Архимандрит Виктор (Мамонтов)
Ребенок, который рождается в любой семье, как ни странно это звучит, в первую очередь - сын Божий, а во вторую очередь - сын человеческий.
Ребенок этот урок преподносит тем, кто имеет глаза и уши, чтобы видеть и слышать.
Иисус Христос пояснил это Своим ученикам: “Кто примет одного из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня“ (Мк. 9:37). Значит, Сам Бог входит в семью с каждым ребенком. С каждым родившимся человеком заново возрождается Царство Божие, присутствие Бога среди рода человеческого.
Каждый ребенок, еще будучи бессловесным младенцем, пишет С.С. Аверинцев, “уже побывал в силе и славе“ Божией.
Мне рассказывал недавно отец четырех детей, как сильно переживалось им рождение нового ребенка. «Когда рождается ребенок, - говорил он, - он смотрит на тебя, и ты видишь в его глазах одну только любовь, полноту, это вся его суть, и он не может ее скрыть как тот человек, который уже вырастает и искажает ее. Он только что пришел в мир, еще не имеет имени, слов не различает, не прожил этой жизни, не вкусил ее опыта, его сознание еще не отделено от полноты Божества, того образа, который в нем посеян, а в нем дано уже то, что мы всю жизнь ищем.
Это откровение Божие. Если мы это мгновение переживаем, то не знаем, как за него благодарить Бога».
Умаление здесь в том, что родитель созерцает “силу и славу Божии“, явленные в образе беспомощного младенца. Это возвращает его к собственному величию, к образу Божьему, к Самому Богу.
В этом истинном, а не мнимом величии человека мы получаем величайшее наслаждение от общения с Богом, от общения с вечностью, потому что всякое другое наслаждение, мания величия, счастья человеку не приносят, они его только терзают, потому что это иллюзия, это невроз, болезнь, которую человек в себе культивирует.
Нельзя скрывать свое истинное лицо за именем, званием, достижениями.
Семья является естественной средой, живя в которой человек может духовно выздоравливать, умаляться. Дети в этом плане могут быть хорошими учителями умаления.
Семья, в которой ты живешь, сама создает рамки аскезы, тебе их не нужно придумывать. Аскетическое предание себя ближнему в семье совершается естественно: ты должен постоянно в чем-то воздерживаться, отрекаться от своей воли, умалять себя, уничижать, терпеть. В любой момент надо все бросить и бежать к плачущему ребенку. Родители реально узнают, что такое пост и бессонница, когда им всю ночь надо качать ребенка.
“Мы созданы для любви. Пока мы одни, жизнь бессмысленна, смысл рождается, когда есть другой. Тайну своей жизни не откроешь, размышляя в одиночестве. Смысл жизни - тайна, и открывается она в любви, через того, кого мы любим“, - сказал один человек.
Любовь заключается в самозабвении, полной отдаче себя любимому, потому что он важнее меня самого. Любящий истинно не “экономит“ себя, не отвергает мелких дел или вещей ради сохранения сил для каких-то больших, значительных дел.
Это есть нищета любви. Здесь человек уподобляется Богу. Бог - самый нищий из всех. В каком смысле это можно понять?
Его нищета является в непрестанной самоотдаче. Бог - есть любовь жертвенная, самоотдающая, т.е. себя опустошающая.
Если богатый в мире сем есть тот, кто старается побольше приобрести и поменьше отдавать, то Господь действует совершенно иначе: Он ничего не хочет приобрести, а, наоборот, хочет все отдать.
Иисус Христос говорит, что Его Отец уже не судит никого, но всю власть судить отдал Сыну. Он как бы умаляется перед Сыном.
Когда в семье один ребенок, ему очень трудно научиться самозабвению, отдаче себя, служению ближнему. Ему некому послужить. Когда несколько детей в семье, старшие дети вместе с родителями воспитывают младших, и в этом соработничестве они ощущают доверие к себе, обретают свое достоинство, учатся ответственности.
Один пастырь говорил: “Проповедовать - это не значит нести Бога другим, это обрести Его уже присутствующим в них. Это приблизиться к людям, увидеть их красоту, распознать, каким образом Бог уже живет в них“.
Умаление возможно только тогда, когда человек знает свое достоинство, находится в самом себе, является самим собой. Человек может ложно понять умаление и, тем самым, впасть в какое-то чувство малоценности. Читая аскетические книги, он может подумать, что чем хуже, невнятнее, грешнее я буду представляться самому себе, тем более я умалился пред Богом. Но в действительности он культивирует в себе вину и грех, которые сами по себе реальности не имеют.
Грех - это искажение реальности, искажение души.
А умаление состоит в том, чтобы принять свое бытие как истинную реальность, как дар, данный Богом.
В спектакле Владимира и Людмилы Мезенцевых “Камера забытых вещей“ в московском театре “Пилигрим“ - поэт, почувствовавший все, чем он жил, - самообманом, воскликнул: “Я ничтожество“. Но мудрый смотритель камеры, его тайный учитель, говорит ему: Бог не может встретиться с ничтожеством, потому что Бог не творит человека для ничтожества.
Что есть чувство ничтожества? Это на себе сконцентрированный взгляд. Оно связано с каким-то потаенным желанием быть над кем-то. Оно мучительно потому, что человек внутренне приписывает себе какие-то сверхсилу, сверхбытие, сверхзначимость, и, не находя этому желанию реального воплощения, мучается.
Сказать вслед за Апостолом Павлом: “Я... ничто“ (2 Кор.12:11) отнюдь не значит сказать “Я ничтожество“.
Сознание ничто - есть истинно творческая основа. Очень трудно определить это состояние, но оно есть какая-то потенция в руках Бога, и Он может из этого ничто, из этого сознания ничто творить.
Самое главное в том, чтобы бытие не стало самозамкнутым и самодостаточным. Личность может жить только встречей с Богом, общением с Ним. Для этого она должна войти в состояние, которое предоставляет право действовать Творцу. В этом и есть умаление.
Чтобы состоялась эта встреча с Богом и, следовательно, состоялось умаление личности, человек должен встретиться с реальным Богом, а не с богом своего воображения, и предстать перед Ним как реальный, настоящий человек, без всяких масок, ложных представлений о самом себе, которые не могут дать силу возрастать личности. Индивидуальность любит идти путем все большего и большего самоутверждения: чем более я буду оригинальным и особенным, тем больше будет моя ценность. Следуя этому пути, человек все более отрывается не только от Бога, но и от окружающих людей, становится как бы над ними. Но при этом он отрывается и от самого себя, теряет себя.
Я никогда не видел своего духовного отца, архимандрита Серафима (Тяпочкина), в ложном положении в трудные минуты его общения с власть имущими, с гонителями Церкви. Он был в высшей степени свободным человеком, потому что всех любил.
Никакого внешнего величия, блеска, вся духовная красота таится внутри, как сокровище, священный свет.
Ты просто забывал, с кем ты говоришь. Ты забывал, что он пастырь, всеми любимый и почитаемый, ты видел перед собой, вернее, не видел его, поскольку лицо его становилось в какой-то степени невещественным, сияющим, ты был сам весь перед ним. Он весь для тебя, он весь уходил в твои нужды и тревоги, его сердце полностью было с тобой.
Помню священника Даниэля из Хайфы, ныне уже покойного, который на братской трапезе, которую сам приготавливал, всегда ел последним. Всех накормит, убедится в том, что все сыты, и тогда ест то, что осталось. В этом не было рисовки. Он пережил войну, знал, что такое голод, и как люди умирают от голода. Самозабвенное служение ближним было выражением истинного смирения, которое в нем было.
Перед Богом Отцом все мы дети: и духовник, и отец, и мать, и дети, и только от Него мы можем получить жизнь и величие. Господь просит нас быть Его детьми.
Известно выражение одного из учителей Церкви о том, что слово Бог гораздо менее значимо для нас, чем слово Отец. Слово Бог подчеркивает различие между Ним и нами, слово Отец показывает родство: мы дети Ему, свои, родные, всегда неизменно любимые. И как радостно ответить нам на эту любовь.
Бог призывает человека к величию, но к величию, которое не обращено на себя, которое не любуется собою, которое не угнетает, не подавляет ближних, а к величию какому-то сокрытому, сокровенному.
В беседе со своими детьми знакомый мне отец семейства привел им слова Иисуса о том, чтобы никого не называть своим отцом и учителем, ибо один у вас Отец и Учитель - Христос, и спросил их: А кто же я?
Мальчик ответил: Ты - папа.
Дочь сказала: Ты - брат.
Что это значит? Это значит, что ребенок интуитивно отрицает первенство в отношениях. Иисус Христос не хотел первенства по отношению к человеку, по отношению к Своим ученикам. Это полное равенство является в Его (Иисуса) словах, обращенных к ученикам: “Я не называю вас рабами. Я называю вас друзьями“.
Господь посылает нас друг ко другу, чтобы нам научиться жить с Богом и с братьями в полноте любви. Это возможно только тогда, когда мы встанем на путь умаления себя, истощания, живя в семье по крови или в семье духовной, живя в Церкви Христовой. Нам нужно умаляться для того, “чтобы сказать слово настолько чистое, настолько свободное от самого себя, от самолюбия, от тщеславия, от всего того, что делает каждое наше слово мелким, пустым, ничтожным, гнилым; делаем ли мы это с готовностью сойти на нет, только бы из этого человека вырос живой человек, невеста вечной жизни? А когда все это сделано, готов ли я сказать с радостью: “Да пусть совершится последнее, пусть и не вспомнят обо мне, пусть жених и невеста встретятся, а я сойду в смерть, в забвение, вернусь в ничто“. Готовы ли мы на это? Если нет - как слаба наша любовь даже к тем, кого мы любим. А что сказать о тех, которые нам так часто чужды, безразличны?“
Будем же учиться быть маленькими, маленькими, маленькими. Как радостно сознавать, что “все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки, аминь“ (Рим. 11:36).
Карсава. Сентябрь, 2001.
Альманах ХРIСТIАНОС, XI, Рига, 2002
Окончание. Начало з
http://mystichrist.livejournal.com/73216.htmlдесь.