Поэзия Имама Шамиля
Наместник русского царя на Кавказе фельдмаршал князь Барятинский просчитался, когда перед штурмом Гуниба заявил приближенным: «Нам он (Шамиль) нужен живой, сдавшийся. Убиенный, он послужил бы предметом вечного поклонения, создалась бы легенда о нем". Легенда создалась уже при жизни и продолжается по сей день!
Во время штурма последней крепости имама на Гунибе Шамиль прочитал касыду, написанную им по-арабски. «Как она хороша»! - восклицает в книге своих воспоминаний «Китаб ат-Тазкира» участник и летописец этого события, зять Шамиля, сын шейха Джамалуддина Абдурахман Гумуки.
Имам ШАМИЛЬ
«НИКТО НЕ ПОМИЛОВАН ЭТОЙ ЭПОХОЙ…»
Тяжелые ночи, подобно обвалу, пути перекрыли назад,
И стрелки в нас мечет коварное время, а стрелы не знают преград.
Никто не помилован этой эпохой - себе лишь судьба и верна!
Зачем обреченные пастыри века покорно пошли под заклад?
Кто жаждал ночами - того напоили. И были до самых краев
Наполнены чаши весов правосудья - кто знает, в какой из них яд?!
И были нещадно побиты побеги взошедших упрямых надежд,
Когда о дожде мы молили, но свыше свинцовый обрушился град.
И жизни вконец надоело ютиться, как морю, в своих берегах, -
Песчаные крепости наши сметая, она нас теснила назад.
Мохнатое небо хохочет над нами, трясется, оскалив клыки
Расшатанных молний, из недр изрыгая своих за раскатом раскат.
Наветом разрушены духа твердыни, и вот над руинами их
Мерцает, мечами врага отраженный, слепой поминальный закат.
(Перевод мой -М.Д.).
«Народы мои предали меня, и вот я вручаю их тебе», - это были первые слова Шамиля, обращенные к Барятинскому. Оставшийся с горсткой верных ему мюридов и наибов, ограбленный разбойниками по дороге на Гуниб имам так выразил свои чувства в другом своем стихотворении
«Я В ДРУЗЬЯХ НЕ ОШИБСЯ…»
Крепче звеньев кольчуги казались наибы мне в бранные дни.
Да! Но только врага защищали они - я в друзьях не ошибся.
Словно стрелы в колчане, держал я их бережно в сердце своем,
И теперь они там - ядовитым сидят острием . Я в друзьях не ошибся.
Каждый клялся, что чист предо мной. Да! Душою никто не кривил:
Их стремления мысли и чувства от дружбы чисты - я в друзьях не ошибся.
(Перевод мой -М.Д.).
Очевидец этого события
немецкий художник Теодор Горшельт
изобразил на этой своей картине себя (справа)
с непокрытой головой,
как бы подчеркивая этим
свое глубокое уважение к имаму.
В восьмидесятые годы в одном из сел в окрестностях дагестанского города Хасавюрт у разрушенной печи была обнаружена мемориальная плита, отлитая в память солдат 80-го Кабардинского пехотного полка, погибших в боях с горцами Кавказа с 1839 по 1860 годы. Этот полк участвовал в штурме Гуниба. Плита висела на одной из стен города до 1919 года, когда он был разрушен гражданской войной. Некоторые свои размышления я изложил тогда в этом своем стихотворении.
ЖЕРТВАМ КАБАРДИНСКОГО ПОЛКА
Возликовал во время битвы
Пехотный Кабардинский полк,
Когда Шамиль, шепча молитвы,
К Барятинскому подошел.
И, если думать непредвзято,
Умом в Историю войдя, -
Тот шаг, позорный для солдата,
Был беспримерным для вождя.
Ведь много легче ставить точку
Вождю на собственном виске,
Чем за народ свой в одиночку
Держать ответ навысоке.
И, шагом этим удивленный,
В Гунибской роще генерал
Сказал, когда имам смущенный,
Но не повергнутый, предстал:
«И как тебя, Шамиль, осудишь!
Ты - враг, но ты и государь,
А посему пленен не будешь.
Как возмутитель и бунтарь…»
Считал Барятинский потери,
Знамен победных штопал шёлк
Восьмидесятый поредевший
Пехотный Кабардинский полк.
А чтоб о тех не забывали,
Чей век отмерила война,
Был дан приказ: отлить в металле
Солдат погибших имена.
Но, дань платя бесстрастной Лете,
И эту почесть вычтет рок,
Когда в другом уже столетьи
Вновь запылает городок:
Плита под грохот и сполохи
С гвоздей державы сорвалась,
Зеркальным оттиском эпохи
Она впечатывалась в грязь.
Грех растоптать свою святыню,
Топтать чужую - грех другой;
Чтоб не осталось вас в помине,
Сбивая буквы по одной,
В металл бесстрастной, частой дробью
Глухая конница стучит.
И никого не покоробит
Чужой святыни жалкий вид.
…Не из почтенья в робкой спешке,
Найдя тяжелой славы знак,
Установил в домашней печке
Плиту расчетливый простак.
Гудит чугун. Трещат поленья
И излучает список свет, -
Скорей не слава - искупленье
Былых бессмысленных побед.
Клинки и пули отсвистели,
Остыла не одна война,
И столько лет кормили, грели
Кого-то ваши имена.