Каляка-маляка как целый этап
Не вняв месячной давности собственному же предостережению завязать уже с современным искусством, отправился вчера во второй музей данного профиля, в тот, который в Ермолаевском. Сказать, что глаза лезли на лоб - это как бы не описать в целом картину.
На всех четырех величественных этажах неплохого здания в центре Москвы я увидел то, что по простоте своей душевной не могу назвать иначе как каляка-маляка; каляка-маляка эта обладает разной степенью очарования, но сам факт, почему же именно она заключена здесь в рамы и повешена на стены, остался, признаться, для меня непостижимой загадкой. Причем если на первом этаже экспозиции среди всей этой мазни еще проглядывают хоть какие-то в меру выразительные лица (особо запомнился автопортрет художника с хуем - даже жалко стало, что Веласкес, допустим, такие же не рисовал), то выше всё подобрано, как мне кажется, с исключительно одной целью как можно сильней прижать неподготовленного посетителя мордой к искусству - и чтоб он завопил, наконец, от отчаяния. Своего эмоционального пика выставка достигает уже на втором этаже (третьем, если считать от входа), где вместо картин - квадратики, кружочки, полосочки… Детсад на выезде, подготовительная группа, аппликации на тему «работа с фигурами»…
Причем, что самое волнующее, при входе на каждый этаж висят обязательные тексты, в которых смысл этих каляк и квадратиков расшифровывается - но читать это было еще больнее, чем видеть. Достигнув запланированного, видать, катарсиса, на самой вершине я сделал-таки пару выписок: «С этим именем связан целый этап…», «Самое яркое явление эпохи Оттепели…», «Именно творчество Злотникова явилось тем спасительным мостиком…» Что сказать - я отчего-то лучше стал теперь понимать Хрущева и те естественные его порывы души, которые так принято у нас осуждать в современном искусствоведении.
Хорошо хоть рядом Булгаковский музей еще оказался - иначе было бы искренне обидно за погубленный вечер.
На всех четырех величественных этажах неплохого здания в центре Москвы я увидел то, что по простоте своей душевной не могу назвать иначе как каляка-маляка; каляка-маляка эта обладает разной степенью очарования, но сам факт, почему же именно она заключена здесь в рамы и повешена на стены, остался, признаться, для меня непостижимой загадкой. Причем если на первом этаже экспозиции среди всей этой мазни еще проглядывают хоть какие-то в меру выразительные лица (особо запомнился автопортрет художника с хуем - даже жалко стало, что Веласкес, допустим, такие же не рисовал), то выше всё подобрано, как мне кажется, с исключительно одной целью как можно сильней прижать неподготовленного посетителя мордой к искусству - и чтоб он завопил, наконец, от отчаяния. Своего эмоционального пика выставка достигает уже на втором этаже (третьем, если считать от входа), где вместо картин - квадратики, кружочки, полосочки… Детсад на выезде, подготовительная группа, аппликации на тему «работа с фигурами»…
Причем, что самое волнующее, при входе на каждый этаж висят обязательные тексты, в которых смысл этих каляк и квадратиков расшифровывается - но читать это было еще больнее, чем видеть. Достигнув запланированного, видать, катарсиса, на самой вершине я сделал-таки пару выписок: «С этим именем связан целый этап…», «Самое яркое явление эпохи Оттепели…», «Именно творчество Злотникова явилось тем спасительным мостиком…» Что сказать - я отчего-то лучше стал теперь понимать Хрущева и те естественные его порывы души, которые так принято у нас осуждать в современном искусствоведении.
Хорошо хоть рядом Булгаковский музей еще оказался - иначе было бы искренне обидно за погубленный вечер.