Из старых стихов (воспроизведено по памяти)
Опять что-то вспомнились старые-престарые стихи. Зря, наверное, я их нигде никогда не публиковала.
***
Бег безумен в бесовском кругу.
Черт играет судьбою людскою.
От погони я скрыться смогу
Лишь за леса стеной крепостною.
И туда, где царит благодать,
Я ворвусь в вихре адской метели...
Чуть всколышется водная гладь,
Чуть качнутся над озером ели.
И шальная моя голова
Перед травами низко склонится,
И беззвучные чьи-то слова
Полетят надо мною, как птицы:
"С возвращением после тревог
И блужданий по дебрям сомнений.
Пусть живительной силы поток
В твою душу несет облегченье".
И срастусь я всем телом с землей,
И поток сквозь меня устремится,
Размывая бесшумной волной
Между мною и лесом границу.
Растворившись, я буду во всем,
Станет все моей частью живою,
И сольется душа с божеством,
Я незримые тайны открою.
Буду с облаком в небе лететь,
И на землю с дождем буду литься,
И на озере в каплях звенеть,
И над лугом туманом стелиться.
Меж стволов проскользнет ветерок -
В нем мое ощутится дыханье,
А в глуши шелохнется листок,
Передав мне свое содроганье.
"Мой незримый хранитель, прости,
Неприкаянным душам отрада.
Беспокойную дочь отпусти
В мир великих страстей и разлада.
Я навек не прощаюсь с тобой.
Я, вобрав твою силу живую,
Потеку животворной струей
В века бурного землю сухую".
Лето 1993
Огненный август
Что на западе небе горит
И проносится вихрь над лугами?
Это огненный август парит,
Кучевыми плывет облаками.
То ль в заката лучах, как огни,
Светят рыжие сосны над яром,
То ли в мыслях грядущие дни
Разгораются грозным пожаром.
То ль осенние гроздья рябин,
То ли сок созревающих ягод,
То ли кровь и клубящийся дым
На пути, полном горя и тягот.
То ли стук топора, то ли гром,
То ли взрыв, то ли бой барабана,
То ли грохот войны над Днестром,
То ли гусениц лязг на Балканах.
Это огненный август парит.
Кто стоит там вдали у дороги?
Осень то ль иль осина дрожит?
То ли грусть, то ли камень лежит?
То ли ночь, то ли наши тревоги.
Август 1993
Воробьевы горы - 93
Гляжу с высокого обрыва,
Как догорает Третий Рим.
Провал глубокий после взрыва
Туман скрывает... или дым?
Блуждает скорбь на пепелище,
А рядом, укрепив свой трон,
В обилии вина и пищи
Пирует сумасброд Нерон.
В бреду поправший все, что свято,
Чтоб от себя отвлечь удар,
Безумный властелин разврата,
Разжег невиданный пожар.
Когда взорвался гневом город,
Явились Брута сыновья...
Восходит зарево позора
Над морем крови и огня.
Еще в груди пожар клокочет
И не стихает круговерть.
И едкий черный дым пророчит
Великого артиста смерть.
Ноябрь 1993
***
Перезвоном весны восторгается утро.
Я раскрою окно и почувствую снова,
Что в сверкающем мире все славно и мудро
И уже ничего не случится плохого.
Я приму свое прошлое без сожаленья,
Свой восторг и унынье, паденья и взлеты,
И пронзительный, гибельный холод осенний,
Заполняющий душ омертвевших пустоты.
Я разрушу гнетущих сомнений темницы,
В сердце смело впущу свежий воздух свободы
И поверю, что снова костер разгорится
И что сильными будут обильные всходы.
апрель 1994
Сон в белую ночь
Станет небо к полуночи чуть сероватым.
В мире, словно затянутом легким дымком,
Настоящего образ исчезнет с закатом,
А минувшее вновь прокрадется тайком.
Прежний день воскресит всемогущая память,
Я проникну в него всем своим естеством,
Зная точно, что все еще можно исправить,
Возродить, воскресить, сотворить волшебством.
Все плохое уйдет, и покажется, будто
Стало прошлое будущим сказочным днем.
Мысль умчится вперед, и наступит минута,
Озаренная новой надеждой и сном.
А полуночный сон тих и нежен в июне,
Он легко проскользнет над поверхностью вод,
И почудится мне, как в минувшего гуле
Настоящего скрипка чуть слышно поет.
Июнь 1994.
Июль
На дне земного котлована
Глухая летняя жара.
Мы как во сне, мы как бы пьяны -
Не видим мир добра и зла.
Все замерло и нет движенья,
Мы в мертвой точке, мы молчим
И видим в небе отраженье
Бездонных времени глубин.
Когда нас унесет комета,
Не раз в потоке и огне
Мы вспомним: изобилье лета,
И мы покоимся на дне.
июль 1994
Предощущение
Черным, холодным напитком долину
Снов и теней наполняет закат.
Утро губами коснется вершины,
Выпьет до дна тайну древних Карпат.
Дерном окутано горное чрево,
В зарослях спутались нити времен,
В темном лесу из пещерного зева
Смутно-тревожный доносится звон.
Ужгород, Спиш, Закопане, Орава
Слышат порой эхо древних былин,
Как с вольным ветром отвага и слава
Гордо летели средь диких вершин.
Там же, ведомые злой ворожбою,
Лех, Чех и Рус три избрали пути.
Что ж, в даль взирая с безмолвной тоскою,
Общий их след ты стремишься найти?
Мыслью растаяв в просторе широком,
В будущий день жаждешь ты заглянуть.
Счастье увидела за поворотом?
Или же это лишь к счастию путь?
Где же ответ? Лишь скалистые горы
Ведают тайны славянских сердет.
Их облаченье - Вселенной просторы,
Небо и солнечный солнца венец.
Завтра же с гулким раскатистым эхом
Татры откроют веленье судьбы.
И полетишь ты, славянка, с рассветом
На долгожданные звуки трубы.
Июнь 1995
***
Бег безумен в бесовском кругу.
Черт играет судьбою людскою.
От погони я скрыться смогу
Лишь за леса стеной крепостною.
И туда, где царит благодать,
Я ворвусь в вихре адской метели...
Чуть всколышется водная гладь,
Чуть качнутся над озером ели.
И шальная моя голова
Перед травами низко склонится,
И беззвучные чьи-то слова
Полетят надо мною, как птицы:
"С возвращением после тревог
И блужданий по дебрям сомнений.
Пусть живительной силы поток
В твою душу несет облегченье".
И срастусь я всем телом с землей,
И поток сквозь меня устремится,
Размывая бесшумной волной
Между мною и лесом границу.
Растворившись, я буду во всем,
Станет все моей частью живою,
И сольется душа с божеством,
Я незримые тайны открою.
Буду с облаком в небе лететь,
И на землю с дождем буду литься,
И на озере в каплях звенеть,
И над лугом туманом стелиться.
Меж стволов проскользнет ветерок -
В нем мое ощутится дыханье,
А в глуши шелохнется листок,
Передав мне свое содроганье.
"Мой незримый хранитель, прости,
Неприкаянным душам отрада.
Беспокойную дочь отпусти
В мир великих страстей и разлада.
Я навек не прощаюсь с тобой.
Я, вобрав твою силу живую,
Потеку животворной струей
В века бурного землю сухую".
Лето 1993
Огненный август
Что на западе небе горит
И проносится вихрь над лугами?
Это огненный август парит,
Кучевыми плывет облаками.
То ль в заката лучах, как огни,
Светят рыжие сосны над яром,
То ли в мыслях грядущие дни
Разгораются грозным пожаром.
То ль осенние гроздья рябин,
То ли сок созревающих ягод,
То ли кровь и клубящийся дым
На пути, полном горя и тягот.
То ли стук топора, то ли гром,
То ли взрыв, то ли бой барабана,
То ли грохот войны над Днестром,
То ли гусениц лязг на Балканах.
Это огненный август парит.
Кто стоит там вдали у дороги?
Осень то ль иль осина дрожит?
То ли грусть, то ли камень лежит?
То ли ночь, то ли наши тревоги.
Август 1993
Воробьевы горы - 93
Гляжу с высокого обрыва,
Как догорает Третий Рим.
Провал глубокий после взрыва
Туман скрывает... или дым?
Блуждает скорбь на пепелище,
А рядом, укрепив свой трон,
В обилии вина и пищи
Пирует сумасброд Нерон.
В бреду поправший все, что свято,
Чтоб от себя отвлечь удар,
Безумный властелин разврата,
Разжег невиданный пожар.
Когда взорвался гневом город,
Явились Брута сыновья...
Восходит зарево позора
Над морем крови и огня.
Еще в груди пожар клокочет
И не стихает круговерть.
И едкий черный дым пророчит
Великого артиста смерть.
Ноябрь 1993
***
Перезвоном весны восторгается утро.
Я раскрою окно и почувствую снова,
Что в сверкающем мире все славно и мудро
И уже ничего не случится плохого.
Я приму свое прошлое без сожаленья,
Свой восторг и унынье, паденья и взлеты,
И пронзительный, гибельный холод осенний,
Заполняющий душ омертвевших пустоты.
Я разрушу гнетущих сомнений темницы,
В сердце смело впущу свежий воздух свободы
И поверю, что снова костер разгорится
И что сильными будут обильные всходы.
апрель 1994
Сон в белую ночь
Станет небо к полуночи чуть сероватым.
В мире, словно затянутом легким дымком,
Настоящего образ исчезнет с закатом,
А минувшее вновь прокрадется тайком.
Прежний день воскресит всемогущая память,
Я проникну в него всем своим естеством,
Зная точно, что все еще можно исправить,
Возродить, воскресить, сотворить волшебством.
Все плохое уйдет, и покажется, будто
Стало прошлое будущим сказочным днем.
Мысль умчится вперед, и наступит минута,
Озаренная новой надеждой и сном.
А полуночный сон тих и нежен в июне,
Он легко проскользнет над поверхностью вод,
И почудится мне, как в минувшего гуле
Настоящего скрипка чуть слышно поет.
Июнь 1994.
Июль
На дне земного котлована
Глухая летняя жара.
Мы как во сне, мы как бы пьяны -
Не видим мир добра и зла.
Все замерло и нет движенья,
Мы в мертвой точке, мы молчим
И видим в небе отраженье
Бездонных времени глубин.
Когда нас унесет комета,
Не раз в потоке и огне
Мы вспомним: изобилье лета,
И мы покоимся на дне.
июль 1994
Предощущение
Черным, холодным напитком долину
Снов и теней наполняет закат.
Утро губами коснется вершины,
Выпьет до дна тайну древних Карпат.
Дерном окутано горное чрево,
В зарослях спутались нити времен,
В темном лесу из пещерного зева
Смутно-тревожный доносится звон.
Ужгород, Спиш, Закопане, Орава
Слышат порой эхо древних былин,
Как с вольным ветром отвага и слава
Гордо летели средь диких вершин.
Там же, ведомые злой ворожбою,
Лех, Чех и Рус три избрали пути.
Что ж, в даль взирая с безмолвной тоскою,
Общий их след ты стремишься найти?
Мыслью растаяв в просторе широком,
В будущий день жаждешь ты заглянуть.
Счастье увидела за поворотом?
Или же это лишь к счастию путь?
Где же ответ? Лишь скалистые горы
Ведают тайны славянских сердет.
Их облаченье - Вселенной просторы,
Небо и солнечный солнца венец.
Завтра же с гулким раскатистым эхом
Татры откроют веленье судьбы.
И полетишь ты, славянка, с рассветом
На долгожданные звуки трубы.
Июнь 1995