Хер Хайм
Раз уж все смотрят голландскую «Пиковую» Херхайма - и я засмотрел. Ничотак. Амстердам - город непуританский, поэтому режиссер начал спектакль с главного - выражения сути творчества как автофелляции (Фрейд пытался заменить суть осторожным эвфемизмом «сублимация», но он явно не был знатоком Чайковского, которому не менее важен самоё дисфемизм). Действо начинается в полной тишине с чего-то орального - ПИЧ творчески эээ.. ммм.. ну.. какбэ удовлетворяет Германа. Шокирующий натурализм (поданный, впрочем, намеком) скоро оборачивается метафорой, ибо Герман - очевидное альтер эго самого композитора.
Петр Ильич отражен в спектакле двумя ипостасями: первая - общественно заказанная маска, некий князь Елецкий, блюдущий приличия и поющий подозрительно невозмутимые «любовные» арии (как не вспомнить историю чайковской женитьбы, когда ПИЧ сам себя уговаривал, насколько он «любит» подвернувшуюся по случаю Антонину Милюкову); вторая - страстный маньяк, рвущийся из Чайковского наружу и тоже воображаемо мечтающий о социальной адаптации уже на условиях откровенного эроса (как химера - все та же женитьба на Лизе=Антонине, на деле - отождествление себя с Германом, трансгрессирующим в конце третьей картины в мужеподобную Царицу Эрос). В итоге в течение всего спектакля мы не только слышим, но и видим на сцене даже не два, а целых три Чайковского - собственно композитора, вопящего о сокровенном или пытающегося самообмануться, и две его проекции - закомплексованного, «воспитанного» Елецкого и неуправляемого эротомана Германа. Остальные персонажи вроде Лизы, графини, Томского и прочих Прилепомиловзоров - просто фантомы, дразнящие воображение ведущими в никуда мрачноватыми лабиринтами. Посреди игр с небытием - множество разных биографических аллюзий (портрет графини-фон-Мекк на стене, стакан воды как предвестник смерти) и забавных метафор (буквальное превращение рояля «в гроб с музыкой», муки творчества в виде изжаленных перьями св. себастьянов в инфернальной четвертой картине, напоминающей гоголевского «Вия»).
Поют в целом так себе (плохо - неартистичный, крикливый Герман-Дидык, по-мхатовски добротно, но без откровений - Лиза-Аксёнова), за исключением очень приличных Томского-Маркова и графини-Дядьковой; оркестр играет не лучше (вдобавок отдельно от певцов - как, собственно, всегда при самодовольном халтурщике Янсонсе), но из-за наличия железной рукой проведенной идеи-фикс смотрится цельно и в общем-то увлекательно, хыть и немного клюквенно. Конечно, спектакль войдет в анналы - хотяп благодаря неслучайной режиссерскости (по которой мы тут в мариинских предместьях посреди степанюков совсем уж истосковались).
Впрочем, чего распинаться - вон оно, висит покуда для всеобщего оборзения, можете удостовериться сами.
http://tinyurl.com/zsq3mhh
Петр Ильич отражен в спектакле двумя ипостасями: первая - общественно заказанная маска, некий князь Елецкий, блюдущий приличия и поющий подозрительно невозмутимые «любовные» арии (как не вспомнить историю чайковской женитьбы, когда ПИЧ сам себя уговаривал, насколько он «любит» подвернувшуюся по случаю Антонину Милюкову); вторая - страстный маньяк, рвущийся из Чайковского наружу и тоже воображаемо мечтающий о социальной адаптации уже на условиях откровенного эроса (как химера - все та же женитьба на Лизе=Антонине, на деле - отождествление себя с Германом, трансгрессирующим в конце третьей картины в мужеподобную Царицу Эрос). В итоге в течение всего спектакля мы не только слышим, но и видим на сцене даже не два, а целых три Чайковского - собственно композитора, вопящего о сокровенном или пытающегося самообмануться, и две его проекции - закомплексованного, «воспитанного» Елецкого и неуправляемого эротомана Германа. Остальные персонажи вроде Лизы, графини, Томского и прочих Прилепомиловзоров - просто фантомы, дразнящие воображение ведущими в никуда мрачноватыми лабиринтами. Посреди игр с небытием - множество разных биографических аллюзий (портрет графини-фон-Мекк на стене, стакан воды как предвестник смерти) и забавных метафор (буквальное превращение рояля «в гроб с музыкой», муки творчества в виде изжаленных перьями св. себастьянов в инфернальной четвертой картине, напоминающей гоголевского «Вия»).
Поют в целом так себе (плохо - неартистичный, крикливый Герман-Дидык, по-мхатовски добротно, но без откровений - Лиза-Аксёнова), за исключением очень приличных Томского-Маркова и графини-Дядьковой; оркестр играет не лучше (вдобавок отдельно от певцов - как, собственно, всегда при самодовольном халтурщике Янсонсе), но из-за наличия железной рукой проведенной идеи-фикс смотрится цельно и в общем-то увлекательно, хыть и немного клюквенно. Конечно, спектакль войдет в анналы - хотяп благодаря неслучайной режиссерскости (по которой мы тут в мариинских предместьях посреди степанюков совсем уж истосковались).
Впрочем, чего распинаться - вон оно, висит покуда для всеобщего оборзения, можете удостовериться сами.
http://tinyurl.com/zsq3mhh