Новые данные о палатах и церкви по материалам фототеки Государственного научно-исследовательского музея архитектуры имени Щусева. (Моя статья 2015го, опубликованная в №63 "Архитектурного наследства". Обнаружил, что полной версии до сих пор нет в Интрнете, а в печатной картинки худо читаются - выкладываю во имя Прогресса и общей научно-краеведческой пользы; в один пост не лезет, про церковь следом отдельно).
Усадьба Василия Васильевича Голицына, всесильного фаворита царевны Софьи, «дворцового воеводы и оберегателя царственной большой печати» располагалась в Охотном ряду, меж Тверской и Дмитровкой. Его каменный дворец был выстроен в середине 1680-х. Впоследствии здание неоднократно перестраивалось, было вновь открыто реставраторами в начале 1920-х и полностью снесено к 1934 году - следом за стоявшей рядом Пятницкой церковью, бывшим домовым храмом Голицына. Один из великолепнейших ансамблей в истории русской архитектуры погиб, будучи исследованным лишь отчасти и до сих пор во многом остается загадкой.
Единственной специальной работой, посвященной этому памятнику, остается доклад С.К. Богоявленского, прочитанный на заседании комиссии «Старая Москва» в 1926 году и изданный как статья лишь в 1980-м [5]. Памятник также упоминался во многих трудах по истории русской архитектуры. Иллюстративный ряд был представлен красочными реконструкциями Д.П. Сухова и рядом фотографий и рисунков, сделанных незадолго до сноса. Тем временем, в фототеке Музея архитектуры им. А.В. Щусева хранятся не публиковавшиеся ранее материалы, которые позволяют лучше представить первоначальный облик как Голицынских палат, так и храма. Целью данной работы является анализ этих документов, попытка фрагментарной реконструкции изначального облика усадьбы и соотнесение новых данных с некоторыми версиями, изложенными в труде Богоявленского.
Палаты Голицына
Василий Васильевич Голицын начал строительство своего дворца в первой половине 1680-х годов, находясь на пике карьеры . Точная дата начала строительства неизвестна, без ссылки на источник И. Грабарь называл начало 1680-х гг., С. Богоявленский - 1684 или 85 год, П. Седов предполагает, что строительные работы в усадьбе могли вестись уже в 1681-м [15, с.533]. Интерьеры в основном были готовы к 1686-му, но спустя три года в описи верхнего этажа ещё присутствует одна «новая» и одна «неотделанная» палата. Шатры кровли крыты «медью по железной решетке» также в 1689-м. В том же году карьера Голицына оканчивается - после низложения Софьи он отправлен в пожизненную ссылку. Дом Василия Голицына отошел в казну, его комнаты и находящееся в них имущество были подробно описаны, а описи приобщены к «Розыскным делам о Фёдоре Шакловитом» [13; 14]. Текст этого уникального документа детально запечатлел внутреннее убранство и обстановку дворца, только что покинутого хозяином.
В 1691 году Охотнорядский двор князя Василия жалуется сыновьям грузинского царя Александру и Матвею Арчиловичам. Новые хозяева худо справлялись с содержанием огромного дворца: с 1692 по 1711 год здание пережило четыре пожара и с этими событиями также связан ряд документов, уточняющих состав его помещений (ниже цитируются по Богоявленскому). В 1718 году был разобран верхний этаж, позже утрачена восточная часть основного объема, был полностью стесан кирпичный декор фасадов, а окна главного фасада получили наличники позднебарочного характера.
В поле зрения исследователей памятник впервые попал в 1918 году, а через два года на заседании «Старой Москвы» П.С. Шереметев рассказал о старинных домах Голицына и Троекурова в Охотном ряду. В 1925 году Д.П. Сухов совместно с И.Э. Грабарем опубликовали в № 10 журнала «Строительство Москвы» предложение по реставрации палат и Пятницкой церкви. К 1928-му памятник был в значительной мере изучен и реставрирован, руководили работами П.Д. Барановский и П.С Касаткин. Однако в том же 1928 году Моссоветом было принято злонамеренное решение о сносе всего ансамбля (выдающаяся ценность которого день ото дня становилась всё более очевидна) для строительства Дома СТО. Процесс затянулся на несколько лет: предсмертные обмеры палат Голицына из архива Музея архитектуры, подписанные Ф. Столпниковым и В. Каульбарсом, датированы 1934 годом. Снос памятника происходил параллельно со строительством Дома СТО, место дворца занял пониженный объём зала заседаний.
Планы 1 и 2 этажей. Чертёж Ф.Столпникова, 1934. ГНИМА
Несмотря на то, что памятник (сколь было возможно) исследовался в натуре и на то, что по нему имеется немало архивных данных, его первоначальный облик до сих пор остаётся туманным. С.К. Богоявленский в 1926 году писал: «Перед нами стоят три основные задачи: 1) определить, какие пристройки и перестройки кн. В.В.Голицына, 2) каков был внешний вид Голицынского дома и 3) как были расположены комнаты». Однозначного ответа на эти вопросы нет по сию пору. Дом был настолько сложным и неординарным, что сейчас мы можем лишь в общих чертах представить его внутреннее и объёмное устройство.
Если следовать перечисленным Богоявленским задачам, то на первый вопрос могли бы дать ответ несколько целенаправленных зондажей в стенах памятника. За неимением оной возможности, можно лишь говорить о том, что никаких подтверждений тому, что дом выстроен не единовременно, у нас нет. Богоявленский предполагал, что о более раннем основании дома может говорить принадлежность двора деду Василия Васильевича уже в 1638 году, т.е. к 1680-м столь знатный род мог иметь на своём дворе каменные постройки. Богоявленский также ссылался на то, что в описях конца XVII века некоторые комнаты числятся как «новые», но как мы увидим ниже, речь идёт о новых покоях верхнего яруса. Толщина стен на обмерных планах [3, №№ 13555, 26172-26174] также не выдает места сочетания старых и новых объёмов. Более того, единовременность строительства дома Голицына подтверждается анализом пропорционального построения его плана, выполненного А.А. Тицем: исходной единицей разбивки всего здания являлась диагональ основания Столовой палаты [19, c.280-281].
Богоявленский объяснял сложной строительной историей дома уникальное устройство сквозного проезда - подворотня шириною в пять-шесть метров дважды изгибается под прямым углом. Однако, даже если предположить, что Голицын использовал при строительстве более ранние объёмы, трудно поверить, что его мастера не нашли иного, более удобного решения (тем паче, что проезды на задний двор , по всей вероятности, существовали по сторонам дома - по документам ширина двора на 10 саженей больше ширины палат). Можно предположить, что внутренний проезд не был транзитным, а служил прежде всего для коммуникаций меж помещениями очень протяженного служебного этажа , передним и задним дворами. Одновременно арка могла принимать экипажи, а прибывший пассажир имел возможность подняться в парадный этаж не крыльцом, а внутристенной лестницей (единственной найденной в доме), находившейся на левой стороне арки.
Южный фасад. Обмерный чертёж Ф.Столпникова, 1934. ГНИМА. Фрагмент: левое нижнее и правое верхнее прясла главного фасада
Вторая проблема - реконструкция «внешнего вида Голицынского дома». Наиболее очевидно решение парадного южного фасада, не только изученного, но и в значительной степени восстановленного в 1920-е годы (обмерный чертеж Столпникова позволяет отделить элементы, обнаруженные в натуре, от домысленного в графических реконструкциях ). Для гражданской постройки исключительна столь сложная кирпичная декорация, в особенности убранство нижнего этажа. На южном фасаде можно насчитать девять типов разных сложносочинённых наличников. Сдвоенные колонны разбивают его на восемь прясел, композиция декора которых различна.
Обратим внимание на обрамления проёмов в нижнем ярусе. Рисунок наличников левого прясла с тонкими, переходящими в горизонтальную тягу фронтонами, необычен в сравнении с прочими окнами этого фасада, однако похож на одно из описываемых ниже окон второго этажа северной стороны дома . Второе слева прясло убрано наиболее богато: простенки между окнами заполняют прямоугольные филенки, обрамленные резными валиками, внутри которых находятся круглые рельефные вставки. Витиеватые завершения наличников объединены аркатурным фризом, который продолжается и на выступающем ризалите, по другую сторону проездной арки. Арка и окна примыкающих к ней прясел объединены ещё и тем, что внутренние поверхности их перемычек выложены из фигурного кирпича (фотографиями запечатлены лишь фрагменты, раскрытые в ризалите). В одном из окон ризалита также была обнаружена половина оконной решетки сложного рисунка [1, №6609; 3, №47764]. Меж этих окон находился богатый дверной портал, подчеркивающий симметрию ризалита. Нижние окна правее ризалита были решены чуть более спокойно - их фронтоны скруглены, не имеют в завершении острых килей. Решение крайнего правого прясла, судя по обмерам, осталось неизвестным.
Стройные наличники прямоугольных окон второго этажа однотипны, но ритм их расстановки в каждом прясле различный. В левой части фасада окна были дополнены подоконными ширинками, а в ризалите - фланкированы полуколонками. По бокам оконных проемов находились приставные колонки, полностью утраченные, но частично восстановленные реставраторами. Известны разные варианты реконструкции фасада, но с чертежом Столпникова более всего совпадает версия Н.Н. Соболева и П.Д. Барановского [9, с. 255]. На ней межоконные полуколонки показаны и в правом от ризалита прясле, что зрительно уравновешивает арку и аркатуру нижнего яруса, но не подтверждается (хотя и не опровергается) чертежом и фотографиями.
Принципиально отличается декор окон верхнего правого прясла, т.е. восточной наугольной палаты парадного этажа. Два оконных наличника на реконструкции имеют упрощенную треугольную форму. Между ними были обнаружены следы более сложного полукруглого фронтона, который трактовался и как часть портала парадного крыльца, и как киот (о нём см. ниже).
Таким образом, фасад, асимметрия которого обусловлена размещением ризалита и проездной арки, уравновешивается артистичным, но очень продуманным декором. При этом, если сложное убранство нижнего яруса решено в совершенно «узорочном» ключе, то наличники и межоконные колонки второго этажа (особенно в ризалите) предвосхищают размеренность фасадов гражданских построек Москвы рубежа столетий - от Старого Монетного двора до дворцов Лефорта и его высокопоставленных коллег. Поэтому мы можем предполагать, что определённое стилевое различие декора в разных ярусах дома Голицына является знаком того, что замысел менялся в процессе строительства в соответствии с новой архитектурной модой. В таком случае, черты нового стиля должны были присутствовать и в декоре давно утраченного третьего этажа, оконченного к 1689 году, уже после строительства при усадьбе «барочной» Пятницкой церкви. В расходных документах упоминаются 30 трёхсаженных бревен, пошедшие на изготовление балясин «что по стены ставить»; Богоявленский, исходя из этих цифр полагает, что «едва ли не весь дом был окаймлён перилами». Ограждения гульбищ вряд ли могли быть столь протяженными, так что речь, вероятно, идет о баляснике, ограничивающем скаты кровель - как во дворце Лефорта (1697-98) и других постройках 1680-х - начала XVIII века [15, c. 536].
Левая часть северного фасада, ГНИМА
Задний, северный фасад был решен проще и традиционнее главного, но и его декор, хорошо видимый на сделанных перед сносом фотографиях, по богатству стоит в ряду с лучшими боярскими палатами столицы. С этой стороны дом состоял из двух каменных объёмов, разделенных заглубленной лоджией шириной около шести метров в месте выхода проезда (под свод проезд уходит далее, у первого колена подворотни). Богоявленский предполагал, что в этой «свободной выемке» располагалась Малая площадка - одно из трёх открытых гульбищ дворца.
Окна второго этажа, примыкающие к «выемке», имели наиболее парадные, высокие наличники с тонкими треугольными разорванными фронтонами - менее развитыми, чем подобные наличники главного фасада (толщина полки фронтона - один кирпич вместо четырех). На фотографиях видны следы четырёх окон большой палаты слева от «выемки» [1, №№ 6612-6614] и одно на перпендикулярной им стене справа, в угловой палате выступающего объёма [1, № 6611] . Как были решены три северных окна угловой палаты наверняка неизвестно, но кажется, что они также имели треугольные фронтоны (на фото [1, № 6109] угадываются контуры залицованных наличников), причем центральный был чуть выше боковых.
Ризалит и правая часть северного фасада, ГНИМА
Крайняя слева палата второго этажа смотрела во двор тремя более низкими окнами под треугольными многопрофильными фронтонами, объединенными в одну группу и сильно смещенными к правому краю этого прясла [1, № 6612]. Крайняя справа палата имела следы трех наличников с похожими завершениями [1, № 8099]. Кладка среднего прясла выступающего объема различима плохо, но, исходя из описи, именно здесь могло находиться широкое каменное крыльцо, к которому выходили покои хозяйки, княгини Авдотьи. Под крыльцом размещалась людская палата, над крыльцом - летняя спальня. Существовали ещё и деревянные задние крыльца (в описи 1689-го одно, в 1709-м году поминаются во множественном числе). В первом этаже сохранялись фрагменты фронтонов разного рисунка, вероятно, украшавшие двери и окна подклетов - слева треугольный пологий, затем килевидный, затем более острый треугольный, и, у правого края фасада, округлого очертания.
Торцевой западный фасад, обращённый ко двору Долгоруковых, не имел выявленного декоративного решения. Обмер плана не показывает даже полукруглых колонок на его углах, на фотографиях [1, №№ 6108, 8098] выделяется лишь одно старое окно с кирпичными четвертями, но без наличника (возможно, оно относится к XVIII веку). Высокая распалубка в своде центральной из выходящих на эту сторону комнат второго этажа говорит о существовании прежде дверного проема. К этой стене вполне могли примыкать пристройки, может быть деревянные на каменных подклетах (если верно предположение, что крыльцо княгини находилось в центре заднего ризалита, то где-то рядом должны быть отмеченная в «Розыскных делах…» мыльня на подклете «у князь Алексеевой спальни», богаделенная на подклете и чулан казенной палаты князя Василия) . Судя по планам XVIII века эта пристройка могла выступать за линию южного фасада . Наиболее ранний план показывает здесь же, у западной границы владения, проезд на задний двор усадьбы.
Восточный фасад, ГНИМА
Если наличие западной пристройки является предположением, то наличие восточной подтверждено реставрационными зондажами. С востока, «к Троекурову двору», к зданию примыкал значительный объём, соединявший главный корпус с переходами к Пятницкой церкви. То есть, говоря о компоновке продольных фасадов, мы должны помнить, что они были лишь частью гораздо более сложной структуры. В «Розыскных делах…» указана длина дома в 33 сажени с аршином, Богоявленский же сообщает, что перед сносом его длина составляла 23,5 сажени. Согласно обмерам, длина фасада - чуть меньше 50 метров. Значит, изначально дом был длиннее на целых 20 метров. Действительно, если сравнить планы середины XVIII-го и середины XIX века, то при всей их неточности очевидно, что на поздних между домами Голицына и Троекурова можно разместить ещё такой же, а на ранних это пространство гораздо меньше.
Вероятно, несохранившаяся восточная часть дворца представляла собой отдельный объём, равный по высоте западному. В сообщении о пожаре 1692 года упомянуты «3 палаты, что стоят от двора Троекурова», указаны их размеры [5, c.221-222]. Вероятно, меж ними и основной частью здания существовала встройка, объединяющая палаты с главным крыльцом и переходами к церкви.
На реконструкции Соболева и Барановского этот пониженный объем лишь намечен обрывающимися линиями. Подтверждением его существования являются фотографии [1, №№ 6615, 6616] освобожденного от поздних наслоений восточного фасада. В его левой верхней части заметны остатки наличника с тонким разорванным фронтоном, подобного большим наличникам северного фасада. Далее видны несколько кирпичных арок. Четко читаются две заложенные стенные ниши и большая арка правее, примерно в центре фасада. Кладка стены под этой аркой выполнена из более тонкого позднего кирпича; чертежи плана позволяют предполагать, что арка была сквозной, объединяя пространства проходной комнаты в основном объёме с неким помещением пристройки. Южная стена пристройки в уровне второго этажа была заглублена относительно главного фасада на 4-5 метров.
Очевидно, в это заглубление и была вписана Большая площадка, соединявшая жилые этажи палат с двором и церковью. Площадка была сложно устроенным гульбищем на подклете, объединяющим парадное крыльцо, лестницу в третий этаж, переходы к церкви и ряд объёмов, поставленных на площадке (в этой связи вспоминаются палаты женской половины Кремлёвского дворца, их гульбища с надстройками, их внутренний двор с хитро сплетенными лестницами и переходами). Согласно описям, на площадке находились три отдельных строения: крытый бочкой и обитый белым железом спальный чулан Василия Васильевича, малая палата для служителей домовой церкви Воскресения (посвящение верхнего придела Пятницкого храма ) и диковинная палата «без сводов, а стоит под полотняным шатром» над крыльцом, о девяти окнах. Шатёр не был временным сооружением, так как закупка холста подтверждается дважды, в 1686 и 1688 годах [5, c.229].
От Большой площадки начинались стометровой длины переходы к церкви. Переходы были крыты кровлей, под ними по описи размещались две людские палаты, пол над сводами этих палат был выложен чугунными плитами. Единственный сохранившийся в Москве пример подобных переходов находится в Крутицком подворье, его ширина менее четырех метров. То есть, голицынские переходы либо были значительно шире, либо нижние людские палаты находились близко к ним, но под полом самой площадки.
Устройство парадного крыльца остается загадкой. Богоявленский полагал, что «переднее крыльцо по всем данным было на правой стороне дома». Однако в графических реконструкциях место крыльца предполагается то вне главного фасада, то в его крайнем правом членении - фрагмент фронтона, обнаруженный здесь меж окон второго этажа, Барановский и Соболев трактовали как киот, а Сухов как портал главного входа [7, c.166]. Необычная круглая форма крыльца на рисунке Сухова, вероятно, является откликом на поминание в документах круглых лестниц «что ходят в верхние палаты», «на площадке да на меньшей площадке». Однако нигде не уточняется того, что лестницы наружные. Каменные или деревянные винтовые лестницы между парадными этажами были характерным элементом дворцов этого времени (например, те же кремлёвские Комнаты царевен ). Это могло бы объяснить и отсутствие внутристенных лестниц во втором этаже дома Голицына.
Теоретически, Большая площадка могла либо примыкать к основному объёму справа, либо «прирезать» выступающей частью правое прясло нижнего этажа, данных о котором у нас нет. В любом случае, прямой вход в угловую палату (по Сухову) при наличии площадки и восточного объёма не кажется оправданным. А настенный киот с иконой, будучи обращенным к лестнице, мог подчеркивать торжественность входа во дворец. Во всяком случае, занятно, что увенчанный крестом деревянный киот в этом месте хорошо различим на фотографиях начала ХХ века [1, №№ 8460, 9208; 2, № 41]. Парадная лестница в третий этаж могла также располагаться на Передней площадке, либо в следующем за ней помещении.
Южный (схема П.Д. Барановского и Н.Н. Соболева) и северный (схема А.В. Можаева) фасады
Третий этаж - самая большая интрига дома Голицына. Ничего подобного в русской архитектуре не сохранилось, относительно близким аналогом можно считать лишь давно исчезнувший деревянный Коломенский дворец. Однако нет полной уверенности в том, что третий этаж дома Голицына был именно деревянным. В «розыскных» описях фигурируют верхние, средние палаты и погреба «в нижнем поясу», без указания материала. Все верхние помещения Голицынского дома в документах именуются палатами (деревянной записана лишь летняя спальня Василия Васильевича), но при этом, верхние житья имеют плоские потолки с подволоками, а средние - своды с узорными «репьями» в зените.
Слово «палаты» традиционно применяется к каменным постройками, богатые деревянные жилища чаще называют хоромами. Однако для второго случая есть исключения, например в наименовании вполне капитальных Постельных хором Кремлёвского дворца - вероятно, это слово более соответствовало непарадным, собственным дворцовым комнатам (в рассматриваемых голицынских описях слово «хоромы» употребляется только по отношению к людским дворовым житьям). По логике, палатами так же могли называться деревянные помещения - в силу их подчеркнутой парадности, исключительной роскоши убранства, как это имело место в верхних этажах дома Голицына . Срубы третьего этажа могли быть снаружи обшиты досками и побелены, как в парадной части Коломенского дворца. Вероятен и третий вариант - более тонкие кирпичные стены без сводов, с плоскими потолками (как в залах Лефортовского дворца), которые могли скоро прийти в ветхость и быть полностью разобранными.
Богоявленский полагал, что изначально здание имело лишь два этажа, что парадные и жилые палаты имели плоские балочные потолки, что верхние своды были устроены после ряда пожаров на рубеже XVII-XVIII столетий. Однако те же старые описи указывают количество окон и дверей, явно не вмещающееся в габариты сохранявшегося объёма . По мнению Богоявленского, излишек посчитанных проёмов пребывал в исчезнувшем восточном крыле здания, однако в исследованных реставраторами комнатах максимальное число окон равно шести, а в описи присутствуют комнаты и в 46 окон «в дву поясех», и в 19 в три пояса. Многооконные светёлки известны нам по Коломенскому дворцу (хотя там окна располагались в один ряд), либо стоит снова вспомнить дворец Лефорта, парадный зал которого имел 30 окон разной формы, расположенных в три уровня по двум противоположным внешним стенам.
Богоявленский в своих записях пользовался казённой саженью, официально принятой в XVII веке (2,16 метра). В той же описи указана ширина здания - 10 саженей с аршином (по левому и правому торцу она была неодинакова, но в общем в рамках 20-25м, то есть и здесь вполне применима казенная сажень). Там же означена и вышина дома - 8 саженей, в переводе на казенные это целых 17 метров, при том что по обмерам высота до венчающего карниза - около 10 м. Можно спорить о том, как измерялась высота (по коньку или карнизу), но очевидно, что дом изначально был значительно выше.
Верхний этаж был крыт отдельными «кровками», средь которых выделялось завершение Шатровой палаты, имевшее «в трех поясех 24 окна». Кровельные работы выполнял в 1688 году «мастер Свейской земли» Готфрид Самуэль Диттеркофер . Для дома Голицына он сделал свинцовый желоб на Столовой палате, покрыл привезенным из Стокгольма железом («по деревянным образцам», т.е утвержденным князем Василием макетам) четыре большие палаты и начал крыть пятую.
Теоретически, во внешнем убранстве дома могли быть задействованы росписи, резьба, изразцы, но мы не имеем об этом точных сведений. В архиве имеется фото [1, № 6842] найденной в закладке ниши с подписью: «Место, где была фреска», но локализовать точку съемки не удалось. Грабарь пишет лишь о том, что фасады сохраняли следы первоначальной покраски, судя по рисунку Сухова - красного цвета. Богоявленский ссылается на сведения о привозе в усадьбу резных каменных столбов. В «Розыскных делах…» упоминается о привозе из Новоиерусалимского монастыря оборудования для изготовления изразцов «к полатному строенью», однако свидетельств их обнаружения на фасадах дома нет, речь могла идти о печных изразцах.
Схема плана 1759 г., по Сытину
И наконец, обратимся к третьему вопросу, поставленному Богоявленским - «как были расположены комнаты». В означенных документах конца XVII - начала XVIII в. присутствуют названия многих помещений дворца, но пока что никому не удалось убедительно привязать их к плану.
В наиболее ранней и наиболее подробной описи 1690 года в доме значатся 53 житья с погребами, с 202-мя дверными затворами и двумя крыльцами - передним и задним. Длина постройки 33 сажени с аршином, ширина 10 саженей с аршином, высота 8 аршин [13, ст.712]. Перечень помещений условно разбит на три части: верхние палаты, «под верхними полаты в другом поясу» и «под верхними и середними полаты в нижнем поясу». Но анализ текста позволяет думать, что в этот список вошли помещения, расположенные не только в главном доме, но и в службах. На плане 1759 года палатами названы ещё три постройки усадьбы - разделенные проездом корпуса по южной границе и один по западной. Южные палаты наверняка выстроены Голицыным, они присутствуют в той же описи с указанием габаритов: 19,5 саженей длинны, 8 ширины и 4 высоты, «на том основании 13 житей и с конюшнею». Вероятно, здесь находились некоторые из помещений «нижнего пояса», в частности огромные, судя по вместимости, оружейная и конюшенная палаты. В перечне они следуют сразу за погребами, но чуть ниже указаны людские палаты у ворот к церкви и здесь же «по другую сторону ворот полаты: оружейная да конюшенная да люцкая полата, а под ними конюшня да коретная палата» [14, ст.162].
Показанные на плане палаты слева от дома также могли быть изначальными. Во всяком случае, в перечне помещений верхнего уровня числится «князь Васильева неотделанная столовая палата, что над поварнею» в пять окон, спальня в три окна и кладовая при ней. Кажется странной привязка помещения третьего яруса к поварне, определенно расположенной в первом. Но поскольку известно, что поварни часто ставились отдельно от главного дома, то может быть эти три комнаты находились в верху, то есть втором ярусе отдельной постройки?
Всего в описи 1690 года поименно перечислены 21 комната в верхнем ярусе (плюс хоры между двумя парадными залами), 17 в среднем и примерно столько же подклетов и подвалов внизу. Впрочем, не исключено, что одни и те же комнаты в разных актах могли называться по-разному (скажем, в основной части описи среднего этажа фигурируют лишь Передняя и Спальня княгини Авдотьи, но ниже всплывает ещё и упоминание княгининой Крестовой), да и вообще немало пунктов в этом документе прописаны слишком косноязычно .
В описи, составленной после пожара 1692 года, указаны пострадавшие от огня «2 палаты верхние большие, перегорожены каменной стенкой», палата с сенями «в середине», и 3 палаты «от Долгорукова двора», плюс 9 палат «которые не сгорели». Итого с сенями выходит 16 комнат, перекрытых деревянными накатными потолками. В 1709 году говорится об осмотре 20 каменных палат, а также переходов, на которых «потолки и кровли погорели».
Согласно описи «Розыскных дел…», в верхнем ярусе прежде всего выделялись два роскошных парадных зала - Большая столовая и Шатровая палаты, разделенные сенями и объединенные - вероятно, поверх сеней - общими хорами для певчих и музыкантов. Большая столовая имела 46 окон в двух поясах, Шатровая - четыре окна в стенах и 24 в шатре, шатер был отделен от комнаты потолком-подволокой с восемью застеклёнными световыми проемами в рамах. Количеством окон выделяется также верхняя Крестовая палата (38), столовая Алексея Васильевича с 24 окнами в два света и новая (неотделанная) столовая о 19 окнах в три пояса. Далее следуют летняя спальня на заднем крыльце («16 окон в двух поясех»), новая палата Алексея Васильевича с 10 окнами в два света, палата Михаила Васильевича с 10 окнами, палата княгини Авдотьи в 9 окон. Также в «Розыскных делах…» трижды поминается некая переградка. Можно было бы её отождествить с упомянутой абзацем выше каменной стенкой меж большими палатами, но: «перед переградкою» расположены палата княгини Овдотьи и новая палата князя Алексея, а «в переградке» - вместительный спальный чулан Алексея (потолочная подволока и «в дву поясех 4 окна») .
В среднем (исподнем жилом) ярусе выделяются Крестовая палата в 7 окон и Столовая в 6 окон, обе расписаны библейскими и евангельскими притчами. Столовая, перекрытая сводом высотой 5,35 м [19, c.181] - единственное помещение, которое четко привязывается к плану благодаря совпадению числа оконных проемов: шесть окон имела только большая палата в южном ризалите. Соответственно, место для семиоконной Крестовой остаётся лишь в восточном крыле дворца. Прочие помещения этого этажа - в основном спальные и казенные комнаты, а также палата для богаделенных нищих (как и в царском дворце - не на дворе, а в главном доме).
В этом же уровне, на сводах комнат нижнего этажа, либо на опирающихся на каменные столбы деревянных настилах находились «площадки», Богоявленский полагает, что их было три. Во всяком случае, понятно, что одна находилась «в выемке» заднего фасада. Часть её, вероятно, занимала «князь Васильева спальня, которая к людским хоромам на площадке» - на плане видно утолщение стены, показывающее место примыкания перегородки и стенная ниша, некогда смотревшая внутрь помещения. Другая площадка была у переднего крыльца. Выше упоминалось, что та часть гульбища, которая лежала на сводах нижних людских палат, была крыта аршинными чугунными «досками» (117 + 52 половинчатых). Если предположить, что эти плиты были традиционно квадратными, то они покрывали площадь около 70 квадратных метров. Известно также, что чугунные плиты лежали и «на верху» нижней палаты княгини Авдотьи (55 досок = 27 кв.м). Скорее всего, это и есть третья площадка, располагавшаяся выше предыдущих, в третьем ярусе, вероятно со стороны двора. На ней стоял деревянный спальный чулан князя Василия «перед княгини Авдотьиною полатою на площади».
Нижний ярус в описи 1690 г. обозначен «под верхними и средними полаты в нижнем поясу, в погребах». Погреба не были подвалами - нам ничего не известно о наличии подземных помещений под домом. Но согласно обмерному разрезу [3, №26176], уровень пола в основании ризалита был ниже уровня земли; подобных холодных палат могло быть больше. «В нижнем поясу» означены раманейный погреб и винная палата, ледник, два запАсных погреба с мукою (один из них теплый). Далее следуют конюшня, оружейная и конюшенная палаты (как сказано выше, вероятно расположенные в другом здании). Еще далее перечислены две поварни, басманная и мастерская палаты, людские палаты и подклеты.
Комплекс усадьбы дополняли каменные въездные ворота «от церкви», расположенные меж двух людских палат на южной границе усадьбы. Их украшала надвратная башенка: «над вороты жилая полатка, а на полатке шатёр каменной же, прикрыт черепицею. На шатре железном прорезном в прапоре человек на коне» [14, ст.162]. С юга к двору Голицына примыкал двор Пятницкой церкви, то есть въезд в усадьбу с Петровской улицы (ныне Охотный ряд) осуществлялся сначала через церковные, а потом через усадебные ворота.
Продолжение:
Пятницкая церковь