Поцелуй на бегу
День был скандально теплым, хоть и поздне-сентябрьским. Я лежал около открытого окна, слушал пение воробьев и размышлял о бренности существования. Погрузиться в полную нирвану мешали крики, раздававшиеся с главной улицы, в квартале отсюда. Там проходила эстафета по случаю Дня города. Соревновались спортивные школы, клубы и сборные по всему, по чему они бывают.
Я свое отбегал и отпрыгал еще неделю назад. Теперь свободного времени было столько, что я по двадцать минут разглядывал начинавшую лысеть макушку Толика и прочел адреса типографий всех четырех книг, лежавших на тумбочке.
Вайфая не было. Интернета тоже. Еще не изобрели.
День предстоял затяжной. Из намеченных событий слегка волновал обед с жаренным хеком и игра с соседями в реки (города и страны, к тому времени, уже закончились).
Вдруг в коридоре раздался шум. Оттуда приходили разные шумы, но такого еще ни разу не было - частый топот, как будто бег. Валера-милиционер, лежавший за холодильником, обернулся и оглядел всех нас. Чтобы кто-то побежал, в нашем заведении должно было случиться неординарное событие: пожар, потоп, высадка американского десанта. Я поискал левым глазом костыли, а правым оценил высоту подоконника, на случай эвакуации. Архип почесал пятку, не сгибая ноги.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался источник шума с длинными ногами, слегка прикрытыми у основания синей материей, и ярко горящим над белой майкой лицом. Все это, не останавливаясь, рвануло ко мне, тормознуло со скрипом протекторов у края кровати, резко наклонилось и впилось в мои пересохшие от страха губы.
Секунд через десять видение исчезло, зацепив по ходу спинку стоявшей у двери койки. Наступившую зловещую тишину нарушал только стон Толяна, которому спицы впились в переломанную ногу. Я дышал открытым ртом. Валера-мент выглядывал из-за холодильника в приоткрытую дверь, видимо опасаясь второго пришествия демона в кедах. Архип, отличавшийся замедленной реакцией, все еще таращился туда, где минуту назад колебалось чем-то привлекшее его синее пятно.
- Что это было? - промычал сквозь зубы Толик.
- Женщина, - сказал Валера, не раз проводивший опознание тел.
- Молодая, - добавил Архип мечтательно.
- А зачем бежала? - Анатолий сжимал огромный кулак, который никогда не помещался на узкой для него кровати.
- Спортсменка. У нее форма и номер. Наверное с эстафеты.
- Она к Сереже приходила, - пояснил все видевший с тыльной стороны Архип.
Ты ее знаешь? - обернулся ко мне Валера.
Я задавал себе тот же самый вопрос пока мои соседи обсуждали происшествие, и к однозначному ответу не пришел. Поэтому ограничился уклончивым:
- Наверное.
Однако память постепенно возвращалась. Студенческий оздоровительный лагерь на берегу совсем Черного моря. Днем: солнце, воздух и вода; ночью: вино, костер и гитара.
За неделю до конца моей смены в лагерь завезли девичью сборную области по волейболу. Нас, освобожденных от физкультуры по причине высокого роста (и зачисления в институтскую баскетбольную команду), поставили к ним в спарринг-партнеры. Задача была в том, чтобы стоять по ту сторону сетки и уворачиваться от мячей, которые пытались вколотить в наши хрупкие тела неслаборукие девушки.
Одиннадцатый номер сразу привлек внимание старожилов тонкой костью, чертами лица и длинным белым хвостом, который иногда заплетался косичкой. Всем хотелось попасть под ее мяч, но повезло мне. Прямо по темечку. Моя бравая улыбка зависла так криво, что послали за медсестрой. Но я отказался от реанимации, и, с гордо поднятой головой, уполз в домик.
На вечерней дискотеке №11 пригласила танцевать, чтобы извиниться. И понеслось. Следующие четыре ночи мы провели на камнях, в тени меловых скал, отдалившись от костра настолько, чтобы их слышать, но нас не видеть.
На пятый день я, ныряя, разбил колено. Оно распухло до неприличия, и с поезда меня повезли не домой, а в городскую травматологию.
После эстафеты Тая (это так звали одиннадцатого номера) стала приходить ежедневно. Она флиртовала с моими тремя соседями, пока я, со свойственной будущему инженеру педантичностью, измерял диаметры ее лодыжки, голени и далее по нарастающей.
Милиционер вдруг стал по утрам надевать белую рубашку. Толик ограничился модной футболкой, которая подчеркивала форму его бицепсов.
Но по-настоящему, из всех четверых, в нее был влюблен Архип. Восемнадцатилетний детдомовец с огромными ушами, плохо-ходячими ногами и глазами ребенка смотрел на одиннадцатого молча, не отрываясь. А я делал вид, что мне жутко интересно, когда, вспомнивший об осени ветер, сорвет очередной красный лист с заглядывающего в окно ясеня.