Еще к выходу "Московских соборов эпохи падения..."
Перепащиваю от Тараса Сидаша, как я понял- заключение к книге... сам еще не анализировал текст.
Оригинал взят у santaburge в Еще к выходу "Московских соборов эпохи падения..."
Заключение к книге
Наблюдая на протяжении всего нашего труда фазы болезни приведшей московский патриархат к концу, мы должны в заключении ясно сказать как устроена Церковь что в ней может погибнуть, а что не может, что именно погибло в XVII веке и какова судьба оставшегося.
Для того чтобы ответить на эти вопросы мы должны ясно понимать что есть церковь и что есть государство: обосновывать понятия мы здесь не можем, но дать определения необходимо. Церковь есть общество, ставящее перед собой целью осуществление нравственно-мистического идеала Евангелия, она есть общество не естественное, т.е. не возникающее из природных потребностей человека, но только в качестве ответа на прямой призыв Бога. Основная деятельность Церкви это воспитание: образование со стороны внешней и аскетическое самосовершенствование со стороны внутренней. Государство, напротив, вполне естественно и в своей простейшей форме есть общество мобилизующееся для того, чтобы, выжить, государственная деятельность - это война со стороны внешней и хозяйствование со стороны внутренней [1]. Из этих определений понятно, что всякая церковь есть по необходимости государство, но отнюдь не всякое государство есть также и церковь. Это важно понять сразу: церковь не умеющая защитить себя и накормить себя - не есть церковь по определению, т.е. не представляет собой самодостаточного общества, но есть идеологический придаток государства, выдающий себя за церковь. Что же касается государства, то любое имперское государство есть всегда также и церковь, в то время как государства республиканского, олигархического и княжеского типов церквями, конечо же, не являются.
Если это понятно, то следует сказать, что и церковь и государство могут быть не просто плохими и слабыми церквями и государствами, но приобретать агрессивно отрицательные формы: быть анти-церквями и антигосударствами, причем причиной этого явления всегда является одно и тоже: воля к власти. Государство, ставящее перед собой надприродные цели (а такова любая империя) есть государство демоническое. Церковь, подменяющая нравственно-аскетический идеал властным, есть антицерковь.
Взглянем с точки зрения этих определений на историю Русской Церкви в связи с историей Государства Российского.
В эпоху до Ивана III мы имеем княжеский на юге и республиканский на севере типы государственности, и, соотвественно, более или менее развитый тип одной и той же церкви-государства. Ранняя русская церковь-государство была довольно примитивна в княжествах, но ее новгородские формы это социальный шедевр, цветущей сложности которого остается только удивляться. Новгородская церковь-государство это высшая форма воплощения церковного социального строительства за всю историю русского народа. Духовность северных монастырей, прежде всего соловецкая духовность, возникшая в эпоху после крушения новгородского полиса, и прямая ее преемница - живая поныне духовность северного старообрядчества это звенья единой цепи, связывающей нас с временами высочайшего расцвета русского теократического сознания.
Московская государственность с тех пор как она перестает быть княжеской и становится царской сразу заявляет о себе как государственность демоническая, т.е. имперская, ставящая перед собой надприродные абсолютистские цели. Потому первым делом этой государственности оказывается уничтожение новгородской политии. Насколько это предприятие было успешным в плане военном, настолько в духовном плане картина была противоположной: несравненно менее в социально-церковном отношении развитая Москва оказалась под прямым влиянием новгородцев: ересь жидовствующих (и борьба с ней) и деятельность митр. Макария - два значительнейших события шестнадцатого столетия в жизни московской церкви - и то и другое имеет прямо новгородские корни. Именно из рецепции новгродского опыта самостоятельного поставления своих иерархов (в Киев и Москву они поставлялись из Константинополя, в остальные уделы из Киева и Москвы, новгородский же архиепископ выбирался на вече) вытекла ясно осознанная необходиомсть учреждения патриаршества. Разумеется, поскольку в Москве субъектом власти мыслился царь, а не народ, то и патриарх мыслился как персона выбираемая царем. И, однако, московская церковь, которая изначально была очень слабой в государственном отношении к семнадцатому веку весьма и весьма под новгородским влиянием окрепла. Конечно, в отличии от новгородской церкви она не знала основополагающего конфликта властей, и отличалась от оригинала как римская копия от греческого подлинника, однако великий северный шедевр в бездарной южной копии все-таки узнается.
Можно сказать, что по мере того, как московская государственность заявляла о себе все более и более как имперская, московская церковь все более и более заявляла о себе как папская, теократическая. Семнадцатый век был веком быстрой и решительной демонизации как государства российского, так и церкви: закрепощение крестьян и латинский стиль никоновского учительства события современные. В то время как государство вбирало в себя функции церкви, церковь все более станговилась лишь государством. Когда обе структуры в достаточной степени уподобились другу другу, стало понятно, что в одном и том же месте сущестовать они более вместе не могут: стекло и свет, как тела разнородные могут сущестовать в одном месте, а два однородных твердых тела не могут. Случился конфликт патр. Никона и царя Алексея, ставший началом конца русской церкви-государства. Всю нашу книгу мы наблюдали в каких формах он подошел к концу. Год смерти патр. Адриана есть год окончательной гибели последней из форм русского церковного государства, т.е. самой Русской Церкви.
Не стану говорить, что та синодальная (она же министерская) форма существования церкви, которая сущестовала у нас при немецкой династии, имевшей такое же отношение к Романовым, какое Гелиогабал к Флавиям, не являлось православными с точки зрения канонического права - это общеизвестно. Но теперь спросим, была ли восстановлена Русская Церковь после восттановления при большевиках патриаршества? Разумеется нет, ибо не было восстановлено государство церковное, т.е. та форма церковности, которая одна только и может называться Русской Церковью. Само собой понятно, что эта псевдо-русская псевдо-церковь тут же стала колоться прежде всего из-за отношения к безбожной власти, а потом из-за отношения к экуменизму и проч.. По сию пору все попытки новообрядцев изобразить из себя преемников Русской Церкви настолько уродливы, что нужно обладать поистине олимпийской отстраненностью, чтобы над ними смеяться. Даже душевный подъем, вызванный паденьем большевизма в начале девяностых годов, подъем который был дан всем этим церквям в качестве начального кредита, был бездарно истрачен епископатом на дела далекие от построения церковного государства. Тем более плохо дело обстоит сейчас, когда приходит время платить по счетам. Ни у одной из новообрядческих русских церквей (сейчас их более полутора десятков) нет никакого будущего, ибо ни одна из них не осознает прошлого, история же, как где-то прекрасно говорит В.О. Ключевский, совсем не похожа на учителя объясняющего материал, но на экзекутора спрашивающего урок и наказывающего за незнание.
Если столь печально дела обстоят в сфере русской церковности, странно было бы ожидать, что как-то иначе дело будет обстоять в сфере государственного сознания. И в той и в другой сфере наиболее приличные люди оказываются пленены имперской идеей, а их либеральные оппонеты вообще не заслуживают серьезного к себе отношения (разве что контр-разведки и правоохранительных органов). Получается, что христиане желают демонизации и церкви и государства - весьма странно, на мой взгляд!
Теперь время сказать о том, что может, а что не может погибнуть в Церкви.
Всякая церковь, поскольку она есть общество, устроена структурно точно также, как и любое государство, т.е. в его основании лежит семья (дом), семьи первично объединены в общины, и, наконец, общины в церкви. Евангелие изначально было обращено ни в коем случае не к церквям и общинам, но к домам и главам домов. Когда мы говорим о гибели московского патриархата (или что тоже церковного государства) в семнадцатом веке, мы не говорим о гибели общин и домов. Новообрядческая община погибла лишь к девятнадцатому веку (старообрядческая в двадцатом), а православные (равно и старообрядческие) семьи сохранялись как явление статистически значимое до середины двадцатого века, а в единичном количестве известны даже по сей день. Потому говоря о неправославии греко-российской церкви, начиная с Никона, и особенно в синодальный период, мы не говорим о неправославии общин и, тем более, домов. Потому я не разделяю византийско-римского взгляда на православие, как реальность главным образом и едва ли не исключительно институциональную. Первое христианство было религией семей и небольших общин. В таком только виде оно существует и сейчас. Насколько способно нынешнее христианство стать вновь христианством церковным - вопрос, который решит история. В любом случае, путь христианской реконкисты лежит через объединие христианских домов в христиаские общины, а христианских общин в государство церковное. На мой взгляд, русским христианам нет смысла принимать участие в государственническом строительстве так называемых «Российской Федерации», «Украины» и т.д. - структур изначально безрелигиозных, вызывающих ложную национально-политическую идентификацию. Любая политическая или национальная самоидентификация есть дело язычников, у христиан же нет и не может быть никакой самоидентификации кроме церковной, если существует Церковь. Но действительность сегодня такова, что мы являемся гражданами государства, которого нет: закрывать на это глаза, обходить этот факт стороной, значит только ухудшать свое положение. Евангелие сообщило нам план, от русского средневековья мы унаследовали превосходный фундамент, на нем именно нам и следует строить здание сегодняшней Русской Церкви.
[1] Понятно, что есть и внешнее во внутреннем суд и полиция, например, и внутренее во внешнем - военно-промышленный комплекс и т.п.., - это дополняет, но не размывает определения.
Оригинал взят у santaburge в Еще к выходу "Московских соборов эпохи падения..."
Заключение к книге
Наблюдая на протяжении всего нашего труда фазы болезни приведшей московский патриархат к концу, мы должны в заключении ясно сказать как устроена Церковь что в ней может погибнуть, а что не может, что именно погибло в XVII веке и какова судьба оставшегося.
Для того чтобы ответить на эти вопросы мы должны ясно понимать что есть церковь и что есть государство: обосновывать понятия мы здесь не можем, но дать определения необходимо. Церковь есть общество, ставящее перед собой целью осуществление нравственно-мистического идеала Евангелия, она есть общество не естественное, т.е. не возникающее из природных потребностей человека, но только в качестве ответа на прямой призыв Бога. Основная деятельность Церкви это воспитание: образование со стороны внешней и аскетическое самосовершенствование со стороны внутренней. Государство, напротив, вполне естественно и в своей простейшей форме есть общество мобилизующееся для того, чтобы, выжить, государственная деятельность - это война со стороны внешней и хозяйствование со стороны внутренней [1]. Из этих определений понятно, что всякая церковь есть по необходимости государство, но отнюдь не всякое государство есть также и церковь. Это важно понять сразу: церковь не умеющая защитить себя и накормить себя - не есть церковь по определению, т.е. не представляет собой самодостаточного общества, но есть идеологический придаток государства, выдающий себя за церковь. Что же касается государства, то любое имперское государство есть всегда также и церковь, в то время как государства республиканского, олигархического и княжеского типов церквями, конечо же, не являются.
Если это понятно, то следует сказать, что и церковь и государство могут быть не просто плохими и слабыми церквями и государствами, но приобретать агрессивно отрицательные формы: быть анти-церквями и антигосударствами, причем причиной этого явления всегда является одно и тоже: воля к власти. Государство, ставящее перед собой надприродные цели (а такова любая империя) есть государство демоническое. Церковь, подменяющая нравственно-аскетический идеал властным, есть антицерковь.
Взглянем с точки зрения этих определений на историю Русской Церкви в связи с историей Государства Российского.
В эпоху до Ивана III мы имеем княжеский на юге и республиканский на севере типы государственности, и, соотвественно, более или менее развитый тип одной и той же церкви-государства. Ранняя русская церковь-государство была довольно примитивна в княжествах, но ее новгородские формы это социальный шедевр, цветущей сложности которого остается только удивляться. Новгородская церковь-государство это высшая форма воплощения церковного социального строительства за всю историю русского народа. Духовность северных монастырей, прежде всего соловецкая духовность, возникшая в эпоху после крушения новгородского полиса, и прямая ее преемница - живая поныне духовность северного старообрядчества это звенья единой цепи, связывающей нас с временами высочайшего расцвета русского теократического сознания.
Московская государственность с тех пор как она перестает быть княжеской и становится царской сразу заявляет о себе как государственность демоническая, т.е. имперская, ставящая перед собой надприродные абсолютистские цели. Потому первым делом этой государственности оказывается уничтожение новгородской политии. Насколько это предприятие было успешным в плане военном, настолько в духовном плане картина была противоположной: несравненно менее в социально-церковном отношении развитая Москва оказалась под прямым влиянием новгородцев: ересь жидовствующих (и борьба с ней) и деятельность митр. Макария - два значительнейших события шестнадцатого столетия в жизни московской церкви - и то и другое имеет прямо новгородские корни. Именно из рецепции новгродского опыта самостоятельного поставления своих иерархов (в Киев и Москву они поставлялись из Константинополя, в остальные уделы из Киева и Москвы, новгородский же архиепископ выбирался на вече) вытекла ясно осознанная необходиомсть учреждения патриаршества. Разумеется, поскольку в Москве субъектом власти мыслился царь, а не народ, то и патриарх мыслился как персона выбираемая царем. И, однако, московская церковь, которая изначально была очень слабой в государственном отношении к семнадцатому веку весьма и весьма под новгородским влиянием окрепла. Конечно, в отличии от новгородской церкви она не знала основополагающего конфликта властей, и отличалась от оригинала как римская копия от греческого подлинника, однако великий северный шедевр в бездарной южной копии все-таки узнается.
Можно сказать, что по мере того, как московская государственность заявляла о себе все более и более как имперская, московская церковь все более и более заявляла о себе как папская, теократическая. Семнадцатый век был веком быстрой и решительной демонизации как государства российского, так и церкви: закрепощение крестьян и латинский стиль никоновского учительства события современные. В то время как государство вбирало в себя функции церкви, церковь все более станговилась лишь государством. Когда обе структуры в достаточной степени уподобились другу другу, стало понятно, что в одном и том же месте сущестовать они более вместе не могут: стекло и свет, как тела разнородные могут сущестовать в одном месте, а два однородных твердых тела не могут. Случился конфликт патр. Никона и царя Алексея, ставший началом конца русской церкви-государства. Всю нашу книгу мы наблюдали в каких формах он подошел к концу. Год смерти патр. Адриана есть год окончательной гибели последней из форм русского церковного государства, т.е. самой Русской Церкви.
Не стану говорить, что та синодальная (она же министерская) форма существования церкви, которая сущестовала у нас при немецкой династии, имевшей такое же отношение к Романовым, какое Гелиогабал к Флавиям, не являлось православными с точки зрения канонического права - это общеизвестно. Но теперь спросим, была ли восстановлена Русская Церковь после восттановления при большевиках патриаршества? Разумеется нет, ибо не было восстановлено государство церковное, т.е. та форма церковности, которая одна только и может называться Русской Церковью. Само собой понятно, что эта псевдо-русская псевдо-церковь тут же стала колоться прежде всего из-за отношения к безбожной власти, а потом из-за отношения к экуменизму и проч.. По сию пору все попытки новообрядцев изобразить из себя преемников Русской Церкви настолько уродливы, что нужно обладать поистине олимпийской отстраненностью, чтобы над ними смеяться. Даже душевный подъем, вызванный паденьем большевизма в начале девяностых годов, подъем который был дан всем этим церквям в качестве начального кредита, был бездарно истрачен епископатом на дела далекие от построения церковного государства. Тем более плохо дело обстоит сейчас, когда приходит время платить по счетам. Ни у одной из новообрядческих русских церквей (сейчас их более полутора десятков) нет никакого будущего, ибо ни одна из них не осознает прошлого, история же, как где-то прекрасно говорит В.О. Ключевский, совсем не похожа на учителя объясняющего материал, но на экзекутора спрашивающего урок и наказывающего за незнание.
Если столь печально дела обстоят в сфере русской церковности, странно было бы ожидать, что как-то иначе дело будет обстоять в сфере государственного сознания. И в той и в другой сфере наиболее приличные люди оказываются пленены имперской идеей, а их либеральные оппонеты вообще не заслуживают серьезного к себе отношения (разве что контр-разведки и правоохранительных органов). Получается, что христиане желают демонизации и церкви и государства - весьма странно, на мой взгляд!
Теперь время сказать о том, что может, а что не может погибнуть в Церкви.
Всякая церковь, поскольку она есть общество, устроена структурно точно также, как и любое государство, т.е. в его основании лежит семья (дом), семьи первично объединены в общины, и, наконец, общины в церкви. Евангелие изначально было обращено ни в коем случае не к церквям и общинам, но к домам и главам домов. Когда мы говорим о гибели московского патриархата (или что тоже церковного государства) в семнадцатом веке, мы не говорим о гибели общин и домов. Новообрядческая община погибла лишь к девятнадцатому веку (старообрядческая в двадцатом), а православные (равно и старообрядческие) семьи сохранялись как явление статистически значимое до середины двадцатого века, а в единичном количестве известны даже по сей день. Потому говоря о неправославии греко-российской церкви, начиная с Никона, и особенно в синодальный период, мы не говорим о неправославии общин и, тем более, домов. Потому я не разделяю византийско-римского взгляда на православие, как реальность главным образом и едва ли не исключительно институциональную. Первое христианство было религией семей и небольших общин. В таком только виде оно существует и сейчас. Насколько способно нынешнее христианство стать вновь христианством церковным - вопрос, который решит история. В любом случае, путь христианской реконкисты лежит через объединие христианских домов в христиаские общины, а христианских общин в государство церковное. На мой взгляд, русским христианам нет смысла принимать участие в государственническом строительстве так называемых «Российской Федерации», «Украины» и т.д. - структур изначально безрелигиозных, вызывающих ложную национально-политическую идентификацию. Любая политическая или национальная самоидентификация есть дело язычников, у христиан же нет и не может быть никакой самоидентификации кроме церковной, если существует Церковь. Но действительность сегодня такова, что мы являемся гражданами государства, которого нет: закрывать на это глаза, обходить этот факт стороной, значит только ухудшать свое положение. Евангелие сообщило нам план, от русского средневековья мы унаследовали превосходный фундамент, на нем именно нам и следует строить здание сегодняшней Русской Церкви.
[1] Понятно, что есть и внешнее во внутреннем суд и полиция, например, и внутренее во внешнем - военно-промышленный комплекс и т.п.., - это дополняет, но не размывает определения.