Francesco Guccini - Piazza Alimonda
Массовые протестные манифестации во время июльского саммита G8 (большой восьмёрки) 19-21 июля 2001 года в Генуе были пиком развития и публичной видимости социального движения, окрещенного в СМИ антиглобалистским (название не совсем адекватно, т.к. люди, поддерживающие движение, говорили скорее об альтернативных моделях глобализации).
Мирные шествия демонстрантов из-за провокаций радикалов и жестоких действий полиции переросли в уличные столкновения. Один из эпизодов герилльи 20 июля закончился трагедией: карабинеры застрелили молодого парня - Карло Джулиани, находившегося в колонне движения "Tute Bianche".
Это случилось на площади Алимонда. Джулиани забрался на машину полиции, собираясь бросить огнетушитель в сидевших там трех полицейских. Карабинер Марио Плацаника выстрелил в него из табельного оружия. После этого раненого еще дважды переехал тот же внедорожник.
Смерть Джулиани, известного своей горячностью в среде римских анархистов, вызвала море возмущения в СМИ. Полиция утверждала, что выстрел был сделан для самозащиты (и итальянский суд 5 мая 2003 года оправдал Плацаника, согласившись с тем, что он легитимно применил силу в экстремальных обстоятельствах).
25 августа 2009 года Европейский суд по правам человека вынес вердикт, признающий легитимность действий карабинеров, но осуждающий Италию за то, что государство не обеспечило право на жизнь (кроме того, было осуждено решение прокуратуры авторизовать кремацию Карло 23 июля, еще до объявления результатов аутопсии, т.к. следователи той же прокуратуры заявляли о поверхностности медицинских заключений о причинах смерти).
Площадь Алимонда, на которой был убит Джулиани, активисты неофициально переименовали в "Площадь Карло Джулиани". На ней был возведен мемориал с сувенирами, фотографиями, письмами и цветами. Во время судебного процесса возникла неправительственная организация - Комитет Площади Карло Джулиани, в которую вошли его родители, друзья и все, кто занимался независимыми расследованиями актов полицейского произвола по отношению к манифестантам (а таковых было в изобилии).
Поэт и кантауторе Франческо Гуччини песню в память о погибшем назвал "Piazza Alimonda". Комментируя свое отношение к генуэзским событиям, он говорил, что не собирался своей песней становиться на чью-либо сторону. Произошедшее он описал как трагическое стечение обстоятельств, при котором буквально все вело к смерти: узкие улицы портовой части города, невесть по каким причинам избранного для проведения саммита, безграмотная охрана общественной безопасности со стороны правоохранительных органов, загнавших и себя, и манифестантов в ограниченное пространство, жара и взрыв неконтролируемых эмоций и насилия.
Francesco Guccini - Piazza Alimonda
Genova, schiacciata sul mare, sembra cercare respiro al largo, verso l'orizzonte. Genova, repubblicana di cuore, vento di sale, d'anima forte. Genova che si perde in centro nei labirintici vecchi carrugi, parole antiche e nuove sparate a colpi come da archibugi. Genova, quella giornata di luglio, d'un caldo torrido d'Africa nera. Sfera di sole a piombo, rombo di gente, tesa atmosfera. Nera o blu l'uniforme, precisi gli ordini, sudore e rabbia; facce e scudi da Opliti, l'odio di dentro come una scabbia.
Ma poco più lontano, un pensionato ed un vecchio cane guardavano un aeroplano che lento andava macchiando il mare; una voce spezzava l'urlare estatico dei bambini.
Panni distesi al sole, come una beffa, dentro ai giardini. Uscir di casa a vent'anni è quasi un obbligo, quasi un dovere, piacere d'incontri a grappoli, ideali identici, essere e avere, la grande folla chiama, canti e colori, grida ed avanza, sfida il sole implacabile, quasi incredibile passo di danza. Genova chiusa da sbarre, Genova soffre come in prigione, Genova marcata a vista attende un soffio di liberazione. Dentro gli uffici uomini freddi discutono la strategia e uomini caldi esplodono un colpo secco, morte e follia. Si rompe il tempo e l'attimo, per un istante, resta sospeso,
appeso al buio e al niente, poi l'assurdo video ritorna acceso; marionette si muovono, cercando alibi per quelle vite dissipate e disperse nell'aspro odore della cordite.
Genova non sa ancora niente, lenta agonizza, fuoco e rumore, ma come quella vita giovane spenta, Genova muore. Per quanti giorni l'odio colpirà ancora a mani piene. Genova risponde al porto con l'urlo alto delle sirene. Poi tutto ricomincia come ogni giorno e chi ha la ragione, dico nobili uomini, danno implacabile giustificazione, come ci fosse un modo, uno soltanto, per riportare una vita troncata, tutta una vita da immaginare. Genova non ha scordato perché è difficile dimenticare, c'è traffico, mare e accento danzante e vicoli da camminare. La Lanterna impassibile guarda da secoli gli scogli e l'onda. Ritorna come sempre, quasi normale, piazza Alimonda.
La "salvia splendens" luccica, copre un'aiuola triangolare, viaggia il traffico solito scorrendo rapido e irregolare. Dal bar caffè e grappini, verde un'edicola vende la vita. Resta, amara e indelebile, la traccia aperta di una ferita.
Мирные шествия демонстрантов из-за провокаций радикалов и жестоких действий полиции переросли в уличные столкновения. Один из эпизодов герилльи 20 июля закончился трагедией: карабинеры застрелили молодого парня - Карло Джулиани, находившегося в колонне движения "Tute Bianche".
Это случилось на площади Алимонда. Джулиани забрался на машину полиции, собираясь бросить огнетушитель в сидевших там трех полицейских. Карабинер Марио Плацаника выстрелил в него из табельного оружия. После этого раненого еще дважды переехал тот же внедорожник.
Смерть Джулиани, известного своей горячностью в среде римских анархистов, вызвала море возмущения в СМИ. Полиция утверждала, что выстрел был сделан для самозащиты (и итальянский суд 5 мая 2003 года оправдал Плацаника, согласившись с тем, что он легитимно применил силу в экстремальных обстоятельствах).
25 августа 2009 года Европейский суд по правам человека вынес вердикт, признающий легитимность действий карабинеров, но осуждающий Италию за то, что государство не обеспечило право на жизнь (кроме того, было осуждено решение прокуратуры авторизовать кремацию Карло 23 июля, еще до объявления результатов аутопсии, т.к. следователи той же прокуратуры заявляли о поверхностности медицинских заключений о причинах смерти).
Площадь Алимонда, на которой был убит Джулиани, активисты неофициально переименовали в "Площадь Карло Джулиани". На ней был возведен мемориал с сувенирами, фотографиями, письмами и цветами. Во время судебного процесса возникла неправительственная организация - Комитет Площади Карло Джулиани, в которую вошли его родители, друзья и все, кто занимался независимыми расследованиями актов полицейского произвола по отношению к манифестантам (а таковых было в изобилии).
Поэт и кантауторе Франческо Гуччини песню в память о погибшем назвал "Piazza Alimonda". Комментируя свое отношение к генуэзским событиям, он говорил, что не собирался своей песней становиться на чью-либо сторону. Произошедшее он описал как трагическое стечение обстоятельств, при котором буквально все вело к смерти: узкие улицы портовой части города, невесть по каким причинам избранного для проведения саммита, безграмотная охрана общественной безопасности со стороны правоохранительных органов, загнавших и себя, и манифестантов в ограниченное пространство, жара и взрыв неконтролируемых эмоций и насилия.
Francesco Guccini - Piazza Alimonda
Click to view Genova, schiacciata sul mare, sembra cercare respiro al largo, verso l'orizzonte. Genova, repubblicana di cuore, vento di sale, d'anima forte. Genova che si perde in centro nei labirintici vecchi carrugi, parole antiche e nuove sparate a colpi come da archibugi. Genova, quella giornata di luglio, d'un caldo torrido d'Africa nera. Sfera di sole a piombo, rombo di gente, tesa atmosfera. Nera o blu l'uniforme, precisi gli ordini, sudore e rabbia; facce e scudi da Opliti, l'odio di dentro come una scabbia.
Ma poco più lontano, un pensionato ed un vecchio cane guardavano un aeroplano che lento andava macchiando il mare; una voce spezzava l'urlare estatico dei bambini.
Panni distesi al sole, come una beffa, dentro ai giardini. Uscir di casa a vent'anni è quasi un obbligo, quasi un dovere, piacere d'incontri a grappoli, ideali identici, essere e avere, la grande folla chiama, canti e colori, grida ed avanza, sfida il sole implacabile, quasi incredibile passo di danza. Genova chiusa da sbarre, Genova soffre come in prigione, Genova marcata a vista attende un soffio di liberazione. Dentro gli uffici uomini freddi discutono la strategia e uomini caldi esplodono un colpo secco, morte e follia. Si rompe il tempo e l'attimo, per un istante, resta sospeso,
appeso al buio e al niente, poi l'assurdo video ritorna acceso; marionette si muovono, cercando alibi per quelle vite dissipate e disperse nell'aspro odore della cordite.
Genova non sa ancora niente, lenta agonizza, fuoco e rumore, ma come quella vita giovane spenta, Genova muore. Per quanti giorni l'odio colpirà ancora a mani piene. Genova risponde al porto con l'urlo alto delle sirene. Poi tutto ricomincia come ogni giorno e chi ha la ragione, dico nobili uomini, danno implacabile giustificazione, come ci fosse un modo, uno soltanto, per riportare una vita troncata, tutta una vita da immaginare. Genova non ha scordato perché è difficile dimenticare, c'è traffico, mare e accento danzante e vicoli da camminare. La Lanterna impassibile guarda da secoli gli scogli e l'onda. Ritorna come sempre, quasi normale, piazza Alimonda.
La "salvia splendens" luccica, copre un'aiuola triangolare, viaggia il traffico solito scorrendo rapido e irregolare. Dal bar caffè e grappini, verde un'edicola vende la vita. Resta, amara e indelebile, la traccia aperta di una ferita.