Я все же попробовал. Не знаю, вышло ли из этого хоть что-то путное.
Теннисон. In Memoriam LIV.
Мы верим, что настанет миг
когда всю боль, всю ночь земли
всевышний разум исцелит -
и кровь, и страх, и грех, и крик.
Придут к венцу в конце времен
и догоревшая звезда,
и огонек болот, когда
Господь сочтет - расклад свершен.
И червь, что гибнет, рассечен,
и мотылек в святом огне -
все жизни учтены вовне,
и нету тщетности ни в чем.
Взгляни в неведомое; там,
где дивный мир для нас цветет -
там исчезает зимний лед,
весенним уступив цветам.
...Но кто я, грезящий, таков?
Ребенок, плачущий в ночи,
молясь о пламени свечи -
одним рыданием, без слов.
Оригинал:
Oh yet we trust that somehow good
Will be the final goal of ill,
To pangs of nature, sins of will,
Defects of doubt, and taints of blood;
That nothing walks with aimless feet;
That not one life shall be destroy’d,
Or cast as rubbish to the void,
When God hath made the pile complete;
That not a worm is cloven in vain;
That not a moth with vain desire
Is shrivell’d in a fruitless fire,
Or but subserves another’s gain.
Behold, we know not anything;
I can but trust that good shall fall
At last-far off-at last, to all,
And every winter change to spring.
So runs my dream: but what am I?
An infant crying in the night:
An infant crying for the light:
And with no language but a cry.
Канонический перевод Кружкова:
О да, когда-нибудь потом,
Все зло мирское, кровь и грязь,
Каким-то чудом истребясь,
Мы верим, кончится добром.
У каждого - свой верный шанс;
Ничто не канет в никуда,
Как карта лишняя, когда
Господь закончит свой пасьянс.
Есть цель, невидимая нам:
Самосожженье мотылька
И корчи в глине червяка,
Разрезанного пополам -
Все не напрасно - там, вдали,
Где нет зимы и темноты,
(Так мнится мне) для нас цветы
Неведомые расцвели...
Но кто я, в сущности, такой?
Ребенок, плачущий впотьмах,
Не зная, как унять свой страх
В кромешной темноте ночной.