветви”. Это идеологически кровнородственное объединение, но в реальности эта общность может оказаться мифологической. У некоторых групп чеченцев гар выступает в роли тейпов.
ИСЛАМ И ЧЕЧЕНСКИЙ ЭТНОС
Исследователям предстоит еще долгая работа, для того, чтобы объяснить, почему ислам в Чечне утвердился именно в суфийской форме. Суфизм - это способ духовного созерцания и конечного слияния с Всевышним, основанный на психосоматической практике, которой ученик обучается у учителя. В ходе обучения ученик (мюрид) постигает с помощью учителя (устаза, шейха) навыки отказа от эгоистического, земного “я”, от его ограниченности, чтобы найти истинное существование, раствориться в истине.
Эта практика связана с утонченными процедурами духовной деятельности, с умением анализировать мельчайшие душевные переживания, личные мотивы, разоблачать в них ложные побуждения.
Для каждого адепта-суфия, продвигающегося по пути (тарика) приближения к Богу, важны наставления его учителя, который в свою очередь имел своего учителя. Такая генеалогическая линия (силсил) доходит до самых первых основателей суфийских братств. Такие братства утвердились в исламском мире в ХI-ХIV веках, когда суфийское движение приняло характер народный. Но самые первоначальные создатели течений (тарикатов - буквально “путей”) действовали гораздо раньше. Новые братства основывались вплоть до ХХ века.
Психофизиологические моления, называемые зикром, имеют целью излечение “Я” человека от неправильных желаний и страха. Но за этим духовным аспектом исторически стоит стремление преодолеть физические болезни и использовать физическое тело человека как средство преобразования его личности. Суфийские позы сидения на пятках, скрестив ноги, охват левой рукой правого запястья и т.д. это - контролирование тела, которое соответствует высоко развитой древней вайнахской телесной культуре. Эта культура развила самостоятельные нормативы человеческого тела и виртуальных процессов. Даже суфийское поминание имени Бога в его драматически отрицательной форме (ля илляха ил аллах - нет бога кроме Аллаха, где ла - отрицание), соответствует вайнахскому этикетному отказу говорить от собственного имени.
Ничтожность “Я” возвышала значимость окружающей человека жизни, ее виртуальных сил. Отсюда огромное почитание женщины-матери в вайнахской культуре. В этом менталитете суфийское форсированное выдыхание, которое можно передать словом “ху”, воспринимается как заклинание жизни. Так, если в семье умирают мальчики, то вновь родившимся дают имена на “ха”: Хусейн, Хамад, Хас-Магомед, Хазрат и т.д.
Обратим внимание на то, что в жизни членов братства, подчиняющихся воле устаза, проводится семейный принцип организации. Этот семейный аспект разнообразно проявляется в религиозной жизни чеченцев. Сам индивид входит в ту или иную общину по своему собственному побуждению: известно много случаев, когда люди меняли одно братство на другое. Но человек может остаться в общине отца или матери в знак уважения или памяти.
Для обозначения религиозной общины в чеченском быту применяются слова “вирд” или “тоба”. Выражение “тобаш-вирдаш” (оба термина стоят здесь во множественном числе) означает всякие дела, относящиеся к религиозной жизни суфийских братств.
В более узком смысле тобаш (тобаш лец нах) означает набожных людей, членов вирдов. В буквальном смысле тоба - это арабская формула раскаяния. Таким образом, в чеченском понимании этого термина тоба - это группа людей, совершивших акт духовного покаяния перед шейхом-устазом и ставших его мюридами. По идее, все они образуют вирд. Термин вирд происходит от арабского названия краткой молитвы. Большие вирды оказались делокализованными, и тогда они состоят из нескольких тоба. Из религиозной сферы слово тоба перешло в бытовой язык и стало обозначать группу людей, спаянных общими делами, даже не всегда законными. В связи с термином тоба следует упомянуть о бытовавшем у вайнахов институте “тюллиги тоба”, сведения о которых собрали Абдула Гапаев и Саид Хасиев. Члены такой группы ставили задачей, высмеивая деятельность мусульманского духовенства, возвышать духовные ценности ислама.
В психологическом механизме, который вел к тому, чтобы человек стал членом такого тоба, снова играл свою роль семейный принцип. Только он извращался и отрицался: тюллиги наносили тягчайшие оскорбления своим близким для того, чтобы больше никогда не вернуться в семью.
Интересно проследить роль семейного принципа в деятельности основателя кадирийского братства среди чеченцев Кунта-Хаджи Кишиева. Он начал свою проповедь в самом конце Кавказской войны, когда вся Чечня была разорена войной и резко сократилось ее народонаселение, и выступил проповедником непротивления злу насилием. В своем учении семейные связи он выдвигал на одно из первых мест. Причем от родителей он требовал ответственности за детей. Долг же последних - почтительное отношение к родителям. Не почитающие родителей будут прокляты Богом - учил Кунта-Хаджи. В изложении кунтахаджинцев, милосердный Бог пожалел изгнанных из рая Адама и Еву и дал им в утешение детей.
Мысль о том, что семья (где возникает союз родителей и детей) создавалась по предопределению Бога, видна в другой кунтахаджинской притче. Рассказывают, что у друга пророка умер сын. Пророк так утешал в горе несчастного отца: “Это не твоя потеря. Сын тебе не принадлежал полностью. Его тебе ниспослал Бог, как вещь, для хранения. Сын твой оказался ему нужен, и он забрал его, как свою вещь”. Все это - принципы вайнахской этики жизни, проявляющиеся в сюжетах и без участия Кунта-Хаджи. Например, в популярных рассказах о конфликте Пророка Мусы (Моисея) с отступником Пироном (фараоном) Пирон проявляет неуважение к хлебу, а также неуважение к старшим и детям.
Надо сказать несколько слов об особой связи Кунта-Хаджи с детьми. О самом Кунта-Хаджи говорят, что он родился уже наделенным возвышенным знанием. По другому преданию, Кунта-Хаджи самым высоким знанием считал то, которое ребенок получает в утробе матери, только после него по значению идет знание, приобретенное в жизни. Недаром и сегодня бытует у вайнахов пословица: “Пусть наученный Богом будет с нами, а наученный людьми - у других”.
Сохранились предания, что Кунта-Хаджи предсказывал детям будущее (например, что данный ребенок, когда вырастет, обязательно совершит хадж). Кунта-Хаджи заповедовал никому не пересекать дорогу идущей беременной женщине. В кадирийских вирдах, восходящих с кунтахаджинскому, всегда женщина и дети окружены главным вниманием. У чинмирзоевцев и висхаджинцев женщины и дети принимают активное участие в круговом молении (в зикре).
Деятельность Вис-хаджи, развернувшаяся в трудные военные годы в высылке, когда женщины с детьми оказались без кормильцев-мужчин, имела основанием опеку этих обездоленных. Вис-хаджи ввел обычай общиной обеспечивать брак юноши (в 20 лет) и девушки (в 18 лет), выделение им дома и имущества. Он же отменил обычай калыма.
Думается, что в аспекте этики жизни должен быть понят культ могилы матери Кунта-Хаджи (ее зиарата). Эта святая для кунтахаджинцев и всех чеченцев могила находится в Чечне около села Гуни (зиарат в местности Иласхан-юрт). Мать его звали Хеди, и поэтому основателя учения именуют еще Хеди-кант (Сын Хеди). Могила Хеди окружена почитанием и служит центром многочисленных паломничеств, особенно в мае, когда, по преданию, умерла Хеди. Весна - это сезон обновления жизни. И у любого народа есть весенний праздник, отмечающий перелом в природе к лучшему времени. В этом весеннем и радостном периоде для чеченцев звучит также печальная и даже трагическая нотка. Сама гора Эртан-корта, на южном склоне которой расположена могила Хеди, была старинным местом сбора Совета страны (Мехк-Кхел) чеченцев.
Эта святая гора - рубеж между внутренней Чечней (Че) и чеченской равниной, место, где враги чеченцев, приходящие с севера, встречали суровое сопротивление. Оно же стало как бы духовным центром нации. Каждый чеченец, патриот своей Родины, с благоговением уносит с собой маленькую веточку от растущих на вершине хвойных деревьев как залог своей преданности народу и Родине. Поэтому как страшное кощунство восприняли чеченцы бесчинства российских войск в районе Эртан-корты в 1994-1996 гг.
На первый взгляд, в религиозной жизни чеченцев мусульманские институты должны были отвести женщине относительно малое место. Но это не так. Мои личные беседы со многими верующими чеченцами дали убедительные факты, что ребенок в огромном большинстве случаев обязан матери первым появлением религиозного чувства, знакомством с элементарными правилами ислама.
Более подробное знакомство с религиозной жизнью в Чечне показывает, что женский фактор испокон веков играл важнейшую роль в духовной жизни и как бы давал последнюю санкцию религиозно-нравственному поведению.
Явное же участие женщин в обрядах мусульманской жизни приглушено. В большинстве вирдов они не входят в круговое моление зикр, исключение наблюдается только у висхаджинцев и у чинмирзоевцев. Но повторим, что непубличность религиозной жизни женщины не снижает ее огромного нравственного и воспитательного значения.
Показателен в этом похоронный обряд, в котором женщинам не положено провожать умершего на кладбище. Зато после установки надгробного камня к могиле постоянно приходят родственницы для оплакивания. Такие громкие оплакивания, с поглаживанием камня, составляют очень важный, значимый институт чеченской культуры. Жанр этих оплакиваний проникнут мусульманскими представлениями о добродетелях человека, о его долге на земле, о его достоинствах и недостатках, о посмертном существовании. Эти оплакивания - один из нравственных ориентиров современной чеченской культуры.
ЭТНИЧЕСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ
Пословицы у всех народов всегда интересны. Иногда забавны, иногда поучительны. Но, пожалуй, нет нигде такой мудрой и грустной как чеченская: “Не тебя первого жизнь обольстила”. О чем она? Об опыте всей человеческой жизни. Но создать ее смог только народ, от природы наделенный способностью и радоваться жизни, и осознавать ее трагизм, способный столетиями идти по тяжкой стезе познания и вдруг в прекрасном по точности и краткости слове выразить свой опыт.
Чеченцам, как всем людям, знакомо чувство страха. Отчаянный смельчак Зелимхан Харачоевский и то не стыдился сказать, что испытал страх, когда ночью наступил на зайца, а тот жутко закричал. И Бейбулат Таймиев признавался, что всегда боится, как бы не поступить неправильно. Такой страх происходит от совести. А она - это голос внутри нас кого-то другого: беззащитного ребенка, женщины, старика, наконец, самого Всевышнего. Отсюда в чеченском менталитете - сожаление, что человек не в силах выполнить все завещанное ему актом его рождения.
“Эх, Вселенная не наша” (Дуьне вайн дац! ХIара дуьне вайн деци!) - это выражение можно перевести по-русски и как: “Эх, жизнь!”, где выражен оттенок сожаления. Но в чеченском выражении еще острее чувствуется временность пребывания человека на земле, подчеркивается мысль, что люди - только гости здесь. И еще в приведенном выражении сокрыт нравственный мотив: “Коли мы здесь временно, так будем порядочными людьми, давайте жить мирно, дружно!” Не случайно поэтому в чеченских нравственных понятиях так выражено требование принять на себя вину. Это проверка на благородство, на духовный аристократизм.
Особая черта чеченского менталитета - покаяние. На Новый год, если человек чувствовал в этом потребность, он каялся перед односельчанами. Обычай этот любопытен тем, что он связан как будто с влиянием монотеистической религии (христианством или мусульманством), в которой, в отличие от язычества, тщательно разработаны вопросы личной ответственности человека за свои поступки, как в этом мире, так и в загробном.
Чеченское слово “согласие” (барт) звучит так же, как “уста”. В таком понимании согласие равно человеческому дыханию, выходящему через уста, не допускающие осквернения. Все наблюдатели чеченского народа всегда отмечали его большую искренность и отношение к коварству как к самому презренному качеству.
Во многие языки Кавказа и других стран вошел термин арабской науки “хьесап” - умозаключение, решение, арифметическая задача. Чеченцы дали этому слову свое толкование, возведя его к родному слову “хьаса” нить, волокно. Мне была так объяснена суть принятия общественного решения: берется мнение всех участников, не исключая противоположные. Затем они, как нити, свиваются вместе. И вот тогда общее решение окажется наиболее авторитетным и наверняка будет претворено в жизнь. Заметим, что в этом подходе нет поиска правых и неправых. Это этическое, а не формально-логическое мышление.
Этнический менталитет чеченцев четко поляризован по принципу “свои - не свои”. Причем эти “не свои” вовсе не “чужие”: к соседям и другим этносам чеченцы часто питают глубочайшее уважение, отражая это даже в антропонимии. Широко распространены у них имена людей, происходящие от этнонимов соседних и даже отдаленно живущих народов: Гумки (кумык), Герман (немец), Япон (японец). Распространенное имя Руслан воспринимается как указание на русский этнос. Этикет чеченцев всегда ставит иноэтнического гостя, партнера, деятеля культуры на более высокое место, чем то, которое предназначено для своих.
Зато агрессия, которая исходит извне, встречает невероятное сопротивление. Так всегда было в истории с кабардинскими, ногайскими, калмыцкими и российскими попытками силового воздействия на чеченцев.
Даже в дружбе чеченец не любит панибратства. Вместо него он предложит вам, если вы того заслуживаете, немногословную, но искреннюю верность. Он в чем-то индивидуалист, и не стоит особенно лезть в его семейные и личные дела. Отношения постоянной соревновательности между чеченцами часто делают их внутренне одинокими. Но они умеют, отдавшись музыке, песне, танцу и мудрости, заключенной в их языке, уходить от этого одиночества. Вообще, чеченская культура с ее отработанной этикой всегда хорошо обеспечивала основы развития личности, а не социальные роли.
Свобода - фундамент чеченского этнического менталитета, заложенного верой в единого Бога. Самим рождением человек обретает право на жизнь и свободу. И даже еще не родившийся, о чем говорит одна пословица: “Лучше убить хаджу из Чяба (Мекки), чем ребенка в чреве матери”. А мать - это и исток жизни, и гарант свободы. Недаром в одной героической песне (илли) о Бейбулате Таймиеве именно мать посылает его в бой. Это трагическое восприятие материнства стало также истоком учения Кунта-хаджи. И в прошедшей войне были моменты, когда матери, готовые к самому худшему (готовые “принять харам на свою грудь”), отправляли сыновей туда, где им грозила гибель. Люди, пережившие 13-летнюю высылку, рассказывали мне, что там некоторые девушки не хотели выходить замуж, чтобы в неволе не рожать детей.
В Кавказской войне XIX века Чечня, по оценкам некоторых специалистов, потеряла более половины своего населения. Кунта-Хаджи должен был проявить великий нравственный авторитет, чтобы переломить отчаяние, вернуть людей к жизни и тем самым сохранить этнос. А что сейчас? Весной 1996 г. я ехал в очередную этнографическую поездку в Чечню. Незадолго до этого умер мой учитель по части чеченских обычаев - незабвенный Ибрагим Саидов. Умер не от “болезни, которую не называют”, с которой жил и работал многие годы, а оттого, что увидел сожженный Грозный, вернувшись в него из села, где спасался от войны. Наши беседы с ним остались в моей памяти как завещание неустанно собирать драгоценные крупицы традиционной культуры чеченцев. Вот и ехал я на свою работу из Назрани в трясущемся старом автобусе. Не знал я, что в ту поездку мне придется видеть горящие (во второй раз, после разгрома 1995 г.) Самашки, стоя в толпе беженцев из этого села и видеть страшную человеческую трагедию, видеть глаза матери, у которой в селе остались дети.
На границе с Чечней разговорился с офицером российского блокпоста. “Как вы думаете, долго ли чеченцы будут воевать?” - спросил я. “Да хоть лет двести”, - ответил он. Правота его слов проявилась в одном таком факте. В Ингушетии старики, в знак сочувствия бедам чеченцев, приняли решение не делать очень торжественных свадеб - ведь у братского народа горе. А въехав в Чечню, я не раз видел чему-то радующихся людей, слышал музыку. Хотя горе было повсюду. Это все - черта чеченского менталитета с трагическим ощущением красоты нашего краткого пребывания на земле.
Что помогает чеченцам при трагической их истории и при трагическом ощущении жизни быть бодрыми? (Об этом говорит хотя бы такая пословица: “От смерти бегать постыдно”). Я бы ответил: обстоятельства. Во-первых, этническая культура, которая признает ценность жизни и человеческого достоинства. А во-вторых, наследие великих людей, целой плеяды праведников как шейх Мансур, Бейбулат Таймиев и Кунта-Хаджи Кишиев. Все они были сыновьями своего народа, людьми своего времени, но умели прозревать будущее.
Все права защищены. При перепечатке ссылка на сетевую версию журнала "Нана" обязательна.