Встреча с Н.Цискаридзе в Ст.Петербургском театральном музее 20.03.2006 г. Часть 6
Все драматичные ситуации на сцене связаны с риском получить травму. А часто ли случаются происшествия, казусы комического плана, можете ли рассказать о таких случаях?
К сожалению, в моей биографии было много всякого смешного. Но одна вещь существует всегда, к сожалению. Я человек южный, я очень плохо реагирую не только на петербургский климат, но и на московский тоже. Весной и осенью, когда слякоть, у меня очень скачет давление. И мне в эти периоды очень нелегко. Порой мне постоянно делают уколы для того, чтобы поддерживать давление, ставить норму. Это делается не потому, что мне нужна медицинская помощь, просто надо вестибулярный аппарат и мозжечок, который отвечает за равновесие, поставить на место. Потому что вращаться, особенно в воздухе, очень опасно - можно приземлиться не так. И потом, когда ты держишь балерину в руках, ты отвечаешь не только за себя, но и за ее жизнь, за ее здоровье. Вообще с моими падениями есть целый клип. Со мной безумно много случалось происшествий - чего только со мной ни было!
Был показан отрывок финала первого акта «Жизели», 17.05.2003 (Жизель - С.Захарова)
Я вам сейчас объясню, что произошло. Юноша, который упал (Максим Валукин - оруженосец), мне попал в дыхло и меня вырубил. Я вообще всего один раз в жизни падал в обморок, но вот такого состояния я не испытывал никогда. И эти несколько секунд на сцене, когда я остановился, я потерял, где я нахожусь. Я не мог вспомнить, что происходит. Я смотрю - лежит Максим, смотрю - лежит Света, где я нахожусь, я не могу понять. Оказывается в это место (кадык) очень опасно бить, а он мне подбородком попал. И это, конечно, смешно, но…
Такая же смешная ситуация у нас была в «Жизели», когда мы с Николаем Борисовичем репетировали. Владимир Васильев придумал такую мизансцену, что Жизель уходит в могилу. Ему было наплевать на либретто, на то, что люди думали до этого и т.д. И мы пытались как-то это романтизировать, что-то придумать хорошее. И так пробовали, и этак. В один прекрасный день мы придумали, что, когда я выходил на эти 16 тактов гобоя, как будто я усыпал на могиле. А когда она должна уйти, я ложился в ту же позу на могиле, в которой усыпал, и что как будто это все мне привиделось. Я красиво лег на могилу к ногам балерины, балерина между моих рук начала уезжать, и в эту секунду в нос мне ударил запах кошачьего амбре. И у меня так получилось, когда этот запах ударил в нос, я сделал вот так (дергает резко вверх и назад головой). Танцовщики вообще в «Жизели», когда вы видите, как они там падают, они по-настоящему падают, потому что так поставлено, что сил уже нету. Честное слово, сколько не танцуй, здесь становится просто нехорошо. И у меня откинулась голова, потому что я, видимо в это время вбирал воздух, очень много вобрал и т.д. И Николай Борисович приходит и говорит: «Коля, это было так хорошо! Ты так хорошо откинул голову, как будто испугался». И он на меня так смотрит. Я говорю: «Николай Борисович, если б вы знали, отчего я вскинул голову!» А он мне говорит: «Может все время тебе прыскать, а ты будешь реагировать?» Вот такие смешные ситуации очень часто бывают в балете.
Есть ли такие партии, которые в силу разных причин Вы сейчас не исполняете или исполняете крайне редко, но по которым скучаете?
В принципе я ни по чему не скучаю. Я очень хорошо представляю, что завтра будет всё. Но, к сожалению, с этим надо смириться. Марина Тимофеевна меня учила, когда я пришел в театр: «Колечка, с первого дня надо готовиться к пенсии». Сейчас я ей безумно благодарен. Когда мне горизонт уже виден, я понимаю, что вот он, вот он. И хочется, потому что лень, и не хочется, потому что жалко, но он у меня, слава Богу, обеспеченный. Место мы забили, мы присели, как она говорила - «надо вовремя сесть».
То, что касается партий, которые я оставлял, я по ним не скучаю потому, что я их оставлял в ту секунду, когда понимал, что всё, высказывать мне больше нечего.
Я обожаю «Сильфиду» - это фантастический спектакль. Но в один прекрасный день… Я к этому моменту стал танцевать такие спектакли, как «Баядерка», «Легенда о любви», «Раймонда», и видно чуть-чуть внутри повзрослел, все-таки это мужской репертуар, и, видно, вот это юношеское у меня стало уходить. И когда я вышел танцевать «Сильфиду», внутри мне было неприятно, у меня был осадок, я знал, что что-то не то сделал. А так как я все свои спектакли записываю для того, чтобы потом посмотреть, я посмотрел и понял, что надо… time to say good bye! И… после этого не исполняю.
У меня так было с «Чиполлино», когда я танцевал Графа-Вишенку, танцевал-танцевал и понял, что-то мальчик вырос из этих трусиков. Как-то мне было уже смешно, что-то я делаю и сама себе смешон.
Когда я был маленьким, у нас появился фильм «Смешная девчонка», там есть потрясающий сюжет о том, что ее заставляют петь песню о том, что она прекрасная невеста. А она считает, что она не прекрасная и она подсовывает себе подушку, приходит беременной, над ней все смеются и т.д. И приходит директор этого предприятия и говорит: «Над вами смеялся зал!» Она говорит: «Подождите! Зал смеялся не надо мной, а вместе со мной. Это очень большая разница! Если бы я играла серьезно, зал бы смеялся надо мной». Когда смеется зал - это, правда, страшно, когда он смеется над тобой. Если он смеется вместе с тобой, и ты находишься над ситуацией - это другой пилотаж - твой. И я тогда это так хорошо запомнил. Я вообще-то об актерской карьере-то грезил с пеленок, мне кажется, что быть смешным на сцене…
Я теперь, благодаря своей профессии и своему положению, знаком с разными комиками, клоунами и т.д. Это очень серьезные люди. Они, как правило, не смеются в жизни, их сложно насмешить. Но когда они выходят на сцену, глаз от многих не возможно оторвать, и вместе с ними смешно, потому что они смеются над ситуацией... Вот потому я от многих партий уходил.
А еще.. многие, наверное, считают, что я от чего-то отказываюсь. Нет, не дают. Очередь есть. Я когда говорю - дайте мне вот это станцевать, мне говорят - слушай, другим тоже надо зарабатывать. Мы находимся на хозрасчете.
Что для Вас важнее: одобрение коллег, оценка критиков или признание зрителей?
Ой, оценка критиков… Вы мне покажите этих критиков. Когда я вижу их внешность, мне сразу хочется подать. В основном подать, потому что, к сожалению, ну, жалко их. Почему я так говорю, вы сейчас поймете.
Первый серьезный критик, с которым мне в жизни довелось встретиться, первый человек, который написал обо мне первые строки, что я сделал в искусстве «и-и!», был Борис Александрович Львов-Анохин. И перед тем, как написать обо мне статью, а он посмотрел уже много со мной партий - я только начинал, он со мной встретился пообщаться. Это было так интересно. Он помимо того, что меня выспрашивал, еще очень много мне рассказал. А так как я вырос среди очень взрослых людей, мне всегда интересно общаться со взрослыми людьми, потому что они такие интересные вещи расскажут. После этого меня жизнь свела с Ванцловым, когда-то в Лондоне наши гастроли были и я на улице случайно познакомился с Пуэлем Карпом, потому что мы с ним вместе ходили в Sadler’s Wells.Я не знаю, почему он жил в Лондоне в этот момент, но он ходил постоянно смотреть спектакли Covent Garden, а я все время оказывался в этой очереди билетной, и мы с ним познакомились, много обо всем рассуждали, встречались в антракте, потом обсуждали увиденное, и было очень интересно. Мы познакомились просто как русскоязычные, а потом, когда он мне представился - я к этому моменту читал много его книг, - и мне стало так интересно, я стал его спрашивать о каких-то других вещах. Была такая Наталья Чернова, с которой я был в хороших отношениях, и которая, к сожалению, скончалась. Виолетта Майниеце, с которой я дружу много лет, которая очень серьезный критик, и благодаря ей я познакомился с Елизаветой Яковлевной Суриц, историком балета. Конечно, я не застал таких «китов», как Ильяш и Красовская - Красовской я был представлен, но больше мне не пришлось с ней пообщаться. Жалко, что я их не застал.
Сейчас в Америке был такой проект «Короли танца», и очень много людей писали разное. И вдруг в «Русском базаре» Нина Аловерт пишет статью. Вы знаете, когда я ее читал, мне было так приятно! От того, что это - настоящий аналитический разбор всего происходящего. Может быть я с чем-то не согласен (Нина очень много писала статей о спектаклях, в которых я участвовал, не всегда хвалила, - я не могу сказать, что ею всегда был обласкан), но это так грамотно было на фоне того, что писали все остальные. И современных… мне так их жалко.
Что касается оценки коллег, к которой я перестал вообще относиться серьезно. У меня была такая ситуация - был один из «Щелкунчиков», который я станцевал крайне плохо. Вот бывает - ну, не пошло. С первой секунды, когда я открыл глаза: встаю в арабеск - падаю, делаю пируэт - падаю, все грязно, нехорошие остановки, в дуэте как-то было все неслаженно, в общем, спектакль был - не дай Бог! Помню даже число - 7 декабря 1998 года - страшное число моей жизни. Обычно труппа меня никогда не поздравляет, и тут закрывается занавес, и ко мне кинулась вся труппа с поздравлениями - как это было хорошо. И в эту секунду я вспомнил рассказ о Марии Ивановне Бабановой, я читал в какой-то книге, где она говорила, что, «когда я вхожу в театр и слышу: «Здравствуйте, Мариванна!», я понимаю, что в полном порядке. Но, если я вхожу в театр и слышу: «Здравствуйте, Маричка Иванночка!», я понимаю, что я в полном дерьме». И, действительно, это правда! Есть, конечно, артисты, которых я очень уважаю, они старше меня и которые подходят делать мне какое-то замечание или пожелание, я их всегда послушаю. Я всех слушаю и все читаю! Но каждый человек выбирает, хочет ли он прислушиваться или не хочет.
Вчера вы говорили, что не читаете ничего.
Нет, читаю я всё! Правда, я в интернет не влезаю, мне приносят распечатки, и это очень приятно, что у каждого человека есть свое мнение. Баланчин назвал один свой балет «Who cares?» - Кому какое дело! Но, когда тебя обижают, тебе неприятно. Когда обижают твоего соперника, ты думаешь: «Хорошо его обидели…» Но есть какие-то вещи, которые очень больны, они потом очень тяжело из тебя выходят, очень тяжело. Я очень немного танцевал Голубую птицу, не смотря на то, что делал это неплохо. Конечно, не так, как Соловьев или Панов, которые в этом достигли определенного совершенства, но меня с ними невозможно сравнивать - мы просто физически разные люди, у них были другие данные. Но я свое «и-и!» в этой партии по-другому сказал, тогда я был маленький, и одна критикесса написала обо мне такую гадость, что я после этого перестал хотеть. Вот сколько я после этого борюсь с собой, я танцую, но все время с такой опаской, и вот это тремоло, которое создалось тогда, очень тяжело побеждаемо. Другое дело, что сейчас я плюну на любого, кто про меня что-то скажет плохое, потому что мне все равно уже после того, что я пережил. Это смешно даже обсуждать.
Тогда зачем вы тратите свое время на чтение?
Вы понимаете, в чем дело… Надо вообще знать, что происходит. Если ты осведомлен, ты вооружен. Всегда бастионы надо держать приготовленными. И к тому же дом поросенка - это только крепость. Розовые мечты не подходят актерам. К сожалению, надо всегда быть готовым, чтобы оборониться. Это - правда. Может быть я создал какую-то картину очень тяжелую? Нет! В нашей жизни существует еще много хорошего! Как мы ходим друг к другу на рождения, искренне желаем - что вы!
Окончание следует...
К сожалению, в моей биографии было много всякого смешного. Но одна вещь существует всегда, к сожалению. Я человек южный, я очень плохо реагирую не только на петербургский климат, но и на московский тоже. Весной и осенью, когда слякоть, у меня очень скачет давление. И мне в эти периоды очень нелегко. Порой мне постоянно делают уколы для того, чтобы поддерживать давление, ставить норму. Это делается не потому, что мне нужна медицинская помощь, просто надо вестибулярный аппарат и мозжечок, который отвечает за равновесие, поставить на место. Потому что вращаться, особенно в воздухе, очень опасно - можно приземлиться не так. И потом, когда ты держишь балерину в руках, ты отвечаешь не только за себя, но и за ее жизнь, за ее здоровье. Вообще с моими падениями есть целый клип. Со мной безумно много случалось происшествий - чего только со мной ни было!
Был показан отрывок финала первого акта «Жизели», 17.05.2003 (Жизель - С.Захарова)
Я вам сейчас объясню, что произошло. Юноша, который упал (Максим Валукин - оруженосец), мне попал в дыхло и меня вырубил. Я вообще всего один раз в жизни падал в обморок, но вот такого состояния я не испытывал никогда. И эти несколько секунд на сцене, когда я остановился, я потерял, где я нахожусь. Я не мог вспомнить, что происходит. Я смотрю - лежит Максим, смотрю - лежит Света, где я нахожусь, я не могу понять. Оказывается в это место (кадык) очень опасно бить, а он мне подбородком попал. И это, конечно, смешно, но…
Такая же смешная ситуация у нас была в «Жизели», когда мы с Николаем Борисовичем репетировали. Владимир Васильев придумал такую мизансцену, что Жизель уходит в могилу. Ему было наплевать на либретто, на то, что люди думали до этого и т.д. И мы пытались как-то это романтизировать, что-то придумать хорошее. И так пробовали, и этак. В один прекрасный день мы придумали, что, когда я выходил на эти 16 тактов гобоя, как будто я усыпал на могиле. А когда она должна уйти, я ложился в ту же позу на могиле, в которой усыпал, и что как будто это все мне привиделось. Я красиво лег на могилу к ногам балерины, балерина между моих рук начала уезжать, и в эту секунду в нос мне ударил запах кошачьего амбре. И у меня так получилось, когда этот запах ударил в нос, я сделал вот так (дергает резко вверх и назад головой). Танцовщики вообще в «Жизели», когда вы видите, как они там падают, они по-настоящему падают, потому что так поставлено, что сил уже нету. Честное слово, сколько не танцуй, здесь становится просто нехорошо. И у меня откинулась голова, потому что я, видимо в это время вбирал воздух, очень много вобрал и т.д. И Николай Борисович приходит и говорит: «Коля, это было так хорошо! Ты так хорошо откинул голову, как будто испугался». И он на меня так смотрит. Я говорю: «Николай Борисович, если б вы знали, отчего я вскинул голову!» А он мне говорит: «Может все время тебе прыскать, а ты будешь реагировать?» Вот такие смешные ситуации очень часто бывают в балете.
Есть ли такие партии, которые в силу разных причин Вы сейчас не исполняете или исполняете крайне редко, но по которым скучаете?
В принципе я ни по чему не скучаю. Я очень хорошо представляю, что завтра будет всё. Но, к сожалению, с этим надо смириться. Марина Тимофеевна меня учила, когда я пришел в театр: «Колечка, с первого дня надо готовиться к пенсии». Сейчас я ей безумно благодарен. Когда мне горизонт уже виден, я понимаю, что вот он, вот он. И хочется, потому что лень, и не хочется, потому что жалко, но он у меня, слава Богу, обеспеченный. Место мы забили, мы присели, как она говорила - «надо вовремя сесть».
То, что касается партий, которые я оставлял, я по ним не скучаю потому, что я их оставлял в ту секунду, когда понимал, что всё, высказывать мне больше нечего.
Я обожаю «Сильфиду» - это фантастический спектакль. Но в один прекрасный день… Я к этому моменту стал танцевать такие спектакли, как «Баядерка», «Легенда о любви», «Раймонда», и видно чуть-чуть внутри повзрослел, все-таки это мужской репертуар, и, видно, вот это юношеское у меня стало уходить. И когда я вышел танцевать «Сильфиду», внутри мне было неприятно, у меня был осадок, я знал, что что-то не то сделал. А так как я все свои спектакли записываю для того, чтобы потом посмотреть, я посмотрел и понял, что надо… time to say good bye! И… после этого не исполняю.
У меня так было с «Чиполлино», когда я танцевал Графа-Вишенку, танцевал-танцевал и понял, что-то мальчик вырос из этих трусиков. Как-то мне было уже смешно, что-то я делаю и сама себе смешон.
Когда я был маленьким, у нас появился фильм «Смешная девчонка», там есть потрясающий сюжет о том, что ее заставляют петь песню о том, что она прекрасная невеста. А она считает, что она не прекрасная и она подсовывает себе подушку, приходит беременной, над ней все смеются и т.д. И приходит директор этого предприятия и говорит: «Над вами смеялся зал!» Она говорит: «Подождите! Зал смеялся не надо мной, а вместе со мной. Это очень большая разница! Если бы я играла серьезно, зал бы смеялся надо мной». Когда смеется зал - это, правда, страшно, когда он смеется над тобой. Если он смеется вместе с тобой, и ты находишься над ситуацией - это другой пилотаж - твой. И я тогда это так хорошо запомнил. Я вообще-то об актерской карьере-то грезил с пеленок, мне кажется, что быть смешным на сцене…
Я теперь, благодаря своей профессии и своему положению, знаком с разными комиками, клоунами и т.д. Это очень серьезные люди. Они, как правило, не смеются в жизни, их сложно насмешить. Но когда они выходят на сцену, глаз от многих не возможно оторвать, и вместе с ними смешно, потому что они смеются над ситуацией... Вот потому я от многих партий уходил.
А еще.. многие, наверное, считают, что я от чего-то отказываюсь. Нет, не дают. Очередь есть. Я когда говорю - дайте мне вот это станцевать, мне говорят - слушай, другим тоже надо зарабатывать. Мы находимся на хозрасчете.
Что для Вас важнее: одобрение коллег, оценка критиков или признание зрителей?
Ой, оценка критиков… Вы мне покажите этих критиков. Когда я вижу их внешность, мне сразу хочется подать. В основном подать, потому что, к сожалению, ну, жалко их. Почему я так говорю, вы сейчас поймете.
Первый серьезный критик, с которым мне в жизни довелось встретиться, первый человек, который написал обо мне первые строки, что я сделал в искусстве «и-и!», был Борис Александрович Львов-Анохин. И перед тем, как написать обо мне статью, а он посмотрел уже много со мной партий - я только начинал, он со мной встретился пообщаться. Это было так интересно. Он помимо того, что меня выспрашивал, еще очень много мне рассказал. А так как я вырос среди очень взрослых людей, мне всегда интересно общаться со взрослыми людьми, потому что они такие интересные вещи расскажут. После этого меня жизнь свела с Ванцловым, когда-то в Лондоне наши гастроли были и я на улице случайно познакомился с Пуэлем Карпом, потому что мы с ним вместе ходили в Sadler’s Wells.Я не знаю, почему он жил в Лондоне в этот момент, но он ходил постоянно смотреть спектакли Covent Garden, а я все время оказывался в этой очереди билетной, и мы с ним познакомились, много обо всем рассуждали, встречались в антракте, потом обсуждали увиденное, и было очень интересно. Мы познакомились просто как русскоязычные, а потом, когда он мне представился - я к этому моменту читал много его книг, - и мне стало так интересно, я стал его спрашивать о каких-то других вещах. Была такая Наталья Чернова, с которой я был в хороших отношениях, и которая, к сожалению, скончалась. Виолетта Майниеце, с которой я дружу много лет, которая очень серьезный критик, и благодаря ей я познакомился с Елизаветой Яковлевной Суриц, историком балета. Конечно, я не застал таких «китов», как Ильяш и Красовская - Красовской я был представлен, но больше мне не пришлось с ней пообщаться. Жалко, что я их не застал.
Сейчас в Америке был такой проект «Короли танца», и очень много людей писали разное. И вдруг в «Русском базаре» Нина Аловерт пишет статью. Вы знаете, когда я ее читал, мне было так приятно! От того, что это - настоящий аналитический разбор всего происходящего. Может быть я с чем-то не согласен (Нина очень много писала статей о спектаклях, в которых я участвовал, не всегда хвалила, - я не могу сказать, что ею всегда был обласкан), но это так грамотно было на фоне того, что писали все остальные. И современных… мне так их жалко.
Что касается оценки коллег, к которой я перестал вообще относиться серьезно. У меня была такая ситуация - был один из «Щелкунчиков», который я станцевал крайне плохо. Вот бывает - ну, не пошло. С первой секунды, когда я открыл глаза: встаю в арабеск - падаю, делаю пируэт - падаю, все грязно, нехорошие остановки, в дуэте как-то было все неслаженно, в общем, спектакль был - не дай Бог! Помню даже число - 7 декабря 1998 года - страшное число моей жизни. Обычно труппа меня никогда не поздравляет, и тут закрывается занавес, и ко мне кинулась вся труппа с поздравлениями - как это было хорошо. И в эту секунду я вспомнил рассказ о Марии Ивановне Бабановой, я читал в какой-то книге, где она говорила, что, «когда я вхожу в театр и слышу: «Здравствуйте, Мариванна!», я понимаю, что в полном порядке. Но, если я вхожу в театр и слышу: «Здравствуйте, Маричка Иванночка!», я понимаю, что я в полном дерьме». И, действительно, это правда! Есть, конечно, артисты, которых я очень уважаю, они старше меня и которые подходят делать мне какое-то замечание или пожелание, я их всегда послушаю. Я всех слушаю и все читаю! Но каждый человек выбирает, хочет ли он прислушиваться или не хочет.
Вчера вы говорили, что не читаете ничего.
Нет, читаю я всё! Правда, я в интернет не влезаю, мне приносят распечатки, и это очень приятно, что у каждого человека есть свое мнение. Баланчин назвал один свой балет «Who cares?» - Кому какое дело! Но, когда тебя обижают, тебе неприятно. Когда обижают твоего соперника, ты думаешь: «Хорошо его обидели…» Но есть какие-то вещи, которые очень больны, они потом очень тяжело из тебя выходят, очень тяжело. Я очень немного танцевал Голубую птицу, не смотря на то, что делал это неплохо. Конечно, не так, как Соловьев или Панов, которые в этом достигли определенного совершенства, но меня с ними невозможно сравнивать - мы просто физически разные люди, у них были другие данные. Но я свое «и-и!» в этой партии по-другому сказал, тогда я был маленький, и одна критикесса написала обо мне такую гадость, что я после этого перестал хотеть. Вот сколько я после этого борюсь с собой, я танцую, но все время с такой опаской, и вот это тремоло, которое создалось тогда, очень тяжело побеждаемо. Другое дело, что сейчас я плюну на любого, кто про меня что-то скажет плохое, потому что мне все равно уже после того, что я пережил. Это смешно даже обсуждать.
Тогда зачем вы тратите свое время на чтение?
Вы понимаете, в чем дело… Надо вообще знать, что происходит. Если ты осведомлен, ты вооружен. Всегда бастионы надо держать приготовленными. И к тому же дом поросенка - это только крепость. Розовые мечты не подходят актерам. К сожалению, надо всегда быть готовым, чтобы оборониться. Это - правда. Может быть я создал какую-то картину очень тяжелую? Нет! В нашей жизни существует еще много хорошего! Как мы ходим друг к другу на рождения, искренне желаем - что вы!
Окончание следует...