- Что ты хочешь, сладенький?
- Я хочу убить время. Насмерть. Чтоб после смерти оно упало замертво и умерло.
- Время очень не любит, когда его убивают.
И бабочка-траурница взлетела с моего плеча, помахивая бронированными крылышками. «Бяк-бяк-бяк?» - чисто автоматически подумал я. «А потом шмяк-шмяк-шмяк?» - донеслось из кустов. Хм. Хм. И - хм.
Навстречу мне выкатилась прелестная семейка. Папа, мама, толстый сынок, тощая дочка. Все они ели мороженое. Каждый - своё. Семейство катило валуны своих тел мимо сосредоточенного меня и разговаривало. Что-то в их речах меня неумеренно напрягло. Вот только что?
Первым я услышал крупноформатного отца, он наставлял сына и дочь:
- Сильные люди не любят свидетелей своей слабости.
Затем прожурчала дородная мать:
- Все мы родом из детства.
Ей ответила тощая дочь, сопровождаемая мажорным чавканьем братского мороженого:
- А Санта такой весёлый, в основном, потому, что знает, где живут все плохие девочки?
Наконец и мальчик выдал нечто жизнеутверждающее о себе любимом:
- Я не толстый, я просто такой красивый, что выхожу за рамки.
И вот вместо того, чтобы поздороваться, как положено вежливому мне в предлагаемых обстоятельствах, я открыл рот и… неожиданно для себя сказал:
- Нам хочется, чтобы про нас писал Шекспир, но про нас написал Кафка. Про каждого из нас, кто просыпается утром после тяжелого сна и обнаруживает, что в душе он давно не человек, а насекомое.
Семейство застыло, переваривая сказанное. Затем отец, сразу видно, что креативный менеджер и немного даже кандидат в депутаты, похлопал меня по плечу и прогудел:
- У вас что ни слово, то Цицерон с языка слетел.
Мать согласно пропела:
- Вот всегда умный человек - или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
Дочь озадаченно спросила:
- Много ума хуже, чем бы его совсем не было?
Сынок ехидно добавил:
- На зеркало неча пенять, коли рожа крива.
И буркнул вслед:
- Я не червонец, чтобы всем нравиться.
Тут дети стали толкаться, а предки их разнимать, а меня так озадачило и задумало, что… Что-то было не так в их словах. Но я не мог понять - что. Поэтому я бодро добежал до внутригородского транспорта, позолотил ручку кондукторши и плюхнулся на шоколадно-потёртое сидение, знававшее ещё Мамая. И трамвай меланхолически потащился по городу со мной внутри. Я ехал и читал надписи, всё более погружаясь в необъяснимую паранойю и даже немного шизофрению.
"Блажен, кто верует, тепло ему на свете!" - значилось на ТЭЦ. "Старушки все - народ сердитый!" - сообщал пенсионный фонд. "Кому назначено-с, не миновать судьбы!" - грустила вторая городская поликлиника. "В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов?" - зазывал автовокзал. Халяльная пекарня информировала: «У нас этих соусов нет, потому что наша еда - настоящая!» Городской клуб поэтов выдавал сокровенное: «Бескорыстное вранье - это не ложь, это поэзия!»
Мой озадаченный взгляд упал на внутритрамвайные надписи и озадачился сверх меры. «Мир спасет красота?» - вопрошал постер с полуголой модельной девицей. «Служить бы рад, прислуживаться тоже!» - зазывал плакат с лицом смазливого официанта. «Никогда и ничего не просите! » - отрубала реклама службы в войсках очень специального назначения. «Если бы молодость знала, если бы старость могла!» - грустно констатировал дом престарелых с полным пансионом и похоронами за счёт государства. «Пустое сердце бьётся ровно...» - это психотерапевтические курсы. «Без любви жить легче. Но без неё нет смысла!» - авторитетно заявлял центр профилактики венерических заболеваний.
От поездки в трамвае у меня начала потрескивать голова. Или кора головного мозга? Поэтому я внезапно подорвался с уютственного сидения и вылетел пластиковой пробкой из стеклянной бутылки. Вслед мне кондукторша успела ввернуть вечное:
- Тяжелый русский дух, нечем дышать и нельзя лететь.
Я остановился на тротуаре и стал глубоко дышать. Что-то было не так. Кто я? Где я? Зачем я? Есть ли смысл в жизни? Почему люди не летают как пти… Стоп! Я понял! Суть дела не в полноте знания, а в полноте разумения! Вот я олух царя небесного! Это же…
- На день надо смотреть как на маленькую жизнь! Вставай, солнышко, тебе пора в школу.
- Вот только не надо цитат!
- Уверен?
- Да!
И вот только тогда сон окончательно развеялся, и я поспешил в среднюю школу. На работу. Учителем словесности и разумности. В мире, где все говорят цитатами из классики. А что делать, а кому сейчас легко?