Форсмажористый твист перевёртыша
Жозефина де Ракамболь Петрова-Задунайская охотилась на пугливого Ойрика-Иванушку-дурочка ибн Заде Шестьсот шестьдесят пятого третий день подряд. Как на работу приходила на деревенское подводное готическое кладбище нерождённых героев и прикидывалась торговкой пирожками с капустой.
Чтобы вы понимали - рыцарше прикидываться простолюдинкой… Очень не по правилам, не по кодексу, не по нраву, да ещё этот сермяжный вульгаристый запах капусты, но… Сердцу не прикажешь. Часики тикали, годики падали, месяцы злобно шуршали календариками. Всё намекало. Да и хотелось простой земной любви, можно слегка невзаимной, но непременно мучительной в своём достижении. Или достигании. Жозефинушке миновало третье столетие, а это было возраст зрелых желаний. И возможностей.
В чудесной стране Иммитарии мужские существа ценились на вес золота. Буквально. За ними охотились, их крали, угоняли, брали в сладкий плен, закармливали (чтоб перепродать подороже весом, чтобы не могли далеко убежать колобками, да и просто толстенький мужчинка - это прикольно), залюбливали, чтоб точно не могли убежать (не было сил). Но мужики - свободолюбивые ламантины чернозёмной степи морского разлива лесостепной пустынной полосы. Их только помани [Нажмите, чтобы прочитать]открытым небом, чахлым лесом, вязким озерцом, плохой едой, словом, чем угодно, и - поминай как звали. К слову, иногда мужики от тоски по свободе сбивались в стаи и пытались улететь в дальние страны, но не у всех мужских представителей были крылья, поэтому процесс отлёта был сложным. Сложносочинённым даже, а местами сложноподчинённым законам собирания в летающую конструкцию. У кого одно крыло, у кого два, у кого полтора. А отлететь желают все.
Жозефина де Ракамболь Петрова-Задунайская наткнулась на Ойрика-Иванушку-дурочка ибн Заде Шестьсот шестьдесят пятого в прошлом столетии, и поначалу не придала значения этим щенячьим глазам, этим буйным выцветшим кудрям, этим скорбным в своем непостижимом величии губам, телу, выточенному из светлого мрамора, рукам, способным на многое, ушам, которые слышали малейшие шепотки земного пространства, этим… Этому всему, что и влюбляло в себя зрелых трёхсотлетних рыцарш из династии Светлых охотниц за естеством с последующим взаимоупотреблением.
Как-то раз Жозефинушка отдубасила нетрезвого дракона, который учинял безобразия в виде заглядывания в окна юным драконессам, и теперь тащила пьяное от увиденного тело в драконий склеп (так назывались подземные жилища крылатых созданий). Внезапно под ногой рыцарши хрустнула полая палочка с дырочками. И тотчас раздался горестный возглас:
- Опять! Опять флейту вытачивать! Ригелюшка меня проклянёт…
- А? Что? Кто здесь? Что за флейта?
- Инструмент для увеселения и счастливого досуга в отдельно взятой плоскости бытия. А ты ещё кто такая? Что ты делаешь на тайных тропах подсознания? Вай! Это дракозябр? Ты его отфрендила от кого-то? Какой миленький крылатик! А эти зубки! А этот хвостик сзади! Можно погладить?
- Ну… погладь.
Разговор затянулся, прибежал тощий волшебный пенёк по имени Ригель Ван Байт и помог сотворить новую флейту. Ойрик-Иванушка принялся играть, Жозефина травила пошлые женские анекдоты, дракон-извращенец прикидывался драконом-без-сознания, но подхихикивал рассказанному, и вечер обещал быть томный и прелестным, если бы не вербальные комары, которые постоянно вмешивались в беседу и поправляли всем ударения, синтагматическое наполнение речей и даже незримую пунктуацию.
Слово за слово, пошлость за пошлость, нота за ноту. Жозефина де Ракамболь Петрова-Задунайская постепенно проникалась интересом к Ойрику-Иванушке-дурочку ибн Заде Шестьсот шестьдесят пятому. Но тогда это был просто приятный вечер. Наутро мужики распахнули волосатые кожистые крылья и с победным карканьем отлетели вдаль. А Жозефина отволокла дракона на место его драконизма.
Кстати выяснилось, что дракон заглядывал в окнам к своим побочным дочерям, а злая ревнивая бывшая несупруга просто желала уязвить его невстречами с потомством. И никакого криминала не было. Тогда Жозефина подумала, что внешность обманчивее внутренности. И почему-то в голове зажурчала флейта, и мысли наполнились образом невинного раскормления Иванушки, и даже… Но все эти мысли были отринуты, впереди было генеральное сражение за Золотой пирожок, испечённый лично первым ряду императором, поэтому…
Прошло сто лет. И что ж осталось от этой страсти роковой? Вы думали, что миновалось и стало легче с головой? Но нет покоя Жозефине, она охотой занята, и грезит дурачком поныне, такие с ней теперь дела. Простите. Я нечаянно и негаданно процитировал Песнь готической непотребной любви, которую внезапно для себя и даже окружающих создала рыцарша одним из томных запойных вечеров, после очередного рыцаршского ристалища, посвящённого ловле двадцать второго запасного императора в гарем правящей императрицы Эльтаны Вседоступной и Неудержимой Во Всех. Или - Во всём? Сколько мечей было сломано при ловле! Сколько говорливых конедворцев заткнуто!
Когда любовная страсть стала очевидной как сосна в берёзовом лесу, Жозефина начала неосторожные поиски. И поиски увенчались относительным успехом. Но за давностью лет Ойрик-Иванушка позабыл статную незыблемость тела Жозефины, её обметаллинную грудь, её закованные высокие бёдра, её хриплый глас, её косящее глаза, её… Ну вы поняли. Если что - именно так рыцарши себя описывали. Врали, кстати.
Жозефина разузнала, что мужики иногда сбиваются в тренировочные стаи и летают над деревенским подводным готическим кладбищем нерождённых героев. Для моциона и демонстрации статей полётных и немного отлётных. Поймать их в такие моменты сложно - они пугливы. Поэтому необходимо прикинуться кем-то совершенно другим, ибо рыцарш они чуют издалека и с протяжным кряканьем прячутся в карманные облачные вселенные, создаваемые выхлопными газами дихотомических лягушек - давних соратниц. Что ж. Таковы правила игры в любовь.
И вот латы были сняты, шлем нежно спрятан, стать погнута осанкой, сталь меча обмотана тряпочками, лицо искажено гримасой разума. Жозефина хорошо прикидывалась простушкой. Пирожки разбрасывала. На других мужиков не смотрела. Почти.
И вот наконец-то пугливый Ойрик-Иванушка опустился на брег туманный прямо перед вожделевшей его трёхсотлетней рыцаршей. И силки заклятия неотлётности затянулись любовной петлёй прямо на крылах, ногах, пальцах и даже власах прекрасного экземпляра женских утех и продолжения рода. Ловушка захлопнулась. Петля затянулась. Мантия с кровавой подбойкой могла выйти на свободы из чулана памяти.
И тогда Жозефина де Ракамболь Петрова-Задунайская обняла Ойрика-Иванушку-дурочка ибн Заде Шестьсот шестьдесят пятого томным взглядом до хруста в костях ментального тела и сказала, поигрывая кроваво красным ожерельем из миазматического гематита:
- Переверни это скорее обратно! Чего застыл! Переворачивай, иначе…
Иначе что?
