Герои нашего времени
Спасибо трансляторам из Большого - посмотрел в дармовом онлайне «Героя нашего (с вами) времени». Героя о трех головах - Демуцкого, Посохова и Серебренникова. А может, Серебренникова, Демуцкого и Посохова - не знаю, откуда у них ноги растут. Хотя от риторического вопроса «кто главный» зависит риторический ответ. Моему я чота пригрезилось, что главного у них как раз и не было - кагбэ все части героического уробороса равноглавны и вместе с тем равнозависимы (а потому несамодостаточны). То есть это, так сказать, многочлен. Из которого торчат и плюсы, и минусы. С одночленами проще. Решал, к примеру, Петипа поставить какую-нить «Мохиту» - брал метроном и подпрыгивал: глядишь, балет уж и готов; в роли метронома выступал кто угодно - Дриго, Фрико, Трико и иной Бельведерз, музычка была не важна, поскольку подпрыгивать можно под что угодно. Или наоборот - решал, к примеру, Сергей Сергеич, что балерина непременно должна выразить ногами шекспировские страсти - брал самоё «Ромео и Джульетту» и писал, так сказать, не озираясь на пуанты. А там хыть трава не расти. В последнее время балет сильно поумнел и научился обходиться как без музычки, так и без либретты - родились всякие Форсайты-Килианы, которым вообще в сюжете не нужны ни сервант, ни Сервантес. Им главное штучки похитрее заломать, чтоб абориген не сразу сообразил, кто к сердцу прижмет, а кто нах.. извините, к черту пошлёт. Метафизика типа. Эти три ипостаси балета (двигательная, музычная и смысловая) встречаются в природе обычно только парами, как правило чего-то всегда не хватает.
А тут вдруг такое - аж трое, и все вроде авторы.
Короче, не буду больше выпендриваться. Начнем с Демуцкого (Илюха, извини если чо). Музычка непротивная, временами в моём любимом стиле «отравленный постромантизм». Мне нравится, как автор работает со струнными - жуткия гормонии, загробный шелест и прочие прелести для слуха, перемежающиеся с грамотными дуделками. Вполне работают вокальные вставки - весьма в тему гудит муэдзин, эффектно тает финальное сопрановое катарсио. Ясно также, что нужно было поддать танцуризма, иначе балетные не попали бы ни в Бэлу, ни в самоё Печорина. НО. С первой до последней минуты музычка кагбэ глубоко несамостоятельная, резонирующая чем угодно от Малера до Такемицу (с Прокофьевым в центре), что в сумме сильно напоминает классиков партийных балетов вроде Гаджибекова, Меликова или Яруллина, внедрявших советское искусство в братские республики. То есть результат вавилонской позиции автора - отсутствие позиции. Конкретно в балете это не плохо и не хорошо. Не исключено даже, что это вариант авторской жертвы в угоду объяснимого желания впасть в репертуар Большого - хочется верить. Но тогда нужно понимать, что автор тут неглавный. В любом случае автономно от спектакля употребление музыки балета маловероятно, что при всем профессионализме юного дарования фсётоке говорит о прикладном характере его творения.
Хореография Посохова бодрая, небесталанная, но очень неровная (при том, что танцевали практически идеально). Отлично сделаны массовые сцены в первых двух актах, убедительны две первые девы (страстная Бэла и опасная Ундина - сольно и в дуэтах), оригинальны персонажи второго плана. Но когда Печорин, едва ступив на сцену, вдруг начинает выражаться языком тургеневской барышни, выделывая коленца в духе старорежимных Базиля или Альберта, опять возникает вопрос либо об отсутствии собственного языка (теперь уже балетного), либо о махровом эйфмановском конформизме - объяснимом с точки зрения практицизма, но неоправданном с остальных точек. Наконец, вялый третий акт, помойму, почти полностью провалился, за исключением разве что минутного комического доктора (или кто это был в штиблетах?), опасно дразнящих зрение реальных инвалидов-колясочников и финального «растроения» героя. Захаровой, по-моему, танцевать было совершенного нечего, истошные браво в ее адрес отношу на счет клакеров (уж не знаю, нуждается ли она в такой поддержке). Несмотря на бодрый антураж водолечебницы, к середине третьего акта потянуло ко сну.
О роли Серебренникова могу только догадываться - вероятно, ему принадлежит грамотный сценарий и некоторые фенечки вроде толстогрудой тетеньки Янко, без которых немыслим живой спектакль.
В завершение хочеццо всё-таки еще раз поздравить и без того обласканных авторов - несмотря на наше брюзжание, событие давно и неотменимо состоялось. Очевидны также героические усилия авторов по претворению героического сюжета в жизнь. Пожелаем всей троице успеха в обещанном к лету «Нуриеве», где у них будет шанс поиграть и на нервах публики (ввиду известной запретности некоторых аспектов биографии танцуриста), и со стилями (в балетном байопике есть где развернуться), а заодно продемонстрировать творческий рост и столь редкую на наших балетных театрах бескомпромиссность. Если, конечно, им не будут мешать казаки и прочие любители выставок Сидура.
А тут вдруг такое - аж трое, и все вроде авторы.
Короче, не буду больше выпендриваться. Начнем с Демуцкого (Илюха, извини если чо). Музычка непротивная, временами в моём любимом стиле «отравленный постромантизм». Мне нравится, как автор работает со струнными - жуткия гормонии, загробный шелест и прочие прелести для слуха, перемежающиеся с грамотными дуделками. Вполне работают вокальные вставки - весьма в тему гудит муэдзин, эффектно тает финальное сопрановое катарсио. Ясно также, что нужно было поддать танцуризма, иначе балетные не попали бы ни в Бэлу, ни в самоё Печорина. НО. С первой до последней минуты музычка кагбэ глубоко несамостоятельная, резонирующая чем угодно от Малера до Такемицу (с Прокофьевым в центре), что в сумме сильно напоминает классиков партийных балетов вроде Гаджибекова, Меликова или Яруллина, внедрявших советское искусство в братские республики. То есть результат вавилонской позиции автора - отсутствие позиции. Конкретно в балете это не плохо и не хорошо. Не исключено даже, что это вариант авторской жертвы в угоду объяснимого желания впасть в репертуар Большого - хочется верить. Но тогда нужно понимать, что автор тут неглавный. В любом случае автономно от спектакля употребление музыки балета маловероятно, что при всем профессионализме юного дарования фсётоке говорит о прикладном характере его творения.
Хореография Посохова бодрая, небесталанная, но очень неровная (при том, что танцевали практически идеально). Отлично сделаны массовые сцены в первых двух актах, убедительны две первые девы (страстная Бэла и опасная Ундина - сольно и в дуэтах), оригинальны персонажи второго плана. Но когда Печорин, едва ступив на сцену, вдруг начинает выражаться языком тургеневской барышни, выделывая коленца в духе старорежимных Базиля или Альберта, опять возникает вопрос либо об отсутствии собственного языка (теперь уже балетного), либо о махровом эйфмановском конформизме - объяснимом с точки зрения практицизма, но неоправданном с остальных точек. Наконец, вялый третий акт, помойму, почти полностью провалился, за исключением разве что минутного комического доктора (или кто это был в штиблетах?), опасно дразнящих зрение реальных инвалидов-колясочников и финального «растроения» героя. Захаровой, по-моему, танцевать было совершенного нечего, истошные браво в ее адрес отношу на счет клакеров (уж не знаю, нуждается ли она в такой поддержке). Несмотря на бодрый антураж водолечебницы, к середине третьего акта потянуло ко сну.
О роли Серебренникова могу только догадываться - вероятно, ему принадлежит грамотный сценарий и некоторые фенечки вроде толстогрудой тетеньки Янко, без которых немыслим живой спектакль.
В завершение хочеццо всё-таки еще раз поздравить и без того обласканных авторов - несмотря на наше брюзжание, событие давно и неотменимо состоялось. Очевидны также героические усилия авторов по претворению героического сюжета в жизнь. Пожелаем всей троице успеха в обещанном к лету «Нуриеве», где у них будет шанс поиграть и на нервах публики (ввиду известной запретности некоторых аспектов биографии танцуриста), и со стилями (в балетном байопике есть где развернуться), а заодно продемонстрировать творческий рост и столь редкую на наших балетных театрах бескомпромиссность. Если, конечно, им не будут мешать казаки и прочие любители выставок Сидура.