Домашнее образование М.Ю. Лермонтова
Елизавета Алексеевна Арсеньева для внука Михаила Лермонтова не жалела ни средств, ни времени для создания благоприятных условий развития мальчика. «Он вам обязан воспитанием и попечением... Вы платили за него в год по пяти тысяч, содержали в пансионе... Я, сжалясь над вами, уступил единственное свое утешение, зная, что вы можете Юрия хорошо воспитать», - говорит отец героя автобиографической драмы Лермонтова «Люди и страсти». О воспитании и образовании детей Лермонтов упоминает не только в своих ранних драмах, но и в поэме «Сашка», романе «Княгиня Лиговская» и других произведениях.
Систематическое обучение самого Лермонтова началось довольно рано, примерно в пять-шесть лет. Наряду с русским, домашние гувернеры учили его французскому, немецкому, латинскому и греческому языкам. Кто учил русскому языку, латинскому, арифметике, к сожалению, неизвестно. Сохранилась принадлежавшая М.Ю. Лермонтову в детстве «Книга хвалений или Псалтырь на Российском языке» (издание 1822 г.).
Примечательной чертой тарханского обучения была его, если можно так сказать, коллективность. Чтобы любимый внук не чувствовал одиночества, бабушка приглашала в Тарханы сверстников Мишеньки, и, как свидетельствует П.А. Висковатов, одно время в Тарханах жило десять мальчиков. Елизавета Алексеевна не жалела средств для воспитания внука. Оно обходилось ей до десяти тысяч рублей ассигнациями.
Со слов М.А. Погожина-Отрашкевича (двоюродного брата Лермонтова) А. Корсаков рассказывал, что «когда Миша Лермонтов стал подрастать, то Е.А. Арсеньева взяла к себе в дом для совместного с ним воспитания маленького сына одного из своих соседей - Д<авы- дова>, а скоро после того и его, Пожогина. Все три мальчика были одних лет; им было по шестому году. Они вместе росли и вместе начали учиться азбуке. Первым учителем их, а вместе с тем и дядькою, был старик француз Жако. После он был заменен другим учителем, также французом, вызванным из Петербурга, - Капэ».
Гувернер Жан Капэ являл собою живой обломок величайших исторических событий, потрясавших Европу в течение двух десятилетий. Участник похода в Россию, сержант наполеоновской гвардии, по словам Акима Шан-Гирея, «высокий и худощавый француз с горбатым носом попал в плен и остался в России навсегда. Но в сердце наполеоновского ветерана не могла умереть память о «герое дивном», и в лице будущего поэта Жан Капэ нашел благородного слушателя своих нескончаемых рассказов о французской революции и казни Людовика XVI. В поэме «Сашка» Лермонтов писал:
Его учитель чистый был француз,
Marquis de Tess. Педант полузабавный,
Имел он длинный нос и тонкий вкус...
.................................................
Его отец богатый был маркиз
Но жертвой стал народного волненья:
На фонаре однажды он повис,
Как было в моде, вместо украшенья.
........................... ....................
И Саша мой любил его рассказ
Про сборища народные, про шумный
Напор страстей и про последний час
Венчанного страдальца...
Классная комната в "Тарханах"
Жан Капэ и привил мальчику интерес к истории, которой в Тарханах уделяли особое внимание. Это отмечает и сам тринадцатилетний Лермонтов в письме к Марии Акимовне Шан-Гирей в 1827 году, только что прибыв из Тархан в Москву. Одновременно он сообщает и о других предметах, углубленное изучение которых продолжил на новом месте: «Я думаю, что вам приятно будет узнать, что я в русской грамматике учу синтаксис и что мне дают сочинять; я к вам пишу это не для похвальбы, но, собственно, оттого, что вам это будет приятно; географию я учу математическую; по небесному глобусу градусы, планеты, ход их и прочее; прежнее учение истории мне очень помогло».
Мария Акимовна Шан-Гирей, «милая тетинька» Лермонтова, которая жила у Арсеньевой с 1825 г., а с 1826 г. - в соседней Апалихе, оказывала несомненное влияние на обучение и воспитание Михаила Юрьевича. Она получила воспитание в дворянском институте в Петербурге, и в Тарханском захолустье никто, конечно, не мог равняться с нею по уровню образованности. У нее с двоюродным племянником сложились добрые дружеские отношения на почве общей любви к искусству, и тетка стала его первой наставницей в самом начале его творческого пути.
«Постараюсь следовать советам вашим, ибо я уверен, что они служат к моей пользе», - писал будущий поэт Марии Акимовне.
Солоницкий А.С. (учитель рисования М.Ю. Лермонтова). Родители, учащие детей своих благочестию. В кругу семьи. 1839
Михаил Погожин-Отрашкевич вспоминал, что «учился Лермонтов прилежно, имел особенную способность и охоту к рисованию, но не любил сидеть за уроками музыки».
Не смотря на то, что уроки музыки Лермонтову не нравились, музыку он любил, играл на скрипке, фортепиано и флейте, и Аким Шан-Гирей указывал, что он «занимался часто музыкой», а еще Мишель «уже тогда порядочно лепил из крашеного воску целые картины; ... вылепил очень удачно также переход через Граник и сражение при Арбеллах, со слонами, колесницами, украшенными стеклярусом, и косами из фольги». Очевидно, по поводу этой вылепленной группы С.А. Раевский рассказывал, что двенадцати лет Лермонтов «вылепил из воску спасение жизни Александра Великого Клитом при переходе через Граник». Этот эпизод раскрывает занятия поэта по курсу древней истории. Популярным учебником в то время была «Древняя и новая всеобщая история Шрека» (в трех частях, 1-е издание вышло в 1814 году).
Занятия, развивающие художественные способности Лермонтова, чередовались с уроками по изучению основ наук и иностранных языков. Уже в Тарханах десятилетний Лермонтов великолепно знал французский и немецкий; начал учить латынь, а вот с греческим ему не повезло, так как по свидетельству А.П. Шан-Гирея, «греческий язык оказался Мишелю не по вкусу, уроки его были отложены на неопределенное время».
Немецкий язык Лермонтов знал благодаря своей бонне Христине Ремер, приставленной к нему вскоре после его рождения. Первый биограф поэта П.А. Висковатов писал о ней: «Это была женщина строгих правил, религиозная. Она внушила своему питомцу чувство любви к ближним, даже к тем, которые по положению находились от него в крепостной зависимости..., для мальчика же ее влияние было благодетельно». О своих занятиях Лермонтов упоминал и в автобиографической поэме «Сашка»:
...................................Длинный год
Провел он средь тетрадей, книг, историй,
Грамматик, географий и теорий
Всех философий мира.
Варвара Николаевна Анненкова в стихотворении «К М.Ю. Лермонтову» подчеркивает благоприятную для ребенка атмосферу его домашнего обучения и воспитания:
И милой бабушке высказываешь снова
Урок младенческий и вот! забыл ты слово,
И вот она тебя с улыбкою бранит;
Но вечер; сад тебя развесистый манит,
И няня вслед едва поспеет за тобою,
А дерен смуглою ты оторвал рукою,
И снова к бабушке и там перед огнем
За греческим ее находишь словарем.
С тобой учится и каждый вечер снова
Выписывать тебе слова она готова,
Чтоб труд твой облегчить...
В 1827 году Елизавета Алексеевна уехала с внуком в Москву, чтобы Мишенька мог учиться дальше, однако домашнее обучение продолжилось и там. А. Шан-Гирей, приехавший к ним в 1828 году, вспоминал: «В Мишеле нашел я большую перемену, он был уже не дитя, ему минуло четырнадцать лет; он учился прилежно. M-r Gindrot, гувернер, почтенный и добрый старик, был, однако, строг и взыскателен и держал нас в руках; к нам ходили разные другие учителя, как водится. Тут я в первый раз увидел русские стихи у Мишеля: Ломоносова, Державина, Дмитриева, Озерова, Батюшкова, Крылова, Жуковского, Козлова и Пушкина... Вскоре потом умер M-r Gindrot, на место его поступил M-r Winson, англичанин, и под его руководством Мишель начал учиться по-английски».
Подготовить внука для поступления в Московский пансион Елизавета Алексеевна пригласила А.З. Зиновьева, выдающегося преподавателя, разносторонне образованного человека, преподававшего в пансионе латинский и русский языки. «Осенью 1826 года, - вспоминал он, - я по рекомендации Елизаветы Петровны Мещериновой, близкого друга и, кажется, дальней родственницы Арсеньевой, приглашен был давать уроки, и мне поручено было пригласить других учителей двенадцатилетнему ее внуку».
Н.Л. Бродский в своей работе «М.Ю. Лермонтов. Биография» писал: «Вероятно, степень подготовки Лермонтова показалась приглашенному для занятий с ним преподавателю Университетского пансиона Алексею Зиновьевичу Зиновьеву достаточной, чтоб в течение года приготовить его к экзамену сразу в старшее отделение среднего класса - в четвертый класс, для поступления в который требовалось знание следующих предметов: арифметика вся и алгебра до уравнений второй степени; латинская, немецкая этимология и русский синтаксис; древняя, всеобщая история и всеобщая география. Сохранилось известие (со слов А.П. Шан-Гирея), что Лермонтов часто говаривал бабушке про А.З. Зиновьева: «Зачем вы его наняли учить меня? Он ничего не знает».
Это указание может быть объяснено только тем, что по горло занятый педагог, не успевавший следить за текущей художественной литературой, не всегда удовлетворял своего любознательного ученика разъяснениями по поводу той или иной недавно вышедшей и уже прочитанной поэтом книжки».
Готовил Лермонтова к поступлению в пансион еще один известный университетский профессор А.Ф. Мерзляков. М.Н. Лонгинов вспоминал, что когда Лермонтова сослали впервые на Кавказ за стихотворение «На смерть поэта», бабушка поэта «Елизавета Алексеевна была в отчаянии и с горя говорила, упрекая себя: «И зачем это я на беду свою еще брала Мерзлякова, чтоб учить Мишу литературе; вот до чего он довел его».
Н.Л. Бродский писал, что, выполняя поручение Е.А. Арсеньевой, Зиновьев пригласил преподавателей для занятий с Лермонтовым по математике и другим дисциплинам. Он, вероятно, рекомендовал своих товарищей из Университетского пансиона, где в младших классах математику преподавал Кацауров. А в 5 классе вел этот предмет профессор Дмитрий Матвеевич Перевощиков, крупный ученый, автор многочисленных работ по математике и астрономии, он пользовался большим авторитетом среди учащихся. О своеобразном характере его преподавания в пансионе вспоминал Д.А. Милютин: «Перевощиков отличался своею строгою требовательностью от учеников; он имел обыкновение каждый год, при начатии курса в 5-м классе, в первые же уроки проэкзаменовать всех вновь поступивших учеников и сразу отбирать овец от козлищ. Из всего класса обыкновенно весьма немногие попадали в число избранных, т.е. таких, которые признавались достаточно подготовленными и способными к продолжению курса математики в высших двух классах; этими только избранными профессор и занимался». Надо было обладать незаурядным математическим дарованием, чтоб попасть в число тех немногих, с кем находил нужным заниматься профессор математики. Лермонтов, имевший в четвертом классе высший балл по математике, при переходе в старший класс к Д.М. Перевощикову, очевидно, находился в числе избранных. Можно думать, что в увлечении Лермонтова математикой решающую роль сыграл его пансионский учитель. Лермонтов хранил книгу профессора Перевощикова «Ручная математическая Енциклопедия. Часть I. Арифметика», (М., 1826). Лермонтов увлекался игрой в шахматы, любил математические игры и по выходе из школы удивлял знакомых знанием разных математических фокусов. А учебник Арифметика с Лермонтовским автографом и сейчас хранится в Институте Русской литературы в Петербурге.
В Москве Лермонтов, продолжая брать уроки музыки на фортепиано, начал учиться играть на скрипке и продолжал заниматься рисованием. По совету Мещереновых бабушка пригласила художника А.С. Солоницкого давать внуку уроки рисования. О своих занятиях с художником поэт писал М.А. Шан-Гирей: «Заставьте, пожалуйста, Екима рисовать контуры, мой учитель говорит, что я еще буду их рисовать с полгода; но я лучше стал рисовать; однако же мне запрещено рисовать свое... Скоро я начну рисовать с (Bustes) бюстов...
Какое удовольствие! К тому же Александр Степанович мне показывает также, как должно рисовать пейзажи».
«Умственное воспитание Лермонтова было по преимуществу литературное», - замечает А.Н. Пыпин в биографическом очерке о поэте. «Относительно воспитания М.Ю. Лермонтова можно сказать: любовь ко всем искусствам развивалась в нем и все искусства были близки душе его», - писал П.А. Висковатов. «Год, проведенный в Москве с осени 1827 года до поступления Лермонтова в школу, был важным моментом в его жизни. Год, полный многообразных впечатлений, книжных возбуждений, встреч с новыми людьми, сопряженный с правильно организованными занятиями научными предметами и разными искусствами, был годом убыстренного развития духовной личности поэта: недаром у него пробудились творческие устремления к литературному труду», - писал Бродский.
Первого сентября Лермонтов был зачислен сразу в 4-й класс Московского Университетского Благородного Пансиона полупансионером. Эта категория учеников являлась на занятия к 8 часам утра и отпускалась в 6 часов вечера. Лермонтов занимался с увлечением и продолжал брать дополнительные домашние уроки по русской словесности, английскому языку, немецкой литературе, рисованию. Кроме пансионских преподавателей, поэт занимался дома с гувернерами. Одновременно с Жандро к нему был приглашен преподаватель немецкой литературы, прусский подданный Винсон. Лермонтов в несколько месяцев выучился английскому языку и стал читать в оригинале Шекспира, Вальтера Скотта, Байрона и Т. Мура. Весной 1829 года Миша Лермонтов писал М.А. Шан-Гирей: «...ваканции приближаются, и... прости достопочтенный пансион! Но не думайте, чтобы я был рад оставить его, потому учение прекратится; нет! Дома заниматься буду еще более, нежели там».
Домашнее образование Лермонтова было фундаментом для дальнейшего воспитания и образования поэта. Не случайно, В.Г. Белинский, говоря о Лермонтове и Пушкине, отмечал, что Лермонтов «пообразованнее Пушкина будет».
Домашнее образование имело большое значение в воспитании детей в лермонтовское время. Юные воспитанники учебных заведений тяжело переносили смену привычной домашней обстановки, намного легче было получать образование в привычных домашних условиях под присмотром родителей. Таким образом, домашнее образование дворянских детей первой половины XIX в. играло значительную роль в их образовании, воспитании и взрослой жизни.
Автор: научный сотрудник музея-заповедника “Тарханы” И.И. Ксенофонтова
Источник: “Тарханский вестник”, № 18. С. 91 - 120.
Систематическое обучение самого Лермонтова началось довольно рано, примерно в пять-шесть лет. Наряду с русским, домашние гувернеры учили его французскому, немецкому, латинскому и греческому языкам. Кто учил русскому языку, латинскому, арифметике, к сожалению, неизвестно. Сохранилась принадлежавшая М.Ю. Лермонтову в детстве «Книга хвалений или Псалтырь на Российском языке» (издание 1822 г.).
Примечательной чертой тарханского обучения была его, если можно так сказать, коллективность. Чтобы любимый внук не чувствовал одиночества, бабушка приглашала в Тарханы сверстников Мишеньки, и, как свидетельствует П.А. Висковатов, одно время в Тарханах жило десять мальчиков. Елизавета Алексеевна не жалела средств для воспитания внука. Оно обходилось ей до десяти тысяч рублей ассигнациями.
Со слов М.А. Погожина-Отрашкевича (двоюродного брата Лермонтова) А. Корсаков рассказывал, что «когда Миша Лермонтов стал подрастать, то Е.А. Арсеньева взяла к себе в дом для совместного с ним воспитания маленького сына одного из своих соседей - Д<авы- дова>, а скоро после того и его, Пожогина. Все три мальчика были одних лет; им было по шестому году. Они вместе росли и вместе начали учиться азбуке. Первым учителем их, а вместе с тем и дядькою, был старик француз Жако. После он был заменен другим учителем, также французом, вызванным из Петербурга, - Капэ».
Гувернер Жан Капэ являл собою живой обломок величайших исторических событий, потрясавших Европу в течение двух десятилетий. Участник похода в Россию, сержант наполеоновской гвардии, по словам Акима Шан-Гирея, «высокий и худощавый француз с горбатым носом попал в плен и остался в России навсегда. Но в сердце наполеоновского ветерана не могла умереть память о «герое дивном», и в лице будущего поэта Жан Капэ нашел благородного слушателя своих нескончаемых рассказов о французской революции и казни Людовика XVI. В поэме «Сашка» Лермонтов писал:
Его учитель чистый был француз,
Marquis de Tess. Педант полузабавный,
Имел он длинный нос и тонкий вкус...
.................................................
Его отец богатый был маркиз
Но жертвой стал народного волненья:
На фонаре однажды он повис,
Как было в моде, вместо украшенья.
........................... ....................
И Саша мой любил его рассказ
Про сборища народные, про шумный
Напор страстей и про последний час
Венчанного страдальца...
Классная комната в "Тарханах"
Жан Капэ и привил мальчику интерес к истории, которой в Тарханах уделяли особое внимание. Это отмечает и сам тринадцатилетний Лермонтов в письме к Марии Акимовне Шан-Гирей в 1827 году, только что прибыв из Тархан в Москву. Одновременно он сообщает и о других предметах, углубленное изучение которых продолжил на новом месте: «Я думаю, что вам приятно будет узнать, что я в русской грамматике учу синтаксис и что мне дают сочинять; я к вам пишу это не для похвальбы, но, собственно, оттого, что вам это будет приятно; географию я учу математическую; по небесному глобусу градусы, планеты, ход их и прочее; прежнее учение истории мне очень помогло».
Мария Акимовна Шан-Гирей, «милая тетинька» Лермонтова, которая жила у Арсеньевой с 1825 г., а с 1826 г. - в соседней Апалихе, оказывала несомненное влияние на обучение и воспитание Михаила Юрьевича. Она получила воспитание в дворянском институте в Петербурге, и в Тарханском захолустье никто, конечно, не мог равняться с нею по уровню образованности. У нее с двоюродным племянником сложились добрые дружеские отношения на почве общей любви к искусству, и тетка стала его первой наставницей в самом начале его творческого пути.
«Постараюсь следовать советам вашим, ибо я уверен, что они служат к моей пользе», - писал будущий поэт Марии Акимовне.
Солоницкий А.С. (учитель рисования М.Ю. Лермонтова). Родители, учащие детей своих благочестию. В кругу семьи. 1839
Михаил Погожин-Отрашкевич вспоминал, что «учился Лермонтов прилежно, имел особенную способность и охоту к рисованию, но не любил сидеть за уроками музыки».
Не смотря на то, что уроки музыки Лермонтову не нравились, музыку он любил, играл на скрипке, фортепиано и флейте, и Аким Шан-Гирей указывал, что он «занимался часто музыкой», а еще Мишель «уже тогда порядочно лепил из крашеного воску целые картины; ... вылепил очень удачно также переход через Граник и сражение при Арбеллах, со слонами, колесницами, украшенными стеклярусом, и косами из фольги». Очевидно, по поводу этой вылепленной группы С.А. Раевский рассказывал, что двенадцати лет Лермонтов «вылепил из воску спасение жизни Александра Великого Клитом при переходе через Граник». Этот эпизод раскрывает занятия поэта по курсу древней истории. Популярным учебником в то время была «Древняя и новая всеобщая история Шрека» (в трех частях, 1-е издание вышло в 1814 году).
Занятия, развивающие художественные способности Лермонтова, чередовались с уроками по изучению основ наук и иностранных языков. Уже в Тарханах десятилетний Лермонтов великолепно знал французский и немецкий; начал учить латынь, а вот с греческим ему не повезло, так как по свидетельству А.П. Шан-Гирея, «греческий язык оказался Мишелю не по вкусу, уроки его были отложены на неопределенное время».
Немецкий язык Лермонтов знал благодаря своей бонне Христине Ремер, приставленной к нему вскоре после его рождения. Первый биограф поэта П.А. Висковатов писал о ней: «Это была женщина строгих правил, религиозная. Она внушила своему питомцу чувство любви к ближним, даже к тем, которые по положению находились от него в крепостной зависимости..., для мальчика же ее влияние было благодетельно». О своих занятиях Лермонтов упоминал и в автобиографической поэме «Сашка»:
...................................Длинный год
Провел он средь тетрадей, книг, историй,
Грамматик, географий и теорий
Всех философий мира.
Варвара Николаевна Анненкова в стихотворении «К М.Ю. Лермонтову» подчеркивает благоприятную для ребенка атмосферу его домашнего обучения и воспитания:
И милой бабушке высказываешь снова
Урок младенческий и вот! забыл ты слово,
И вот она тебя с улыбкою бранит;
Но вечер; сад тебя развесистый манит,
И няня вслед едва поспеет за тобою,
А дерен смуглою ты оторвал рукою,
И снова к бабушке и там перед огнем
За греческим ее находишь словарем.
С тобой учится и каждый вечер снова
Выписывать тебе слова она готова,
Чтоб труд твой облегчить...
В 1827 году Елизавета Алексеевна уехала с внуком в Москву, чтобы Мишенька мог учиться дальше, однако домашнее обучение продолжилось и там. А. Шан-Гирей, приехавший к ним в 1828 году, вспоминал: «В Мишеле нашел я большую перемену, он был уже не дитя, ему минуло четырнадцать лет; он учился прилежно. M-r Gindrot, гувернер, почтенный и добрый старик, был, однако, строг и взыскателен и держал нас в руках; к нам ходили разные другие учителя, как водится. Тут я в первый раз увидел русские стихи у Мишеля: Ломоносова, Державина, Дмитриева, Озерова, Батюшкова, Крылова, Жуковского, Козлова и Пушкина... Вскоре потом умер M-r Gindrot, на место его поступил M-r Winson, англичанин, и под его руководством Мишель начал учиться по-английски».
Подготовить внука для поступления в Московский пансион Елизавета Алексеевна пригласила А.З. Зиновьева, выдающегося преподавателя, разносторонне образованного человека, преподававшего в пансионе латинский и русский языки. «Осенью 1826 года, - вспоминал он, - я по рекомендации Елизаветы Петровны Мещериновой, близкого друга и, кажется, дальней родственницы Арсеньевой, приглашен был давать уроки, и мне поручено было пригласить других учителей двенадцатилетнему ее внуку».
Н.Л. Бродский в своей работе «М.Ю. Лермонтов. Биография» писал: «Вероятно, степень подготовки Лермонтова показалась приглашенному для занятий с ним преподавателю Университетского пансиона Алексею Зиновьевичу Зиновьеву достаточной, чтоб в течение года приготовить его к экзамену сразу в старшее отделение среднего класса - в четвертый класс, для поступления в который требовалось знание следующих предметов: арифметика вся и алгебра до уравнений второй степени; латинская, немецкая этимология и русский синтаксис; древняя, всеобщая история и всеобщая география. Сохранилось известие (со слов А.П. Шан-Гирея), что Лермонтов часто говаривал бабушке про А.З. Зиновьева: «Зачем вы его наняли учить меня? Он ничего не знает».
Это указание может быть объяснено только тем, что по горло занятый педагог, не успевавший следить за текущей художественной литературой, не всегда удовлетворял своего любознательного ученика разъяснениями по поводу той или иной недавно вышедшей и уже прочитанной поэтом книжки».
Готовил Лермонтова к поступлению в пансион еще один известный университетский профессор А.Ф. Мерзляков. М.Н. Лонгинов вспоминал, что когда Лермонтова сослали впервые на Кавказ за стихотворение «На смерть поэта», бабушка поэта «Елизавета Алексеевна была в отчаянии и с горя говорила, упрекая себя: «И зачем это я на беду свою еще брала Мерзлякова, чтоб учить Мишу литературе; вот до чего он довел его».
Н.Л. Бродский писал, что, выполняя поручение Е.А. Арсеньевой, Зиновьев пригласил преподавателей для занятий с Лермонтовым по математике и другим дисциплинам. Он, вероятно, рекомендовал своих товарищей из Университетского пансиона, где в младших классах математику преподавал Кацауров. А в 5 классе вел этот предмет профессор Дмитрий Матвеевич Перевощиков, крупный ученый, автор многочисленных работ по математике и астрономии, он пользовался большим авторитетом среди учащихся. О своеобразном характере его преподавания в пансионе вспоминал Д.А. Милютин: «Перевощиков отличался своею строгою требовательностью от учеников; он имел обыкновение каждый год, при начатии курса в 5-м классе, в первые же уроки проэкзаменовать всех вновь поступивших учеников и сразу отбирать овец от козлищ. Из всего класса обыкновенно весьма немногие попадали в число избранных, т.е. таких, которые признавались достаточно подготовленными и способными к продолжению курса математики в высших двух классах; этими только избранными профессор и занимался». Надо было обладать незаурядным математическим дарованием, чтоб попасть в число тех немногих, с кем находил нужным заниматься профессор математики. Лермонтов, имевший в четвертом классе высший балл по математике, при переходе в старший класс к Д.М. Перевощикову, очевидно, находился в числе избранных. Можно думать, что в увлечении Лермонтова математикой решающую роль сыграл его пансионский учитель. Лермонтов хранил книгу профессора Перевощикова «Ручная математическая Енциклопедия. Часть I. Арифметика», (М., 1826). Лермонтов увлекался игрой в шахматы, любил математические игры и по выходе из школы удивлял знакомых знанием разных математических фокусов. А учебник Арифметика с Лермонтовским автографом и сейчас хранится в Институте Русской литературы в Петербурге.
В Москве Лермонтов, продолжая брать уроки музыки на фортепиано, начал учиться играть на скрипке и продолжал заниматься рисованием. По совету Мещереновых бабушка пригласила художника А.С. Солоницкого давать внуку уроки рисования. О своих занятиях с художником поэт писал М.А. Шан-Гирей: «Заставьте, пожалуйста, Екима рисовать контуры, мой учитель говорит, что я еще буду их рисовать с полгода; но я лучше стал рисовать; однако же мне запрещено рисовать свое... Скоро я начну рисовать с (Bustes) бюстов...
Какое удовольствие! К тому же Александр Степанович мне показывает также, как должно рисовать пейзажи».
«Умственное воспитание Лермонтова было по преимуществу литературное», - замечает А.Н. Пыпин в биографическом очерке о поэте. «Относительно воспитания М.Ю. Лермонтова можно сказать: любовь ко всем искусствам развивалась в нем и все искусства были близки душе его», - писал П.А. Висковатов. «Год, проведенный в Москве с осени 1827 года до поступления Лермонтова в школу, был важным моментом в его жизни. Год, полный многообразных впечатлений, книжных возбуждений, встреч с новыми людьми, сопряженный с правильно организованными занятиями научными предметами и разными искусствами, был годом убыстренного развития духовной личности поэта: недаром у него пробудились творческие устремления к литературному труду», - писал Бродский.
Первого сентября Лермонтов был зачислен сразу в 4-й класс Московского Университетского Благородного Пансиона полупансионером. Эта категория учеников являлась на занятия к 8 часам утра и отпускалась в 6 часов вечера. Лермонтов занимался с увлечением и продолжал брать дополнительные домашние уроки по русской словесности, английскому языку, немецкой литературе, рисованию. Кроме пансионских преподавателей, поэт занимался дома с гувернерами. Одновременно с Жандро к нему был приглашен преподаватель немецкой литературы, прусский подданный Винсон. Лермонтов в несколько месяцев выучился английскому языку и стал читать в оригинале Шекспира, Вальтера Скотта, Байрона и Т. Мура. Весной 1829 года Миша Лермонтов писал М.А. Шан-Гирей: «...ваканции приближаются, и... прости достопочтенный пансион! Но не думайте, чтобы я был рад оставить его, потому учение прекратится; нет! Дома заниматься буду еще более, нежели там».
Домашнее образование Лермонтова было фундаментом для дальнейшего воспитания и образования поэта. Не случайно, В.Г. Белинский, говоря о Лермонтове и Пушкине, отмечал, что Лермонтов «пообразованнее Пушкина будет».
Домашнее образование имело большое значение в воспитании детей в лермонтовское время. Юные воспитанники учебных заведений тяжело переносили смену привычной домашней обстановки, намного легче было получать образование в привычных домашних условиях под присмотром родителей. Таким образом, домашнее образование дворянских детей первой половины XIX в. играло значительную роль в их образовании, воспитании и взрослой жизни.
Автор: научный сотрудник музея-заповедника “Тарханы” И.И. Ксенофонтова
Источник: “Тарханский вестник”, № 18. С. 91 - 120.