танец с цаплями
Годы ничем не примечательного Рьои Такаши медленно сползали густой и липкой смолой по высокой корабельной сосне жизни (а их в этих местах - единицы), в дремучей глуши, среди заросших бурьяном куширских болот. Сверху они - как крошки шпината, плавающие в мисо из морской капусты. А если бросить взгляд из под самой тверди небесной - отлично видна ромбовидная плошка Хоккайдо, в которой бултыхаются кусочки тофу - лысые вершины сопок, на которые любил взбираться Рьои. Там он наблюдал пурпурное солнце нашинкованное острыми катанами облаков по бесконечному горизонту, ждал, пока оно вконец не истлеет. Пока...пока с юга не пришли строители и не повтыкали поперек этой картины долговязые вышки электропередач, радиорелейных станций, не проложили дороги с фонарями по каждому ущелью. Тогда Рьои спускался в свои родные болота, вопрошал местных ёкаев и каппа. Его бабка при рождении повесила на шею младенца амулет, который, по слухам, охранял от духов болот. Но уже в лет в шесть стало ясно, что охранять мальчика будет не от кого. В полукилометре от деревни еще в начале семидесятых стали строить какой то перерабатывающий завод, воздух пропитался неорганическим неизвестным природе запахом, к которому, впрочем, скоро привыкли. Все, кроме каппа. Они, сидя под зеленой тиной, незримо страдали, принуждая всех жаб и лягушек натруженно молчать. Нет ничего отвратительнее мертвого, лишенного живого звука болота. Даже суровый северный ветер, который пронизывал колючими иголками весь остров, однажды иссяк, просто ему стало противно залетать на эту сторону острова. Рьои отчетливо слышал все что происходит с той стороны кувшинок, увлекшись этой агонией, он повторял в себе загадочное слово-заклинание, которое, кажется, нельзя было написать кистью каллиграфа. Оно пришуршало из туманного прошлого, вылезло из под опавшей листвы, из под корней чахлых приболотных березок. Слово это - фонетически - нечто среднее между испуганным карканьем вороны и брачным курлыканьем журавля. Одновременно отталкивающее и призывающее. А бабушкина интуиция подсказывала Рьои как и когда пользоваться этим.
Так на кухне в маленьком семейном домике появились яйца журавлей. Тут и там птицы бросали свои гнезда, и вся деревня в майские выходные выходила собирать урожай, как в незапамятные времена. Они там были и раньше, но теперь сердце Рьои выполняло последнюю просьбу живущих в болотном газе, странных существ. Обезьянья гримаса, глаза вылезающие из орбит, выражающие растерянность. На спине - крепкий черепаший панцирь, отливающий синей глиной. Рьои, знал, что совладать с ними можно было лишь природной хитростью и смекалкой. Но, видно, времена изменились. Они совсем не напоминали тех хитрых воришек, о которых рассказывала баа-сан, скорее - неповоротливых, больных черепах.
- Увидишь Мадзу-тора, напирай на вежливость, поклонись первым. А когда он будет кланяться в ответ, бросай ему огурец и беги! - говорила ему бабка. Так он и бродил по холмам-болотам, с увесистым огурцом в кармане. Семья была большая, вдоль огурца выдолблено аж восемь крупных, разборчивых иероглифов. Чтобы всякий каппа мог без очков разобраться.
Так вот, на кухне, поближе к плите, теперь прогревается два десятка журавлиных яиц. Рьои еще не знает, что их надо переворачивать каждые пять часов, чтобы шансы на успешное вызревание были близки хотя бы к половине. Сто журавлей, вот цена знания курроку. Он ждет чуда, разговаривает с птенцами, уже раскачивающими свои тесные квартирки по дороге в новый мир. В этот момент на ближайшем к деревне холме на солнце сверкает затвор и зеркало кэнона, аппарат падает в бурелом, но отраженный луч бьет прямиком в самый шпинат болота. До Рьои доносится удивленный вопль каппа, выражающий то, что он никогда не слышал. Рьои превращается в большую настороженную птицу, замирает в неожиданной позе над своим инкубатором, растопырив руки и вытянув шею.
Тэхиро пыталась выудить кадр с богомолом-переростком, но провалившись одной ногой в чью то нору, оступилась и молча повалилась в кусты с крутого склона. Лежа среди колючек, едва нащупав камеру, она увидела Рьои, кланяющегося журавлю. Это было настолько странное и захватывающее зрелище, что Тэхиро напрочь забыла про добрую сотню иголок впившиеся ей в правый бок.
