Гибель Холла.
Всю ночь бушует буря. И под этот аккомпанимент, приснилась многология о разделе имущества. Речь шла о старой разрушающейся усадьбе, которая принадлежала знатной фамилии, так же находящейся на стадии вырождения. Дело, как ни странно, происходило не в Европе, а в Канаде, на каком-то обледенелом утëсе, вдали от цивилизационных путей. Вернее сказать так, что обледенелым утëс стал только сейчас, в связи с некими тектоническими сдвигами. А некогда, это была живописная гора, с мягким климатом, которую, подобно архипелагу, и окружала усадьба и еë хозяйственные постройки.
Семейство хоть и слетелось на делëжь недвижимости, но так толком собраться на общий совет не смогло, а между тем, им следовало бы поторопиться - ужасная климатическая аномалия принялась решительно истреблять и без того ветхое наследие.
Разрушение протекало в форме ночных бурь, столь грозных и неукратимых, что начинали трястись стены, подниматься полы, в расползающихся щелях проступала вода и грязь... Видел брошенное стойло, страшно загаженное, с грудами слежавшегося песка вместо сена, откуда в такую вот ночную бурю выгнали последнего коня. Несчастное животное, и так бы погибло, не от бури, так от рухнувших брëвен крыши.
А днëм, днëм снова светило солнышко, и на серых участках между разбросанными по склонам постройками грелась, напитанная сыростью земля, царило умиротворение.
Семейство интриговало. Хоть фамилия была одна, но люди оказались совершенно разные по складу, темпераменту и воспитанию. И почти все уже, на склоне лет, то есть, довольно неряшливые, сентиментальные и безрукие. Один, самый молодой, каждый погожий день разводил костры, и вместе с компанией приглашëнных друзей, непрерывно истреблял винные запасы. Всë это сопровождалось буйными выходками и багровыми криками. Остальные, либо пытались установить нарушенную связь между различными частями страдающего имения, либо пытались собрать и упаковать то, что ещë можно было увезти. При этом, одни из них испытывали необъяснимую друг к другу приязнь, а другие наоборот, без всякого стыда нещадно пытались отжать претендетов от наследства.
Я запомнил жуткую картину одной такой совершенно дикой ночи. Когда, как это и полагается, всë видится иначе. Моторная лодка спускалась с горы. Но лавировала она не по реке, а по какой-то бурой грязи из льда, камней, и поваленных стволов. И человек, сидевший в этой лодке, гнался за своим родственником, явно намереваясь "случайно" его переехать. Старику, с лысым черепом и длинными седыми обрывками вместо волос, долго удавалось уворачиваться, от неуклюже скользящей лодки, пока она, вдруг не провалилась в какую-то расщелину. Произошëл удар, яма стала быстро накрываться методично наползающей селью, раздался взрыв. Я увидел в недрах ямы глухо взметнувшееся пламя лопнувшего бензобака, почувствовал звук массивной детонации, раздался нарастающий треск, и я догадался, что это начало схода ледяной лавины.
Происходящее дальше, я уже видел глазами убегающего старика. Это был тот момент, когда ты уже задохнулся, парализован, но мозг твой ещë жив, продолжает видеть и слышать.
Его несло лавиной прямо на сруб, сложенный из брëвен, с закрытыми воротами. Сквозь прорубленное над воротами небольшое окно, в котором было видно, что противоположная часть дома уже снесена, выползала тяжëлая кисельная масса. Рама хрястнула, масса принялась изливаться наружу быстрее. В этом тускло-сером мерцании, я отчëтливо рассмотрел, как из глубины струй высовываются две жилистые, невероятной длины и гибкости руки, фосфорно отсвеченые, и в тот момент, когда тело старика готово было удариться в запертые ворота, вцепились в его шею и стали жестоко душить. Это не были руки человека. Это были руки самой стихии....
Раздался грохот, я проснулся, и понял, что за окном рухнуло старое дерево.
Вообще, можно сериал снимать....
Семейство хоть и слетелось на делëжь недвижимости, но так толком собраться на общий совет не смогло, а между тем, им следовало бы поторопиться - ужасная климатическая аномалия принялась решительно истреблять и без того ветхое наследие.
Разрушение протекало в форме ночных бурь, столь грозных и неукратимых, что начинали трястись стены, подниматься полы, в расползающихся щелях проступала вода и грязь... Видел брошенное стойло, страшно загаженное, с грудами слежавшегося песка вместо сена, откуда в такую вот ночную бурю выгнали последнего коня. Несчастное животное, и так бы погибло, не от бури, так от рухнувших брëвен крыши.
А днëм, днëм снова светило солнышко, и на серых участках между разбросанными по склонам постройками грелась, напитанная сыростью земля, царило умиротворение.
Семейство интриговало. Хоть фамилия была одна, но люди оказались совершенно разные по складу, темпераменту и воспитанию. И почти все уже, на склоне лет, то есть, довольно неряшливые, сентиментальные и безрукие. Один, самый молодой, каждый погожий день разводил костры, и вместе с компанией приглашëнных друзей, непрерывно истреблял винные запасы. Всë это сопровождалось буйными выходками и багровыми криками. Остальные, либо пытались установить нарушенную связь между различными частями страдающего имения, либо пытались собрать и упаковать то, что ещë можно было увезти. При этом, одни из них испытывали необъяснимую друг к другу приязнь, а другие наоборот, без всякого стыда нещадно пытались отжать претендетов от наследства.
Я запомнил жуткую картину одной такой совершенно дикой ночи. Когда, как это и полагается, всë видится иначе. Моторная лодка спускалась с горы. Но лавировала она не по реке, а по какой-то бурой грязи из льда, камней, и поваленных стволов. И человек, сидевший в этой лодке, гнался за своим родственником, явно намереваясь "случайно" его переехать. Старику, с лысым черепом и длинными седыми обрывками вместо волос, долго удавалось уворачиваться, от неуклюже скользящей лодки, пока она, вдруг не провалилась в какую-то расщелину. Произошëл удар, яма стала быстро накрываться методично наползающей селью, раздался взрыв. Я увидел в недрах ямы глухо взметнувшееся пламя лопнувшего бензобака, почувствовал звук массивной детонации, раздался нарастающий треск, и я догадался, что это начало схода ледяной лавины.
Происходящее дальше, я уже видел глазами убегающего старика. Это был тот момент, когда ты уже задохнулся, парализован, но мозг твой ещë жив, продолжает видеть и слышать.
Его несло лавиной прямо на сруб, сложенный из брëвен, с закрытыми воротами. Сквозь прорубленное над воротами небольшое окно, в котором было видно, что противоположная часть дома уже снесена, выползала тяжëлая кисельная масса. Рама хрястнула, масса принялась изливаться наружу быстрее. В этом тускло-сером мерцании, я отчëтливо рассмотрел, как из глубины струй высовываются две жилистые, невероятной длины и гибкости руки, фосфорно отсвеченые, и в тот момент, когда тело старика готово было удариться в запертые ворота, вцепились в его шею и стали жестоко душить. Это не были руки человека. Это были руки самой стихии....
Раздался грохот, я проснулся, и понял, что за окном рухнуло старое дерево.
Вообще, можно сериал снимать....