А.В. Колобовым показано, что до конца II в. христианство и армия Римской империи пересекались очень редко. Христианство было распространено в основном в среде еврейской диаспоры.
Из не-евреев приверженцами евангельского учения в I-II вв. становились чаще женщины, рабы и вольноотпущенники, которых к военной службе не привлекали.
Среди ранних христиан самую значительную часть составляли «страждущие и обездоленные» и в социальном, и в жизненном смысле. В социальном смысле сюда относились городская беднота, вольноотпущенники, рабы и мелкие крестьяне, попадавшие в долговую кабалу, либо бросавшие свои скудные участки, пополняя ряды люмпенов. В «жизненном» смысле это были люди, психологически надломленные, имеющие физические недостатки и страдающие от болезней, независимо от их происхождения и социального положения. Именно к этим людям были обращены церковные проповеди, содержащие выражение любви к ближнему, готовности помочь и обещания справедливости в будущем. В тоже время, интересна точка зрения W.A. Meeks, утверждающего, что христиане хуже всего были представлены на двух крайних его полюсах - среди бедноты, как рабов, так и свободных, а также в среде старой римской аристократии [1].
В IV в. к разряду «страждущих и обездоленных» относились колоны, инквилины, адскриптиции и другие переходные прослойки зависимого населения, в среде которого христиан-ские проповеди должны были находить свой отклик. Так А. Jones считает, что в IV в. христианство было в основном городской религией и находило своих сторонников среди низших и средних городских слоев, преимущественно людей физического труда и торговцев [2].
Представители новых классов, медленно поднимавшихся в период кризиса III в., были торговцами, вольноотпущенниками, владельцами лавок и магазинов, мелкими служащими - теми, кто процветал в результате торговли, путешествий и иммиграции в Империю. Им христианство предлагало сильную и простую идею универсальности - один Бог, одна Церковь, одно равное братство во Христе, а также конкретную социальную общность, которая являлась их домом. И по мере того как большие города становились все более аморфными, христианские общины в них обретали все большую стабильность. Христианские общины становились, таким образом, альтернативой иерархическим, локализованным гражданским общинам [3].
Исконная римская аристократия издавна входила в состав римского сената, который и стал, по выражению А. Момильяно, «последним бастионом язычества» [4], хотя христианизация сенаторской аристократии началась еще при Константине [5]. Тем не менее, к 380-м гг., когда общий баланс религиозных сил в Римской империи стал склоняться в пользу христианства, именно в римском сенате сформировалась группировка радикально-языческого направления, державшая в своих руках высшие военные и гражданские посты.
Принадлежность к возникшему в это время новому аристократическому классу -Clarissimi - не была основана на происхождении или обладании независимыми земельными владениями: «это была аристократия оплачиваемой государственной службы, зависимая в своей знатности исключительно от императора и его машины» [6]. Именно эта часть сенаторского сословия оказалась наиболее восприимчивой к христианству и к концу IV в. христианизировалась почти полностью.
Вторым правящим классом Поздней Римской империи был, по мнению Дж.Мэттьюза, военный и административный класс, функцией которого было защищать границы империи и организовывать ресурсы провинций на поддержку этой цели [7]. В IV в. увеличилось количество христиан среди чиновников императорской администрации. Вместе с тем, регулярное повторение и подтверждение некоторых императорских декретов, касающихся религии, свидетельствует, что христианизация чиновничества шла не столь уж быстрыми темпами, и число язычников в этой среде вплоть до конца IV в. всё еще оставалось большим, но не доминирующим.
Важнейшей опорой домината была армия, и она, как полагают исследователи, была преобладающе языческой на протяжении всего IV столетия [8], хотя перелом в пользу христианства в армии все же произошел до конца IV В. Однако разные подразделения римской армии на огромной территории империи подвергались различной степени христианизации. Константин заложил основы для этого обращения, осуществив ряд мероприятий, в ряду которых следует назвать: освобождение клириков от воинской службы, постепенное удаление языческих обрядов из официальной религиозной жизни армии и замена их христианскими обрядами. Даже варваризация римской армии способствовала процессу ее христианизации, так как не римляне проявляли мало интереса к традиционным языческим военным церемониям [9], и, следовательно, легче поддавались христианской религиозной пропаганде. Очевидно, в наибольшей степени в IV в. христианизировались мобильные части (comitatenses), которые играли главную роль в военной деятельности императоров. Во всяком случае, в борьбе язычества и христианства армия играла преимущественно пассивную роль, и солдаты одинаково подчинялись и ярому христианину Констанцию, и Юлиану Апостату, и терпимому Валентиниану I - дисциплина и привычка повиновения были для них сильнее религиозных убеждений [10].
Нужно отметить, что при Константине и его преемниках процесс варваризации еще более усилился, причем за счет внедрения в армию и в Империю в целом главным образом германского элемента [11]. Среди варваров были и христиане (в основном арианской направленности), и язычники, преимущественно приверженцы родовых культов.
Несмотря на очевидные успехи христианства в «обращении» Римской империи, позиции язычества до 80-х г. IV в. оставались достаточно сильными. Римское язычество всё больше ассоциировалось с прошлым, но опиралось оно не только на традицию. До последней четверти столетия сохранялись все атрибуты языческого культа, жрецы и храмы которого продолжали пользоваться вековыми привилегиями и поддержкой государства и обладали огромными богатствами. Язычники занимали важнейшие посты в императорской администрации, и даже придворный этикет «христианнейших» императоров оставался по своей религиозной окраске языческим [12].
Возвращаясь к распространению христианства в армии, нужно обратить внимание на замечание А.В. Колобова, относительно того, что к 170-м гг. в эпоху войн с германцами-маркоманами, относятся первые сведения о присутствии в легионах воинов-христиан. Тогда же появилась легенда о спасении XII Молниеносного легиона от гибели в сражении благодаря молитвам солдат-христиан [13].
Государство в военное время прибегало к принудительным наборам в армию, результатом чего, видимо, и стало первое заметное появление христиан на военной службе.
С приходом к власти Септимия Севера престиж военной службы вырос. Армия стала играть более активную роль в системе управления государством. Улучшилось положение воинов. В связи с разрешением солдатам обзаводиться семьями укрепились связи армии с гражданским населением пограничных территорий. В результате военная служба стала более привлекательна и для части христиан.
...По эдикту императора Феодосия II от 416 г. в римской армии было позволено служить только христианам [17]. Христианское государство теперь преследовало не только язычников, но и пацифистов.
Существует мнение, что в Евангелиях содержится проповедь ненасилия и непротивления злу [18] и это делает для христианина военную службу невозможной. Но в Евангелиях можно обнаружить и слова Иисуса: «Продай одежду свою и купи меч»[19]. Солдаты приходят креститься к Иоанну и получают от него наставление: «Никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем»[20],
Павел призывает облечься оружием света и правды[24], но непосредственно о войне или военной службе апостол не говорит ничего.
Римский епископ Климент использует в качестве примера дисциплины римскую армию: «Представим себе воинствующих под начальством вождей наших; как стройно, как усердно, как покорно исполняют они приказания. Не все префекты, не все трибуны, или центурионы, или пятидесятиначальники и так далее, но каждый в своем чине исполняет приказания царя и полководцев. Ни великие без малых, ни малые без великих не могут существовать»[25].
Игнатий Антиохийский пишет: «Благоугождайте Тому, для Кого воинствуете вы, от кого получаете и содержание. Пусть никто из вас не будет перебежчиком. Крещение пусть остается с вами, как щит; вера - как шлем; любовь - как копье; терпение -как полное вооружение»[26]. В «Постановлениях апостольских» Климент говорит: «Если приходит воин, то пусть учится не обижать, не клеветать, но довольствоваться даваемым жалованьем; если повинуется, да будет принят, а если прекословит, да будет отринут»[27].
Климент Александрийский, не видит ничего страшного в пребывании христианина на военной службе: «Занимайся земледелием, если ты землепашец; но пока ты возделываешь свое поле, познавай Бога. Плыви по морям, занимающийся мореплаванием, но постоянно полагайся на небесного Кормчего. Можешь ли ты что-то узнать, если состоишь в войске? Слушайся Полководца, который указывает, что праведно»[30].
Климент утверждает, что: «И полководец - денежные штрафы налагая или же телесным наказаниям подвергая, лишающим честного имени, как-то: заключению в темнице и большему бесчестью, некоторых иногда даже и смертью наказывая, - имеет в виду при этом добрую цель: он делает это для устрашения своих подчиненных. Подобным образом и наш Полководец, Владыка вселенной, Логос, поступает с теми, кто сбрасывает с себя узду его закона»[32].
Первое упоминание войска встречается в трактате «Апологетик», написанном около 197 г. Тертуллиан признает историческую необходимость войн. Рим, как и многие царства до него, достиг вершины могущества, воюя: величие Рима - не дар богов, а результат войн[33]. Своим возвышением римский народ обязан богу христиан, а не римским божествам. В разное время Бог помогал разным народам: вавилонянам, персам, египтянам, ассирийцам, а сейчас он на стороне римлян. Поэтому Тертуллиан может спокойно заявить о лояльности по отношению к империи: «Не прекращая, мы молимся за всех наших императоров. Мы молимся о продлении их жизни, о безопасности империи, о защите императорского дома, о смелости армии, о верности сената, о добродетельности народа»[34].
...Ключевой характер в рассуждении носит 11 глава, в которой Тертуллиан доказывает порочность военной службы, так как она связана с венками и другими проявлениями язычества. Отвечая на вопрос о возможности для христианина быть солдатом, Тертуллиан отвечает: да, но usque ad causam coronae («лишь до случая с венком») - по сути, это прямое запрещение, так как ношение венка в некоторых случаях было обязательно. /М. С. Читайте оригинал статьи, чтобы понять контекст/ Он говорит о двух воинствах - Христовом и дьявольском - стоящих друг против друга в боевом строю. Аргументация его здесь очень напоминает содержащуюся в «Об идолопоклонстве». Христианин, как верующий, уже принадлежит воинству Христа, а вступив в войско императора, он, таким образом, дезертирует оттуда. Христианин не должен вступать в армию, а крестившийся солдат не может там оставаться.
Христианские авторы спокойно относились к воинской службе, не видя в этом какой бы то ни было проблемы. Такой же позиции до обращения в монтанизм придерживается и Тертуллиан. Став же монтанистом, он отрицает возможность военной службы, указывая на невозможность угождать одновременно двум господам. Но ни в из одном его трактатов нет четких свидетельств пацифизма; он лишь выступает против идолопоклонства -отступничества от христианства, - осознанного или неосознанного. Как таковой, пацифизм появляется позже, в сочинениях Оригена.
Таким образом, теоретические установления христианских писателей, вплоть до Оригена, не препятствовали службе христиан в армии, проникновение которых в нее было значительнее из века век. Этому способствовала и варваризация армии, и набор в армию христиан, чье количество в империи увеличивалось и реформы римских императоров, делавших армию, привлекательной для христиан.
Дрязгунов К. В.
https://cyberleninka.ru/article/n/k-probleme-rasprostraneniya-hristianstva-v-rimskoy-armii