И снова Урсуляк
Сначала о главном. Продолжается голосование за лучшие фильмы на свете, в котором вы, как я вижу, принимаете самое пассивное участие, а жаль. ЖМИТЕ и ГОЛОСУЙТЕ
Во-вторых, маленький сеанс духовной рекламы - думал сперва от него воздержаться, а потом все же… В общем, есть много способов провести в Москве завтрашний вечер вторника, но вот будь лично я свободен и легок как птица, среди них я бы непременно выбрал один, этот. Завтра в Библиотеке киноискусства имени С.М. Эйзенштейна, в 19-00, в скромном порядке собираются отметить 5-летие со дня премьеры фильма «Долгое прощание» по одноименной повести Юрия Трифонова. Участвуют: режиссер Сергей Урсуляк, актриса Полина Агуреева, вдова писателя, директор музея «Дом на набережной» Ольга Романовна Трифонова; вход свободный.
Я бы пошел - даже притом, что и фильм видел, и скачать его при желании легко, да и условия для кинопоказов в библиотеке, увы, не лучшие… И ради встречи с приятными людьми - хотя вот неделя едва прошла, как у Агуреевой автограф брал… Но больше все же ради самого фильма.
Я его в последнее время очень часто вспоминаю - и не только на волне «Исаева», а вообще. В свое время он прошел почти незамеченным даже критиками (ну, дали ряд не самых важных призов - за актерские работы, особый приз имени Черненко, кажется) - хотя для меня лично очевидно, что это был один из главных фильмов того года. В нем есть мотивы, очень мне близкие - и сейчас в особенности, и вообще.
И еще я часто вспоминаю интервью с Урсуляком по поводу этого фильма. Разные бывают беседы - но вот эта, пожалуй, для меня одна из самых важных и дорогих. Я сейчас отредактировал ее бегло, чтоб сюда выложить - как тогда, несколько лет назад, был целый ряд точек соприкосновения, так и сейчас. Почитайте, если суровый бег времени позволяет. И помните просто, что есть такая картина - даже если еще и не видели (подозреваю, что таковое возможно - не «Звездный путь», как-никак).
Сергей Урсуляк - о фильме «Долгое прощание»
-- Чем вас привлек материал повести Юрия Трифонова?
-- Он меня привлек не в тот момент, когда я приступал к работе, а лет за двадцать до этого. Я много читал Трифонова, но почему-то именно эта повесть, «Долгое прощание», произвела на меня какое-то совершенно особое впечатление. Может быть, потому что среда, которая описана в этой повести, мне близка. Эта среда театральная, художественная. Я как раз учился тогда в Щукинском училище, и как-то это было близко. Может быть, потому что в ней рассказывалось о каких-то… о каких-то надеждах, о какой-то еще, так сказать, несостоявшейся пока жизни.
А потом, параллельно с этим, в этой повести происходит, так сказать, начало и финал - где эта жизнь уже как бы прожита. И вот это ощущение жизни, которая на наших глазах разворачивается и как бы заканчивается, почему-то на меня произвело какое-то очень большое впечатление. Ну, у Трифонова вообще есть тема этого «близкого прошлого», прошлого, которое рядом, прошлое, в которое хочется вернуться и невозможно вернуться, чтобы исправить что-то. И камни, брошенные в прошлом, вдруг какими-то кругами доходят до настоящего. Это все мне почему-то чрезвычайно было близко и очень меня волновало.
И тогда же был написан вариант сценария, который я писал просто так, потому что мне хотелось писать сценарий. И вот через двадцать лет это проявилось в картине.
-- Для Вас принципиально было важно, что это 50-е годы?
-- Вы знаете, только в том смысле, что это особый просто аромат времени… Скорее для меня были важны 70-е годы, которые я помню очень хорошо. 50-е, конечно же, я не помню. Но сама эта стилистика ретро - она мне близка. Мне просто нравится, когда действие происходит не сегодня, не сейчас, а когда-то, чуть, так сказать, загодя - и это почему-то мне сразу дает какое-то особое ощущение, особую интонацию.
-- Герои картины - молодые люди. На Ваш взгляд, близки ли они сегодняшнему молодому зрителю?
-- Я думаю, что молодому зрителю - если говорить об общей массе - они не близки совершенно. И вообще я думаю, что, так сказать, проблематика Трифонова и Трифонов как таковой, как писатель, это все-таки… Это все-таки не самая, что называется, широкая для зрителя история.
И тогда, и сейчас это, в общем, был писатель интеллигентский. Это был писатель для не очень широкого круга. Просто в то время, в 70-е, когда его читали очень активно, тогда было принято читать хорошую литературу. А поскольку сейчас принято читать, в общем, литературу среднюю и плохую, то, естественно, что и Трифонов - не самый модный, не самый актуальный.
И проблематика его, мне кажется, для сегодняшнего дня и особенно для молодых людей - глубока. Слишком глубока для них. Хотя я думаю, что как и тогда, так и сегодня, есть некая прослойка молодых людей, которые думают, которые чувствуют, которые не удовлетворяются только тем, что идет по большим каналам и на широких экранах.
-- А для какого зрителя вы тогда снимали картину?
-- Я думаю, что я снимал для тех людей, которые прожили похожую жизнь. Которые были молодыми в 70-е годы, которые пережили 80-е, которые прошли через вот это вот разрушение того мира в 90-е и которые сегодня могут смотреть на свою жизнь в каком-то объеме. И видеть, что получилось, что не получилось, почему не получилось. И которые любят свое прошлое, которые тоскуют по себе - по тем, какими они были когда-то. Ну, это весь набор, который обычно есть в нормально существующих людях между 35-ю и 50-ю годами.
-- У Вас замечательные актеры…
-- Во-первых, они замечательны тем, что они не относятся к так называемым «медийным» лицам. Они выглядят, как люди не из сегодняшнего времени. Это не ухищрения гримеров и не мастерство режиссера - у них лица не сегодняшнего дня. Потому что они живут чуть другой жизнью, отличной от, так сказать, театральной, киношной тусовки. Глубокие, умные, тонкие, при этом вполне современные, так сказать, ребята. Но просто типажно и внутренне они выпадают из сегодняшней стилистики. Что мне очень в них нравится и очень дорого.
Но с ними, как с любыми нормальными актерами, нужно их любить, во-первых, и нужно, во-вторых, нужно работать. С ними нужно работать. Потому что они не того низкого уровня актеры, которые просто входят в кадр, и им все равно, что говорить, как говорить, как выглядеть и так далее. Они по природе своей - другие, и мне очень в них это ценно, очень важно.
-- Что для Вас звучащая в фильме фраза из Достоевского?..
- «Человеку для счастья нужно столько же счастья, сколько несчастья»… Эта фраза - она, мне кажется, очень понятна. Мы живем нашу жизнь и мучаемся от каких-то проблем, от того, что с нами происходит, но потом проходит какое-то время, и мы понимаем вдруг, что то время - как говорит наш герой, «когда я мучился, переживал, страдал» - и так далее - «было лучшим временем моей жизни». Потому что мы сами часто не понимаем, где же вот это соотношение счастья и несчастья. И что, собственно говоря, дает тебе возможность дышать, держаться на каком-то таком жизненном плаву, ощущать эту жизнь? То, когда у тебя всего достаточно и все как бы складывается, или ты счастлив именно тогда, когда у тебя не все получается, но впереди маячит что-то. Может быть, это что-то - всего-навсего еще не прожитая жизнь. Это же очень важно - иметь впереди перспективу. Которая, естественно, со временем теряется.
-- Что такое «Долгое прощание»? В чем смысл названия?
-- Долгое прощание - это… Это прошлое, которое все время у какой-то части людей находится рядом. Когда ты все время ощущаешь его присутствие в твоей жизни. Когда узлы, завязанные в прошлом, каким-то образом вот сопрягаются с сегодняшним днем, с сегодняшними проблемами, с сегодняшними людьми. Это невозможность расстаться с тем багажом, который у тебя есть. Долгое прощание с людьми, с жизнью, с ощущениями своими, которые вот длятся, длятся, длятся, длятся…
С городом, в котором ты живешь, - это тоже очень важно. Город Москва, в котором живут герои Трифонова, - это тоже какие-то особые взаимоотношения с этим городом. Я Москву тоже ощущаю очень чувственно и очень особо. Я помню ее в 70-х годах, в 60-х годах даже помню. И дальше, дальше, дальше - и как она меняется, как она вот в себя всасывает и как она переламывает людей. Вот этот огромный город, как это у Трифонова было сказано, который ты пытаешься и никак не можешь понять, - что-то в этом роде, очень, у него очень пронзительные какие-то вот есть слова. Он вообще для меня очень пронзительный писатель. Очень пронзительный писатель.
-- Это автобиографическая вещь?
-- Да, это его автобиографическая вещь. То есть, она не в прямую, может быть, совсем-совсем. Но перипетии этой вещи, как мне говорила Ольга Романовна Трифонова, в основе, конечно же, лежат события жизни Трифонова.
Ну, собственно говоря, проблема несостоявшегося дарования, пробивающегося дарования - она в любом случае близка очень многим. А у Трифонова это просто, так сказать, было впрямую. Он писал, у него не получалось, у него была женщина и были очень большие проблемы взаимоотношенческие с ней. И вот эта вот мука, мука неразродившегося таланта… Она, конечно, очень автобиографическая вещь.
Во-вторых, маленький сеанс духовной рекламы - думал сперва от него воздержаться, а потом все же… В общем, есть много способов провести в Москве завтрашний вечер вторника, но вот будь лично я свободен и легок как птица, среди них я бы непременно выбрал один, этот. Завтра в Библиотеке киноискусства имени С.М. Эйзенштейна, в 19-00, в скромном порядке собираются отметить 5-летие со дня премьеры фильма «Долгое прощание» по одноименной повести Юрия Трифонова. Участвуют: режиссер Сергей Урсуляк, актриса Полина Агуреева, вдова писателя, директор музея «Дом на набережной» Ольга Романовна Трифонова; вход свободный.
Я бы пошел - даже притом, что и фильм видел, и скачать его при желании легко, да и условия для кинопоказов в библиотеке, увы, не лучшие… И ради встречи с приятными людьми - хотя вот неделя едва прошла, как у Агуреевой автограф брал… Но больше все же ради самого фильма.
Я его в последнее время очень часто вспоминаю - и не только на волне «Исаева», а вообще. В свое время он прошел почти незамеченным даже критиками (ну, дали ряд не самых важных призов - за актерские работы, особый приз имени Черненко, кажется) - хотя для меня лично очевидно, что это был один из главных фильмов того года. В нем есть мотивы, очень мне близкие - и сейчас в особенности, и вообще.
И еще я часто вспоминаю интервью с Урсуляком по поводу этого фильма. Разные бывают беседы - но вот эта, пожалуй, для меня одна из самых важных и дорогих. Я сейчас отредактировал ее бегло, чтоб сюда выложить - как тогда, несколько лет назад, был целый ряд точек соприкосновения, так и сейчас. Почитайте, если суровый бег времени позволяет. И помните просто, что есть такая картина - даже если еще и не видели (подозреваю, что таковое возможно - не «Звездный путь», как-никак).
Сергей Урсуляк - о фильме «Долгое прощание»
-- Чем вас привлек материал повести Юрия Трифонова?
-- Он меня привлек не в тот момент, когда я приступал к работе, а лет за двадцать до этого. Я много читал Трифонова, но почему-то именно эта повесть, «Долгое прощание», произвела на меня какое-то совершенно особое впечатление. Может быть, потому что среда, которая описана в этой повести, мне близка. Эта среда театральная, художественная. Я как раз учился тогда в Щукинском училище, и как-то это было близко. Может быть, потому что в ней рассказывалось о каких-то… о каких-то надеждах, о какой-то еще, так сказать, несостоявшейся пока жизни.
А потом, параллельно с этим, в этой повести происходит, так сказать, начало и финал - где эта жизнь уже как бы прожита. И вот это ощущение жизни, которая на наших глазах разворачивается и как бы заканчивается, почему-то на меня произвело какое-то очень большое впечатление. Ну, у Трифонова вообще есть тема этого «близкого прошлого», прошлого, которое рядом, прошлое, в которое хочется вернуться и невозможно вернуться, чтобы исправить что-то. И камни, брошенные в прошлом, вдруг какими-то кругами доходят до настоящего. Это все мне почему-то чрезвычайно было близко и очень меня волновало.
И тогда же был написан вариант сценария, который я писал просто так, потому что мне хотелось писать сценарий. И вот через двадцать лет это проявилось в картине.
-- Для Вас принципиально было важно, что это 50-е годы?
-- Вы знаете, только в том смысле, что это особый просто аромат времени… Скорее для меня были важны 70-е годы, которые я помню очень хорошо. 50-е, конечно же, я не помню. Но сама эта стилистика ретро - она мне близка. Мне просто нравится, когда действие происходит не сегодня, не сейчас, а когда-то, чуть, так сказать, загодя - и это почему-то мне сразу дает какое-то особое ощущение, особую интонацию.
-- Герои картины - молодые люди. На Ваш взгляд, близки ли они сегодняшнему молодому зрителю?
-- Я думаю, что молодому зрителю - если говорить об общей массе - они не близки совершенно. И вообще я думаю, что, так сказать, проблематика Трифонова и Трифонов как таковой, как писатель, это все-таки… Это все-таки не самая, что называется, широкая для зрителя история.
И тогда, и сейчас это, в общем, был писатель интеллигентский. Это был писатель для не очень широкого круга. Просто в то время, в 70-е, когда его читали очень активно, тогда было принято читать хорошую литературу. А поскольку сейчас принято читать, в общем, литературу среднюю и плохую, то, естественно, что и Трифонов - не самый модный, не самый актуальный.
И проблематика его, мне кажется, для сегодняшнего дня и особенно для молодых людей - глубока. Слишком глубока для них. Хотя я думаю, что как и тогда, так и сегодня, есть некая прослойка молодых людей, которые думают, которые чувствуют, которые не удовлетворяются только тем, что идет по большим каналам и на широких экранах.
-- А для какого зрителя вы тогда снимали картину?
-- Я думаю, что я снимал для тех людей, которые прожили похожую жизнь. Которые были молодыми в 70-е годы, которые пережили 80-е, которые прошли через вот это вот разрушение того мира в 90-е и которые сегодня могут смотреть на свою жизнь в каком-то объеме. И видеть, что получилось, что не получилось, почему не получилось. И которые любят свое прошлое, которые тоскуют по себе - по тем, какими они были когда-то. Ну, это весь набор, который обычно есть в нормально существующих людях между 35-ю и 50-ю годами.
-- У Вас замечательные актеры…
-- Во-первых, они замечательны тем, что они не относятся к так называемым «медийным» лицам. Они выглядят, как люди не из сегодняшнего времени. Это не ухищрения гримеров и не мастерство режиссера - у них лица не сегодняшнего дня. Потому что они живут чуть другой жизнью, отличной от, так сказать, театральной, киношной тусовки. Глубокие, умные, тонкие, при этом вполне современные, так сказать, ребята. Но просто типажно и внутренне они выпадают из сегодняшней стилистики. Что мне очень в них нравится и очень дорого.
Но с ними, как с любыми нормальными актерами, нужно их любить, во-первых, и нужно, во-вторых, нужно работать. С ними нужно работать. Потому что они не того низкого уровня актеры, которые просто входят в кадр, и им все равно, что говорить, как говорить, как выглядеть и так далее. Они по природе своей - другие, и мне очень в них это ценно, очень важно.
-- Что для Вас звучащая в фильме фраза из Достоевского?..
- «Человеку для счастья нужно столько же счастья, сколько несчастья»… Эта фраза - она, мне кажется, очень понятна. Мы живем нашу жизнь и мучаемся от каких-то проблем, от того, что с нами происходит, но потом проходит какое-то время, и мы понимаем вдруг, что то время - как говорит наш герой, «когда я мучился, переживал, страдал» - и так далее - «было лучшим временем моей жизни». Потому что мы сами часто не понимаем, где же вот это соотношение счастья и несчастья. И что, собственно говоря, дает тебе возможность дышать, держаться на каком-то таком жизненном плаву, ощущать эту жизнь? То, когда у тебя всего достаточно и все как бы складывается, или ты счастлив именно тогда, когда у тебя не все получается, но впереди маячит что-то. Может быть, это что-то - всего-навсего еще не прожитая жизнь. Это же очень важно - иметь впереди перспективу. Которая, естественно, со временем теряется.
-- Что такое «Долгое прощание»? В чем смысл названия?
-- Долгое прощание - это… Это прошлое, которое все время у какой-то части людей находится рядом. Когда ты все время ощущаешь его присутствие в твоей жизни. Когда узлы, завязанные в прошлом, каким-то образом вот сопрягаются с сегодняшним днем, с сегодняшними проблемами, с сегодняшними людьми. Это невозможность расстаться с тем багажом, который у тебя есть. Долгое прощание с людьми, с жизнью, с ощущениями своими, которые вот длятся, длятся, длятся, длятся…
С городом, в котором ты живешь, - это тоже очень важно. Город Москва, в котором живут герои Трифонова, - это тоже какие-то особые взаимоотношения с этим городом. Я Москву тоже ощущаю очень чувственно и очень особо. Я помню ее в 70-х годах, в 60-х годах даже помню. И дальше, дальше, дальше - и как она меняется, как она вот в себя всасывает и как она переламывает людей. Вот этот огромный город, как это у Трифонова было сказано, который ты пытаешься и никак не можешь понять, - что-то в этом роде, очень, у него очень пронзительные какие-то вот есть слова. Он вообще для меня очень пронзительный писатель. Очень пронзительный писатель.
-- Это автобиографическая вещь?
-- Да, это его автобиографическая вещь. То есть, она не в прямую, может быть, совсем-совсем. Но перипетии этой вещи, как мне говорила Ольга Романовна Трифонова, в основе, конечно же, лежат события жизни Трифонова.
Ну, собственно говоря, проблема несостоявшегося дарования, пробивающегося дарования - она в любом случае близка очень многим. А у Трифонова это просто, так сказать, было впрямую. Он писал, у него не получалось, у него была женщина и были очень большие проблемы взаимоотношенческие с ней. И вот эта вот мука, мука неразродившегося таланта… Она, конечно, очень автобиографическая вещь.