...счастье в том, что мы на свет на этот родились, вот и вся мысль (с)
Аромат цветущих лип плывёт в воздухе как колокольный звон. Он то звучит мощными, сложными аккордами, то вьётся тончайшей, едва уловимой мелодией, то плетёт многоголосную полифонию, и ритм сердца, заслышав его, всегда вступает в резонанс, возвращая, пусть ненадолго, чувство бездны, желание взлететь, право на острую боль, безоглядную радость, неутолимую тоску.
Липы, футбол, черешня. Только это и обозначает лето в этом году. Тепла и солнца нет и не будет; тупой, ноющий, надоевший страх и серость усталости, кажется, поселились в нашей жизни навеки, и все силы уходят только на то, чтобы, разрывая эту липкую паутину, бежать и бежать по кругу, бежать, бесконечно оставаясь на месте.
А потом вдруг откуда-то падают выходные, и я тоже падаю - впадаю - в состояние неотменимой жизни, и понимаю, что настоящее настолько стремительно становится прошлым, что каждое счастливое мгновение я проживаю, словно воспоминание, хоть и стараюсь, как могу, не делать этого, не укорачивать время ещё, куда же больше, вдыхай, вдыхай запах лип, плачь столько, сколько хочется, неважно, кто на тебя смотрит.
Вот мы едем домой после большой велосипедной прогулки в Hampstead Heath, косые лучи вечернего солнца сочатся сквозь пышную листву, пронизанную птичьими голосами, ложатся на их спины и светлые головки. Мане девять, Сане шесть, Ване четыре. Я еду за ними, на автомате командую - тормозим, левее, осторожно, пропустите дяденьку, на повороте стоп. А сама думаю - Мане девять, Сане шесть, Ване четыре. Всего через какое-то мгновение переключат кадр, и они, взрослые, далёкие, недосягаемые, будут посылать мне приветы из разных частей света, а я буду заглядывать в этот случайно доставшийся нам посреди неслучившегося лета нежный вечер с недоумением, неверием и абсолютно тем же самым чувством неудержимо уплывающего времени, с которым я смотрю на них сейчас. Ведь кадром раньше - ровно десять лет назад - в такие же июньские выходные на том же велосипеде я так же самозабвенно карабкалась по этим каменистым горкам и летала под упоительными липами, чтобы вернуться домой, к хозяину, футболу и черешне, а в животе сидел такой маленький бурдючок, что он был даже вовсе ещё не бурдючок, а вообще неизвестно кто, какая-то условная слонятка. Щёлк-щёлк, нолик сменился на единичку, мы едем домой, косые лучи солнца золотят их макушки, пропустите дяденьку, на повороте стоп.
Маня считает дни до конца школы, чтобы навсегда расстаться с самой Miss Trunchbull, доставшейся ей в учительницы в конце этого злополучного школьного года. В сентябре она пойдёт в желанную Fitzjohn's, вместе с Саней и Ваней. Всё, мы наконец собрали их всех в одном месте.
С ней по-прежнему очень тяжело, из всех троих детей она требует самой большой ежедневной душевной работы, и не только в рамках кампании "принимай своего ребёнка таким, какой он есть", но и в постоянном лавировании между интересами всех членов семьи и взрывоопасными ситуациями, обильное количество которых превращает жизнь в нескончаемую прогулку по минному полю, ни на секунду нельзя расслабиться. Выматывает донельзя. Человек Больших Страстей, которому всё даётся труднее, чем другим. И проснуться утром, и уснуть вечером, и прожить день, в каждой минуте сопротивляясь, нарываясь, провоцируя, требуя, обижаясь, вспыхивая, хамя, передразнивая, доводя до исступления. И сквозь всё это нужно видеть только ребёнка, которому трудно, почему-то труднее, чем другим. И обнимать, и гладить, и мириться, и опять и опять принимать и верить в лучшее, и помогать проживать, продираться сквозь этих демонов, поселенных в ней гремучей смесью добрых предков, не ненавидеть себя, не бояться их, просто быть, быть вместе. Ей бы ездить на лошадях и плавать с дельфинами. Животные - её стихия, они её любят и тянутся к ней, как и она к ним. И ещё, по-моему, ей прямо показан драматический театр. 24-го июля она должна ехать на неделю в National Children's Orchestra - впервые одна, впервые мы с ней так надолго разлучаемся. Мы обе ужасно волнуемся, я очень надеюсь, что эта неделя сделает её менее зависимой от меня, а не наоборот. У неё, кажется, досрочно в полную силу разворачивается переходный возраст, и я вижу, что ей очень хочется больше взрослой свободы и меньше контроля, но вместе с тем она каждый вечер требует, чтобы я сидела рядом с ней и держала её за ручку, пока она не заснёт.
Саня незаметно растёт, как всегда меньше всех получает и требует внимания, всё тихо делает сама - встаёт, ложится, собирается в школу, играет на рояле. Всегда видит, где надо помочь, так же тихо и незаметно. Скандалит от усталости и голода, а в остальном самый беспроблемный человек в семье. Незаметно стала хорошо читать, пишет по-прежнему ужасно, как логопед когда-то и предупреждал, а у меня не хватает ни времени, ни сил заставлять её писать каждый день. Надеюсь, что-то нагоним за лето, особенно если успеем войти в ритм, пока Маня будет неделю в оркестре. Быстро выучивает новые произведения, бесконечно и очень бойко играет их дома, и постоянно лажает на концертах. На прошлой неделе вызвалась играть в школе. Забыла конец произведения, совсем напрочь. Так и не закончила. Пришла домой, говорит, можно я на следующей неделе тоже сыграю в школе? Мне понравилось =))
Ваня держит всю семью на военном положении. У него дар ломать и портить всё, до чего он дотягивается, а дотягивается он ДО ВСЕГО. Он неутомим, неукротим и неуловим, что порой приводит в отчаянье. Ловок, бесстрашен и упёрт до посинения. Когда ему что-то нужно, будет спрашивать об этом каждые пять-десять минут. При том, что Ване постоянно нужно множество разных вещей, получается, что весь день наши разговоры ведутся в основном как переговоры. Реже других, но всё-таки очень регулярно, встаёт вопрос о домашних животных. Все дети хотят питомцев, но мы пока довольно успешно отбиваемся временными мерами, а именно гостевыми собаками и морскими свинками, а тут вот ещё открыли отличное место в Кенсингтонских садах, где можно кормить с рук диких попугаев и ходим туда каждую субботу после танцев, как на работу. Так вот, Маня хочет морских свинок и собаку. Саня тоже собаку и, кажется, попугая. Ваня же периодически осведомляется, в ряду прочего, когда я уже получу разрешение от лэндлорда на содержание животных, чтобы он наконец мог завести себе крокодила. Ваня давно и серьёзно решил, что хочет именно крокодила, и всё рассказывает мне, как он будет водить его на поводке, и как он его будет привязывать у Waitrose, когда мы будем ходить за продуктами. Я так и представляю их себе: Ваню и крокодила, небольшого такого, на поводке. Они будут отлично смотреться вместе.
Недавно вот неделю ждали баллончик с краской. При мысли о том, что Санин фиолетовый велосипед с розовыми колёсами, сердечками и звёздочками надо будет куда-то девать, а вместо него искать мальчиковый, меня взяла такая тоска, что я попросила хозяина заказать краску, и на глазах изумлённых соседей превратила его в самый синий и самый хулиганский велосипед в городе, покрасив целиком, вместе с сиденьем и ручками. Ваня в восторге. Сегодня обновил его в Hampstead Heath, носился по всем горам без устали, глаза горят, умоляет завтра поехать ещё "на своём собственном велосипедике". Предыдущий уже разжалован и снисходительно пожертвован маленькому соседу.
Пытаясь вклиниться в разговор или перебить обращённый к нему монолог, Ваня повергает собеседника в ступор, завляя: "Дай я скажу своё слово". Мечтаю перенять. Может, хоть кто-то наконец меня услышит.
Липы, футбол, черешня. Только это и обозначает лето в этом году. Тепла и солнца нет и не будет; тупой, ноющий, надоевший страх и серость усталости, кажется, поселились в нашей жизни навеки, и все силы уходят только на то, чтобы, разрывая эту липкую паутину, бежать и бежать по кругу, бежать, бесконечно оставаясь на месте.
А потом вдруг откуда-то падают выходные, и я тоже падаю - впадаю - в состояние неотменимой жизни, и понимаю, что настоящее настолько стремительно становится прошлым, что каждое счастливое мгновение я проживаю, словно воспоминание, хоть и стараюсь, как могу, не делать этого, не укорачивать время ещё, куда же больше, вдыхай, вдыхай запах лип, плачь столько, сколько хочется, неважно, кто на тебя смотрит.
Вот мы едем домой после большой велосипедной прогулки в Hampstead Heath, косые лучи вечернего солнца сочатся сквозь пышную листву, пронизанную птичьими голосами, ложатся на их спины и светлые головки. Мане девять, Сане шесть, Ване четыре. Я еду за ними, на автомате командую - тормозим, левее, осторожно, пропустите дяденьку, на повороте стоп. А сама думаю - Мане девять, Сане шесть, Ване четыре. Всего через какое-то мгновение переключат кадр, и они, взрослые, далёкие, недосягаемые, будут посылать мне приветы из разных частей света, а я буду заглядывать в этот случайно доставшийся нам посреди неслучившегося лета нежный вечер с недоумением, неверием и абсолютно тем же самым чувством неудержимо уплывающего времени, с которым я смотрю на них сейчас. Ведь кадром раньше - ровно десять лет назад - в такие же июньские выходные на том же велосипеде я так же самозабвенно карабкалась по этим каменистым горкам и летала под упоительными липами, чтобы вернуться домой, к хозяину, футболу и черешне, а в животе сидел такой маленький бурдючок, что он был даже вовсе ещё не бурдючок, а вообще неизвестно кто, какая-то условная слонятка. Щёлк-щёлк, нолик сменился на единичку, мы едем домой, косые лучи солнца золотят их макушки, пропустите дяденьку, на повороте стоп.
Маня считает дни до конца школы, чтобы навсегда расстаться с самой Miss Trunchbull, доставшейся ей в учительницы в конце этого злополучного школьного года. В сентябре она пойдёт в желанную Fitzjohn's, вместе с Саней и Ваней. Всё, мы наконец собрали их всех в одном месте.
С ней по-прежнему очень тяжело, из всех троих детей она требует самой большой ежедневной душевной работы, и не только в рамках кампании "принимай своего ребёнка таким, какой он есть", но и в постоянном лавировании между интересами всех членов семьи и взрывоопасными ситуациями, обильное количество которых превращает жизнь в нескончаемую прогулку по минному полю, ни на секунду нельзя расслабиться. Выматывает донельзя. Человек Больших Страстей, которому всё даётся труднее, чем другим. И проснуться утром, и уснуть вечером, и прожить день, в каждой минуте сопротивляясь, нарываясь, провоцируя, требуя, обижаясь, вспыхивая, хамя, передразнивая, доводя до исступления. И сквозь всё это нужно видеть только ребёнка, которому трудно, почему-то труднее, чем другим. И обнимать, и гладить, и мириться, и опять и опять принимать и верить в лучшее, и помогать проживать, продираться сквозь этих демонов, поселенных в ней гремучей смесью добрых предков, не ненавидеть себя, не бояться их, просто быть, быть вместе. Ей бы ездить на лошадях и плавать с дельфинами. Животные - её стихия, они её любят и тянутся к ней, как и она к ним. И ещё, по-моему, ей прямо показан драматический театр. 24-го июля она должна ехать на неделю в National Children's Orchestra - впервые одна, впервые мы с ней так надолго разлучаемся. Мы обе ужасно волнуемся, я очень надеюсь, что эта неделя сделает её менее зависимой от меня, а не наоборот. У неё, кажется, досрочно в полную силу разворачивается переходный возраст, и я вижу, что ей очень хочется больше взрослой свободы и меньше контроля, но вместе с тем она каждый вечер требует, чтобы я сидела рядом с ней и держала её за ручку, пока она не заснёт.
Саня незаметно растёт, как всегда меньше всех получает и требует внимания, всё тихо делает сама - встаёт, ложится, собирается в школу, играет на рояле. Всегда видит, где надо помочь, так же тихо и незаметно. Скандалит от усталости и голода, а в остальном самый беспроблемный человек в семье. Незаметно стала хорошо читать, пишет по-прежнему ужасно, как логопед когда-то и предупреждал, а у меня не хватает ни времени, ни сил заставлять её писать каждый день. Надеюсь, что-то нагоним за лето, особенно если успеем войти в ритм, пока Маня будет неделю в оркестре. Быстро выучивает новые произведения, бесконечно и очень бойко играет их дома, и постоянно лажает на концертах. На прошлой неделе вызвалась играть в школе. Забыла конец произведения, совсем напрочь. Так и не закончила. Пришла домой, говорит, можно я на следующей неделе тоже сыграю в школе? Мне понравилось =))
Ваня держит всю семью на военном положении. У него дар ломать и портить всё, до чего он дотягивается, а дотягивается он ДО ВСЕГО. Он неутомим, неукротим и неуловим, что порой приводит в отчаянье. Ловок, бесстрашен и упёрт до посинения. Когда ему что-то нужно, будет спрашивать об этом каждые пять-десять минут. При том, что Ване постоянно нужно множество разных вещей, получается, что весь день наши разговоры ведутся в основном как переговоры. Реже других, но всё-таки очень регулярно, встаёт вопрос о домашних животных. Все дети хотят питомцев, но мы пока довольно успешно отбиваемся временными мерами, а именно гостевыми собаками и морскими свинками, а тут вот ещё открыли отличное место в Кенсингтонских садах, где можно кормить с рук диких попугаев и ходим туда каждую субботу после танцев, как на работу. Так вот, Маня хочет морских свинок и собаку. Саня тоже собаку и, кажется, попугая. Ваня же периодически осведомляется, в ряду прочего, когда я уже получу разрешение от лэндлорда на содержание животных, чтобы он наконец мог завести себе крокодила. Ваня давно и серьёзно решил, что хочет именно крокодила, и всё рассказывает мне, как он будет водить его на поводке, и как он его будет привязывать у Waitrose, когда мы будем ходить за продуктами. Я так и представляю их себе: Ваню и крокодила, небольшого такого, на поводке. Они будут отлично смотреться вместе.
Недавно вот неделю ждали баллончик с краской. При мысли о том, что Санин фиолетовый велосипед с розовыми колёсами, сердечками и звёздочками надо будет куда-то девать, а вместо него искать мальчиковый, меня взяла такая тоска, что я попросила хозяина заказать краску, и на глазах изумлённых соседей превратила его в самый синий и самый хулиганский велосипед в городе, покрасив целиком, вместе с сиденьем и ручками. Ваня в восторге. Сегодня обновил его в Hampstead Heath, носился по всем горам без устали, глаза горят, умоляет завтра поехать ещё "на своём собственном велосипедике". Предыдущий уже разжалован и снисходительно пожертвован маленькому соседу.
Пытаясь вклиниться в разговор или перебить обращённый к нему монолог, Ваня повергает собеседника в ступор, завляя: "Дай я скажу своё слово". Мечтаю перенять. Может, хоть кто-то наконец меня услышит.