Как новый технологический уклад создал спрос на высокоразвитых людей с большими потребностями
Как новый технологический уклад создал спрос на высокоразвитых людей с большими потребностями и уровнем дохода?
Оригинал взят у https://kungurov.livejournal.com/302531.html
Советский проект при всей своей жестокости и тоталитарности обладал диалектической природой. При видимом стремлении к закрепощению человека он вынужден был этого самого человека развивать умственно, духовно, профессионально.
Просто потому, что рабы в ГУЛАГе за пайку и УДО могут ударно выдавать на гора уголь и золотишко, но создать межпланетный космический корабль - увы, не в состоянии.
Чем выше накопленный обществом уровень системной сложности, тем менее востребован трудармеец с кайлом, и тем выше потребность в тысячах профильных инженеров, создающих суперкомпьютер (СССР, напомню, свои суперкомпьютеры создавал).
Общество, накапливающее системную сложность, преодолевает свое текущее состояние.
Сначала система создает спрос на высокоразвитых людей, пусть даже с сугубо утилитарной целью, например, для создания ядерной вундервафли. Это тянет за собой создания сложных производств, требующих соответствующего уровня специалистов, для создания которых необходима система образования, а та в свою очередь тоже требует кадров. Еще необходима развитая прикладная наука. А развитие свое она может получить только на базе науки фундаментальной. И так эта спираль раскручивается бесконечно, создавая потребности все более высокого уровня.
На выходе мы имеем ежегодный прирост в миллионы высокоразвитых людей. Высокий уровень развития предполагает высокие потребности, соответствующие высокому уровню доходов.
Если условному шахтеру после смены для расслабона достаточно пивнухи, девахи и гармохи, то инженеру-электронщику или ученому-микробиологу уже подавай изысканный ресторан, куда он может пригласить свою утонченную даму, чтоб за бокалом хорошего вина обсудить новинки европейской литературы, с которой оба знакомы из толстых журналов. Им подавай Большой театр, да и Малый тоже. Отпуск они желают проводить на фешенебельном, пусть даже отечественном курорте, на который пара прилетит в самолете, а не приедут в теплушке, нюхая нестиранные полгода портки соседа по нарам.
Кстати, пассажирская авиация - еще одна сложная сфера человеческой деятельности, обеспечивающая прогресс общества, и индустриальное общество создает их в изобилии. И вроде как началось-то все с того, что давай-давай, партия требует ядреную бомбу к концу пятилетки, а через 20 лет в стране много наукоградов, сотни специализированных вузов, десятки ёперных театров, миллионы подписчиков у толстых журналов, дворцы пионеров в каждом райцентре с кружком «Юный космонавт», спецшколы с углубленным изучением испанского языка. Квартиры с газом и ватерклозетом, опять же. И даже целый комбинат по производству такого буржуазного излишества, как туалетная бумага.
Можно ли создать межконтинентальную баллистическую ракету без туалетной бумаги? Как бы да.
Но, побочный эффект накопления обществом системной сложности - не поддающийся контролю рост потребностей, причем не количественный, а именно качественный. И не у лимитированной категории ценных специалистов, а у всего общества.
Потому как начинают работать социальные лифты. Ведь ценных специалистов нельзя вырастить в пробирке, таланты рождаются в самых обычных семьях дворников и шахтеров, а чтоб их раскрыть, общество должно предоставить всем равные возможности.
Шахтеры тоже начинают чесать репу:
мол, дед мой киркой уголь колупал, пока его не завалило фписту в шахте. И батя отбойным молотком херачил уголек, покуда на сдох от чахотки. А Федька-то мой не чета нам, дуракам, книжки читает, может, в люди выбьется. Отдам-ка я его в физико-математическую школу, нехай там учится глаголы спрягать, в университет пойдет. Ибо зря я что ли, здоровье в подземном аду оставил взамен 3 почетных грамот и значка «Ударник коммунистического труда»?
Вот как-то так прогресс и происходит. Социальные лифты работают. Без них - никак!
Работающие социальные лифты создают новые потребности даже в самых-самых низах. И бывшие трудармейцы с кайлом уже готовы долбить породу не за пайку, значок и койкоместо в бараке, а за возможность выбиться в люди хотя бы для своих детей.
Дети казарменных трудармейцев и колхозно-гулаговских рабов становились академиками и народными артистами не многим реже, чем отпрыски академиков и народных артистов. Работающие социальные лифты примиряли трудармейцев и гулаговских рабов со своим текущим не самым блестящим положением.
Совок сдох именно потому, что правящий класс (партноменклатура) пытался лимитировать развитие, ограничивая потребности общества. И вовсе не потому, что все возрастающие материальные потребности невозможно было удовлетворить, а по той простой причине, что у развивающегося общества появляются не только материальные потребности. Возникает спрос на ту самую свободу, демократию, плюрализм мнений, что абсолютно несовместимы со стремительно устаревающей управленческой системой.
Власть желала совместить несовместимое:
обеспечить научно-техническое и экономическое развитие страны, законсервировав мобилизационную модель управления, сформированную в 30-50-е годы, с каковой целью маниакально пыталась регламентировать потребности людей, чтоб они не выходили за предписанные рамки.
В итоге возникло неразрешимое противоречие между стабильностью и развитием.
Не может быть развития без изменения социально-политического каркаса общества, то есть без его непрерывного усложнения, преодоления своего текущего состояния. А без развития, как показывает практика, невозможно сохранять и стабильность политической системы.
Кстати, вам никогда не казалось безумным такое обстоятельство:
рабочий в СССР получал большую зарплату, чем инженер?
Иногда доходило до смешного:
один мой знакомый, отработав по распределению, положенный срок инженером в Твери, уволился, «потерял» трудовую книжку и устроился простым водителем в Нефтеюганске в строительном тресте, хотя имел красный диплом инженера-транспортника.
Все дело в том, что водитель, если не ленился и не косячил, получал со всеми положенными северными доплатами до 1000 рублей в месяц, а инженер транспортного цеха мог рассчитывать максимум на 500. И квартиру пролетарии получали через год, в то время как представители трудовой интеллигенции стояли в очереди до 3 лет.
На самом деле этому на первый взгляд безумному перекосу на рынке труда имеется предельно рациональное объяснение.
Правящий режим старался сохранить пропорцию между работниками умственного и ручного труда в пользу последних. Бурное развитие промышленности требовало все новых и новых рабочих рук, а откуда же им взяться, если все пролетарии захотят воспользоваться социальными лифтами?
Вот власти целенаправленно и создавали ситуацию, при которой «выбиться в люди» ты, конечно, можешь, но в социальном статусе при этом потеряешь, став 120-рублевым инженеришкой, ютящимся 10 лет в заводском общежитии.
Таким образом партноменклатура, сохраняя перекос в пользу неквалифицированного труда пыталась сдерживать рост потребностей населения.
Пусть будут, грубо говоря, 20 инженеров на 100 работяг, но зато эти 100 работяг будут являть собой надежную базу режима. Мы знаем их потребности и можем их удовлетворить, получив взамен лояльность.
В этом, кстати, корни алкоголизации общества. Дескать, нехай Ванька пьет по-черному, главное, чтоб высоких потребностей у него было поменьше.
На самом деле проблема нехватки рабочих рук решалась автоматизацией.
Технические возможности СССР в 60-е годы позволяли совершить очередную научно-техническую революцию и перейти к роботизированному производству. Это, кстати, решало и проблему удовлетворения все возрастающих материальных запросов населения.
Но, что это будет означать в социальном плане - то, что на заводе на 100 инженеров потребуется 20 работяг, причем с инженерным же образованием, которые будут обслуживать промышленных роботов, а те уже станут херачить в режиме 24/7 без отпусков и забастовок.
Но, при таком раскладе традиционный рабочий класс с низким уровнем потребностей просто исчезает. Он перетекает в сферу обслуживания, становясь «средним классом», что и происходило в то время в передовых странах Запада.
А доминирующим классом становится научно-техническая интеллигенция, которая строем не ходит, единогласно не голосует и вообще, насквозь пропитана чуждыми антисоветскими идеями, языками владеет, Битлз слушает, и анекдоты про социализм рассказывает в курилках. Замшелая КПСС в условиях изменившегося, усложнившегося общества и нового технологического уклада монополию на власть удерживать не могла.
Поэтому, титанические усилия партноменклатура тратила на то, чтобы законсервировать политическую стабильность, принося в жертву развитие.
Однако, необходимость конкуренции со странами «загнивающего капитала», пусть хотя бы в военно-технической области, не позволяли полностью остановить развитие, бросив все ресурсы на социальную консервацию. Общество развивалось, пусть и все более медленными темпами, даже несмотря на все возрастающее деструктивное влияние правящего класса. Системные противоречия накапливались, попытка декоративных реформ под брендом «Перестройка» провалилась и в итоге все пришло к закономерному краху. Исход системного кризиса не был предопределен. Варианта было 3:
1. Система управления трансформируется в соответствие с накопленным обществом уровнем системной сложности и развитие продолжается;
2. Система управления остается неизменной, общество сбрасывает «балласт» системной сложности и приходит в соответствие с управляющим контуром, а развитие сменяется стагнацией;
3. Общество разрушается, утрачивая системную сложность настолько, что деградирует и система управления, результатом чего становится глубокая деградация (архаизация) социальной системы.
Очевидно, что кризис советского общества разрешился в пользу 3 варианта. Так вот, возвращаемся к вопросу о 70 годах отрицательного отбора. Никакого отрицательного отбора не происходило, потому что понятия «развитие» и «отрицательный отбор» между собой несовместимы. Можно сколько угодно циклиться на отдельных эксцессах вроде расстрелянных поэтов и конструкторов, прикованных к пульману кандалами в тюремных шарашках, но результат определяется тем, что общий уровень культуры и образования в СССР рос, и в итоге на 1 сгинувшего в гулагах Мандельштама появлялись втрое больше шолоховых-фадеевых-гайдаров, а на 1 сидящего в шарашке конструктора рабфаки выпускали 100 молодых, но амбициозных инженеров.
Если работают социальные лифты, то никакого отрицательного отбора быть не может. Говно всплывает наверх и заполняет собой все исключительно в ситуации отсутствия социальной мобильности и здоровой конкуренции.
Если бы в системе управления действовал отрицательный отбор, то как бы тупые вороватые прапорщики, выбившиеся в высшие военачальники, смогли разгромить гитлеровских фельдмаршалов? Как раз война выдвинула на первые роли выдающихся полководцев. Как бы безмозглые ученые, продвигающиеся по карьерной лестнице благодаря партбилету, смогли обогнать американцев (и перебравшихся за океан немецких спецов) в космической гонке?
Прогресс советского общества сформировал и соответствующее уровню индустриального общества массовое сознание, в том числе классовое.
Поэтому, в кризисной ситуации конца 80-х годов забастовочное движение стало мощным драйвером политических преобразований.
Оригинал взят у https://kungurov.livejournal.com/302531.html
Советский проект при всей своей жестокости и тоталитарности обладал диалектической природой. При видимом стремлении к закрепощению человека он вынужден был этого самого человека развивать умственно, духовно, профессионально.
Просто потому, что рабы в ГУЛАГе за пайку и УДО могут ударно выдавать на гора уголь и золотишко, но создать межпланетный космический корабль - увы, не в состоянии.
Чем выше накопленный обществом уровень системной сложности, тем менее востребован трудармеец с кайлом, и тем выше потребность в тысячах профильных инженеров, создающих суперкомпьютер (СССР, напомню, свои суперкомпьютеры создавал).
Общество, накапливающее системную сложность, преодолевает свое текущее состояние.
Сначала система создает спрос на высокоразвитых людей, пусть даже с сугубо утилитарной целью, например, для создания ядерной вундервафли. Это тянет за собой создания сложных производств, требующих соответствующего уровня специалистов, для создания которых необходима система образования, а та в свою очередь тоже требует кадров. Еще необходима развитая прикладная наука. А развитие свое она может получить только на базе науки фундаментальной. И так эта спираль раскручивается бесконечно, создавая потребности все более высокого уровня.
На выходе мы имеем ежегодный прирост в миллионы высокоразвитых людей. Высокий уровень развития предполагает высокие потребности, соответствующие высокому уровню доходов.
Если условному шахтеру после смены для расслабона достаточно пивнухи, девахи и гармохи, то инженеру-электронщику или ученому-микробиологу уже подавай изысканный ресторан, куда он может пригласить свою утонченную даму, чтоб за бокалом хорошего вина обсудить новинки европейской литературы, с которой оба знакомы из толстых журналов. Им подавай Большой театр, да и Малый тоже. Отпуск они желают проводить на фешенебельном, пусть даже отечественном курорте, на который пара прилетит в самолете, а не приедут в теплушке, нюхая нестиранные полгода портки соседа по нарам.
Кстати, пассажирская авиация - еще одна сложная сфера человеческой деятельности, обеспечивающая прогресс общества, и индустриальное общество создает их в изобилии. И вроде как началось-то все с того, что давай-давай, партия требует ядреную бомбу к концу пятилетки, а через 20 лет в стране много наукоградов, сотни специализированных вузов, десятки ёперных театров, миллионы подписчиков у толстых журналов, дворцы пионеров в каждом райцентре с кружком «Юный космонавт», спецшколы с углубленным изучением испанского языка. Квартиры с газом и ватерклозетом, опять же. И даже целый комбинат по производству такого буржуазного излишества, как туалетная бумага.
Можно ли создать межконтинентальную баллистическую ракету без туалетной бумаги? Как бы да.
Но, побочный эффект накопления обществом системной сложности - не поддающийся контролю рост потребностей, причем не количественный, а именно качественный. И не у лимитированной категории ценных специалистов, а у всего общества.
Потому как начинают работать социальные лифты. Ведь ценных специалистов нельзя вырастить в пробирке, таланты рождаются в самых обычных семьях дворников и шахтеров, а чтоб их раскрыть, общество должно предоставить всем равные возможности.
Шахтеры тоже начинают чесать репу:
мол, дед мой киркой уголь колупал, пока его не завалило фписту в шахте. И батя отбойным молотком херачил уголек, покуда на сдох от чахотки. А Федька-то мой не чета нам, дуракам, книжки читает, может, в люди выбьется. Отдам-ка я его в физико-математическую школу, нехай там учится глаголы спрягать, в университет пойдет. Ибо зря я что ли, здоровье в подземном аду оставил взамен 3 почетных грамот и значка «Ударник коммунистического труда»?
Вот как-то так прогресс и происходит. Социальные лифты работают. Без них - никак!
Работающие социальные лифты создают новые потребности даже в самых-самых низах. И бывшие трудармейцы с кайлом уже готовы долбить породу не за пайку, значок и койкоместо в бараке, а за возможность выбиться в люди хотя бы для своих детей.
Дети казарменных трудармейцев и колхозно-гулаговских рабов становились академиками и народными артистами не многим реже, чем отпрыски академиков и народных артистов. Работающие социальные лифты примиряли трудармейцев и гулаговских рабов со своим текущим не самым блестящим положением.
Совок сдох именно потому, что правящий класс (партноменклатура) пытался лимитировать развитие, ограничивая потребности общества. И вовсе не потому, что все возрастающие материальные потребности невозможно было удовлетворить, а по той простой причине, что у развивающегося общества появляются не только материальные потребности. Возникает спрос на ту самую свободу, демократию, плюрализм мнений, что абсолютно несовместимы со стремительно устаревающей управленческой системой.
Власть желала совместить несовместимое:
обеспечить научно-техническое и экономическое развитие страны, законсервировав мобилизационную модель управления, сформированную в 30-50-е годы, с каковой целью маниакально пыталась регламентировать потребности людей, чтоб они не выходили за предписанные рамки.
В итоге возникло неразрешимое противоречие между стабильностью и развитием.
Не может быть развития без изменения социально-политического каркаса общества, то есть без его непрерывного усложнения, преодоления своего текущего состояния. А без развития, как показывает практика, невозможно сохранять и стабильность политической системы.
Кстати, вам никогда не казалось безумным такое обстоятельство:
рабочий в СССР получал большую зарплату, чем инженер?
Иногда доходило до смешного:
один мой знакомый, отработав по распределению, положенный срок инженером в Твери, уволился, «потерял» трудовую книжку и устроился простым водителем в Нефтеюганске в строительном тресте, хотя имел красный диплом инженера-транспортника.
Все дело в том, что водитель, если не ленился и не косячил, получал со всеми положенными северными доплатами до 1000 рублей в месяц, а инженер транспортного цеха мог рассчитывать максимум на 500. И квартиру пролетарии получали через год, в то время как представители трудовой интеллигенции стояли в очереди до 3 лет.
На самом деле этому на первый взгляд безумному перекосу на рынке труда имеется предельно рациональное объяснение.
Правящий режим старался сохранить пропорцию между работниками умственного и ручного труда в пользу последних. Бурное развитие промышленности требовало все новых и новых рабочих рук, а откуда же им взяться, если все пролетарии захотят воспользоваться социальными лифтами?
Вот власти целенаправленно и создавали ситуацию, при которой «выбиться в люди» ты, конечно, можешь, но в социальном статусе при этом потеряешь, став 120-рублевым инженеришкой, ютящимся 10 лет в заводском общежитии.
Таким образом партноменклатура, сохраняя перекос в пользу неквалифицированного труда пыталась сдерживать рост потребностей населения.
Пусть будут, грубо говоря, 20 инженеров на 100 работяг, но зато эти 100 работяг будут являть собой надежную базу режима. Мы знаем их потребности и можем их удовлетворить, получив взамен лояльность.
В этом, кстати, корни алкоголизации общества. Дескать, нехай Ванька пьет по-черному, главное, чтоб высоких потребностей у него было поменьше.
На самом деле проблема нехватки рабочих рук решалась автоматизацией.
Технические возможности СССР в 60-е годы позволяли совершить очередную научно-техническую революцию и перейти к роботизированному производству. Это, кстати, решало и проблему удовлетворения все возрастающих материальных запросов населения.
Но, что это будет означать в социальном плане - то, что на заводе на 100 инженеров потребуется 20 работяг, причем с инженерным же образованием, которые будут обслуживать промышленных роботов, а те уже станут херачить в режиме 24/7 без отпусков и забастовок.
Но, при таком раскладе традиционный рабочий класс с низким уровнем потребностей просто исчезает. Он перетекает в сферу обслуживания, становясь «средним классом», что и происходило в то время в передовых странах Запада.
А доминирующим классом становится научно-техническая интеллигенция, которая строем не ходит, единогласно не голосует и вообще, насквозь пропитана чуждыми антисоветскими идеями, языками владеет, Битлз слушает, и анекдоты про социализм рассказывает в курилках. Замшелая КПСС в условиях изменившегося, усложнившегося общества и нового технологического уклада монополию на власть удерживать не могла.
Поэтому, титанические усилия партноменклатура тратила на то, чтобы законсервировать политическую стабильность, принося в жертву развитие.
Однако, необходимость конкуренции со странами «загнивающего капитала», пусть хотя бы в военно-технической области, не позволяли полностью остановить развитие, бросив все ресурсы на социальную консервацию. Общество развивалось, пусть и все более медленными темпами, даже несмотря на все возрастающее деструктивное влияние правящего класса. Системные противоречия накапливались, попытка декоративных реформ под брендом «Перестройка» провалилась и в итоге все пришло к закономерному краху. Исход системного кризиса не был предопределен. Варианта было 3:
1. Система управления трансформируется в соответствие с накопленным обществом уровнем системной сложности и развитие продолжается;
2. Система управления остается неизменной, общество сбрасывает «балласт» системной сложности и приходит в соответствие с управляющим контуром, а развитие сменяется стагнацией;
3. Общество разрушается, утрачивая системную сложность настолько, что деградирует и система управления, результатом чего становится глубокая деградация (архаизация) социальной системы.
Очевидно, что кризис советского общества разрешился в пользу 3 варианта. Так вот, возвращаемся к вопросу о 70 годах отрицательного отбора. Никакого отрицательного отбора не происходило, потому что понятия «развитие» и «отрицательный отбор» между собой несовместимы. Можно сколько угодно циклиться на отдельных эксцессах вроде расстрелянных поэтов и конструкторов, прикованных к пульману кандалами в тюремных шарашках, но результат определяется тем, что общий уровень культуры и образования в СССР рос, и в итоге на 1 сгинувшего в гулагах Мандельштама появлялись втрое больше шолоховых-фадеевых-гайдаров, а на 1 сидящего в шарашке конструктора рабфаки выпускали 100 молодых, но амбициозных инженеров.
Если работают социальные лифты, то никакого отрицательного отбора быть не может. Говно всплывает наверх и заполняет собой все исключительно в ситуации отсутствия социальной мобильности и здоровой конкуренции.
Если бы в системе управления действовал отрицательный отбор, то как бы тупые вороватые прапорщики, выбившиеся в высшие военачальники, смогли разгромить гитлеровских фельдмаршалов? Как раз война выдвинула на первые роли выдающихся полководцев. Как бы безмозглые ученые, продвигающиеся по карьерной лестнице благодаря партбилету, смогли обогнать американцев (и перебравшихся за океан немецких спецов) в космической гонке?
Прогресс советского общества сформировал и соответствующее уровню индустриального общества массовое сознание, в том числе классовое.
Поэтому, в кризисной ситуации конца 80-х годов забастовочное движение стало мощным драйвером политических преобразований.