Ку и Дзю снова в БЗФ
Вороне бог послал кусочек сыра, неожиданно. (Ворона - это я, сыр - проходка в БЗФ). В филармонии давали Реквием Верди с Курентзисом. Поскольку в эту реку я вошел уже в третий раз, с одной стороны - все глубины и отмели вроде были заранее известны, с другой - река дело изменчивое, тем более столь полноводная, как MusicAeterna: обновился состав и солистов (из прежних только Зарина Абаева), и хора с оркестром. И хотя концепт остался прежним, он обогатился новыми гранями.
Задача перед дирижером стояла по-прежнему архисложная - удалить оперность из оперного Верди и вернуть реквиему ритуальную сокровенность. Дзюжеппе, как известно, при всём таланте страдал некоторой клюквенностью - к его бесчисленным Амалиям-Амелиям и Леонорам не ревновала даже супруга Дзюжеппина (она как-то заявила, что Верди как человек превосходит Верди как художника, имея в виду некоторую целлулоидность характеров и однотипность сюжетных перипетий), не говоря уже об окрестных конкурентах, ругавших его почем зря: тут и немцы вроде Бюлова, назвавшего Верди «всемогущим развратителем вкуса», и французы (Бизе считал, что Верди «героически лгал о жизни»), и наши кучкисты, крывшие несчастного маэстро чуть не матом. При этом клюква - ягода полезная, при должной сноровке ее можно подать как весьма целебное зелье.
Считается, что замысел Реквиема возник у композитора после кончины его смешливого соотечественника Россини и окончательно материализовался после ухода из жизни пламенного патриота Италии, поэта Мандзони. Но не стоит забывать о том, что Верди и ранее регулярно получал от жизни горькие пилюли - задолго до сочинения Реквиема ему было уготовано пережить смерть собственных детей, первой жены, родителей, близких друзей, любимого либреттиста. Он знал о смерти всё. Именно это следует помнить, исполняя опус - пафосно-китчевые перфомансы с «жирным» оперным ором убивают сочинение на корню. Можно вспомнить и «Ностальгию» Тарковского, где фрагмент вердиевского Реквиема звучит на фоне гаснущей свечи и вовсе как символ конца цивилизации, тихого и трагичного в своей обыденной «незаметности».
Надо отдать должное Теодору - в этом Реквиеме он изначально (ещё в миланской версии) постарался нивелировать всю мелодраматику в наиболее «лирических» местах, сохранив грозный пафос устрашения в драматических эпизодах, посвященных пришествию Мессии и Страшному суду. Эту же цель преследовало сегодняшнее исполнение. Чрезвычайно интересными находками на пути «очищения от земного» стали подчеркнуто «неслышимые», прозрачные и невесомые пианиссимо в крайних частях и удаление дирижером из квартета солистов «тёплого» меццо-сопрано с заменой его на холодновато-бесплотного контратенора. В итоге высокое сопрано Абаевой на фоне более тёмных мужских голосов осталось как бы единственной, последней, отпеваемой «душой», истаивающей в конце сочинения в вышних сферах.
Что до исполнительских параметров, то сегодня они были в целом на уровне, но не без шероховатостей. Лучше всех отыграл оркестр - точно, рельефно, стилистически безупречно (даже медь). У хора начало показалось слегка ансамблево расфокусированным, фактурный и тембровый баланс выстроились где-то после первой трети концерта. Возможно, это связано с двуххорной расстановкой и сложностью коммуникации хоровых флангов.
Солисты - при достойном статусе каждого - не стали «квартетом единомышленников», каждый выполнял скорее собственную задачу. Пение контратенора Андрея Немзера, после неизбежного начального удивления самим фактом появления новой краски, в целом слушалось очень интересно - содержательно ёмко, темброво глубоко, объемно, разнообразно по краскам и интонационным задачам, но не без резкости в верхнем регистре (что всё равно простительно с учетом необычности замысла). Зарина Абаева, как показалос, подустала к середине (как и в прошлые разы) и начала легонько съезжать на высоких нотах. Стоит, наверное, поругать и Верди: написать партию, в которой почти сплошь верхний регистр меццо-воче - откровенный садизм. К тому же у Абаевой всё же есть едва уловимая, как бы поточнее сформулировать, некая простодушная «лиричинка», слишком приветливая для столь трагического случая; моё я предпочло бы интонационно более строгое и графичное пение. Замечательный тенор Алексей Татаринцев вроде бы делал всё что нужно (давно хотел послушать его живьём) - пел точно, ярко, эмоционально, заинтересованно, но в данном случае налёт «итальянщины» (более уместной именно в операх Верди) шёл немного вразрез и с поводом, и с замыслом дирижера. Второй Алексей - бас Тихомиров - в целом борозды не испортил, создав академический фундамент разнородной бригаде «архангелов».
В общем, интересный был концерт. Мне кажется, даже хорошо, что есть какие-то исполнительские «люфты», сдвигающие фокус об абстрактной «идеальности» к незапланированным (или плановым) «потертостям». Живое всегда рождается на глазах и не всегда может быть хирургически точно просчитано.
Много хлопали, в том числе пытались хлопать между частями. Звонил и мобильник - давно пора не просто формально объявлять правила приличия в микрофон, но и проводить, как когда-то Юровский в Москве, некие воспитательно-увещевательные минутки перед началом, для лиц с ослабленной социальной ответственностью..