Вчера, благодаря любезности я посетил "Волшебную флейту", и при всей моей относительной любви к жанру, это был второй раз в жизни когда я был в опере вживую. В первый раз я, благодаря любезности
firrior, был на премьере "Севильского цирюльника" (где понял, что Станиславский был даже более чем прав, что любое животное переиграет любого человека (потому что оно сделает это даже если на самом деле оно человек). Еще был на концернтом исполнении "Дон Джованни" в консерватории, которое было защитой диплома ее вокального отделения, в том числе и моей хорошей знакомой в роли Церлины.
И нам понравилось! Пели хорошо, креатив был не противный, а местами даже приятный, притом что его было традиционно для нашего театра много. Пели на немецком с субтитрами, разговаривали на русском. Впечатлило, как от вокальных данных меняется относительный вес персонажа. Тамино всегда был героем никаким (как и любой положительный у Моцарта), жалобно вещал обо всем хорошем и при этом ничего не делал - а тут превратился в Персонажа, и таки Принца. Папагено же, в сиренево-розовом костюме Дяди Сэма, огромном розовом цилиндре и со странной физиономией, как-то сдулся - видно было, что у артиста амплуа другое, слишком он для него серьезен и прикалывался ненатурально. Царица ночи полностью соответствовала и своему названию, даром что росточком очень маленькая, и непростой вокальной задаче, и при этом была элементарно симпатична. Моностатос звенел и гремел всеми своими головными резонаторами, что полностью сооветствовало его яркому сценическому образу. Возрастные певицы были отправлены в три дамы, где были вполне уместны. Решение некоторых персонажей удивило. Памина была хороша, но большей антипринцессы сложно было себе представить. Ее тотемными предметами были постельные принадлежности (в которых совершенно не угадывалось горошины), была обута в некие онучи и без подушки вообще не появлялась. На ее фоне (да и без него бы) Папагена выглядела и вела себя как настоящая принцесса, в том числе когда изображала балет. Более всех поразил Сарастро - он был как бы постоянно под кайфом, непрерывно вертелся, ржал, радовался и жестами призывал всех делать то же самое, рот его не закрывался (притом что низы он брал слабенько, на грани диапазона). Оле он напомнил Макаревича (полуоткрытым ртом, я думаю), а мне - небезызвестного общего со многими тут знакомого ВВ, который никогда не унывает и тоже некогда имел золотистые кудри. При этом он не расставался с кнутом и был, хотя и в цилиндре, но также и в пресловутых кожаных штанах (и Царица ночи, что характерно, тоже). Некоторые места были опущены - например, разговор с архивариусом. Но и так почти три часа все-таки.
Впрочем, не отпускала грустная мысль, что всякому фрукту свой овощ.