К песне Тимура Шаова с посвящением Александру Аркадьевичу Галичу (см. интервью
"Старый, мудрый, неформатный") так и напрашивается цитата из "Generation "П" Виктора Пелевина, исчерпывающе точно описывающая гражданскую идиосинкразию от обильных вкраплений советского в постсоветском:
"По телевизору между тем показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет. Теперь они говорили точь-в-точь то самое, за что раньше сажали других, только были гораздо смелее, тверже и радикальнее. Татарский часто представлял себе Германию сорок шестого года, где доктор Геббельс истерически орет по радио о пропасти, в которую фашизм увлек нацию, бывший комендант Освенцима возглавляет комиссию по отлову нацистских преступников, генералы СС просто и доходчиво говорят о либеральных ценностях, а возглавляет всю лавочку прозревший наконец гауляйтер Восточной Пруссии. Татарский, конечно, ненавидел советскую власть в большинстве ее проявлений, но все же ему было непонятно - стоило ли менять империю зла на банановую республику зла, которая импортирует бананы из Финляндии".
Опыт восточно-европейских соседей (см.
фотовыставка "Прага сквозь объектив тайной полиции" и дискуссия "Люстрация как стимул политической и общественной трансформации стран постсоветского пространства"), распрощавшихся с тоталитарным прошлым при помощи
болезненной и спорной процедуры люстрации, может вызывать нарекания и сомнения (то же можно сказать о провалившихся
попытках денацификации в Германии после Нюрнбергского процесса), однако еще больший скепсис вызывает уверенность, что лучший способ "начать с нуля" - это сосредоточиться на единстве гражданской нации, гася коллективную память о революциях, гражданской войне, Большом терроре 1937/1938, репрессиях против диссидентов в период застоя и т.д.
За прошедшие двадцать лет страны, некогда составлявшие СССР, сильно изменились (не говоря уж о людях). При всех оговорках, они стали более демократическими, свободными, открытыми и т.д. Можем ли мы сказать, что вместе с этими изменениями исчез страх перед государством? Воспринимают ли люди государство своим, дорожат ли новыми социальными институтами, верят ли в правосудие...? Эти вопросы кажутся риторическими. Не в последнюю очередь от того, что внятной морально-юридической оценки эпохи государственного террора так и не прозвучало. Гражданское примирение осталось в фазе признания самого факта террора и его жертв. Преступление квалифицировано как преступление. До сих пор
устанавливаются имена пострадавших. Однако одно из самых массовых убийств в истории человечества так и остается без следствия, суда и имен преступников.
Тимур Шаов - Иные времена (переслушивая Галича)
Click to view
Жили-жили-оба-на! Глядь - иные времена!
Мы тут слушали Бетховена давеча,
А как закончилась в бутылке "Посольская",
Я поставил Александра Аркадьевича,
И обуяла меня грусть философская.
"Устарел он" - говорят мне товарищи -
"Мы уж строй сменили к чёртовой матери,
Личность есть, а культа нет - потрясающе!
Трали-вали, торжество демократии!
Шуршат лимузины, искрится вино,
Жратвы в магазинах, как грязи полно!
Текут инвестиции, крепится власть.
И даже в провинции есть, что украсть!
Живём в шоколаде, а что алчем рубля,
Так не корысти ради, а радости для!
Триумф креатива - апгрейдинг умов!
А главное пива сто двадцать сортов!
Перспективы - мать честна! -
Да, иные времена..."
А какая-нибудь бабка Кузьминична
Небеса коптит в деревне заброшенной
Под какой-нибудь Интой или Кинешмой
Расскажите ей про всё, про хорошее!
Это ей вы расскажите, ораторы,
Что свободу мы такую забацали -
Хочешь, деда выдвигай в губернаторы!
Хочешь, бизнес открывай с итальянцами!
А бабка всё плачет, что дурно живёт.
Какой неудачный попался народ!
Отсталая бабка привыкла к узде.
Ты ей о свободе, она - о еде.
Ты что же не петришь своей головой -
На всех не разделишь продукт валовой!
Зато в Центробанке накоплен резерв,
И скоро всем бабкам дадут по козе!
А за городом - заборы,
Те же строятся вожди.
Генералы, прокуроры,
Поп-кумиры и актёры.
Честный люд, нечестный люд -
Справно денежку куют.
Вроде жареным не пахнет,
Чёрный ворон не кружит
Олигарх над златом чахнет,
У метро алкаш лежит.
Складно врёт номенклатура -
Счастье, мол, не за горой.
А страна сидит, как дура,
И кивает головой
Кому бутик открыть, кому окоп отрыть.
А с Тверской страна не видна,
А кто плохо жил, будет плохо жить
Это всё они - времена...
В избе тикают с отдышкою ходики.
И давление за двести, подняться бы...
Но Кузьминична корпит в огородике,
Рвёт амброзию артрозными пальцами
Деду стопочку нальёт - пусть поправится,
Сыпанёт пшена в курятник с наседками.
Аллохол глотнёт - и в Церкву отправится.
Захромает бодро вслед за соседками
Идут бабуленьки мелки, белоплаточны
Идут гуськом благодарить Творца
За желтизну пасхального яйца,
За голубую неба непорочность,
За пенсион свой - маленький, но прочный
Идут, крестясь от самого крыльца.
Мешает лишь один холецистит
Общаться с Богом. Ну, да Бог простит...
Значит, Галич устарел? Очень может быть.
Что не нравится? Да всё, вроде, нравится...
Да иные времена, но чем-то схожие...
А для Кузьминичны так вовсе без разницы.
Виноваты сами - дедушки, бабушки -
Слишком рано родились, жили в сирости.
Но дали льготы на проезд? Вот и ладушки.
Трали-вали, торжество справедливости.
Босан, босан, босана - сейчас не время - ВРЕМЕНА...