Лесной покой и Вечный бой
По той лёгкости, с какой навигатор прокладывает нам маршруты через всевозможные препятствия, мы давно уже поняли: он почему-то уверен, что мы передвигаемся на танке.
В этот раз, вопреки обыкновению, при поиске затерянной в лесу церкви, ничего экстремального по вине нашего помощника не случилось.
Поначалу, правда, было опасение, что он ведет нас в какую-то непроходимую чащобу, но дорога оказалась вполне проезжей и очень скоро мы достигли цели.
Церковь Иоанна Предтечи стоит посреди кладбища. Изначально могілкі с небольшой капліцай (часовней) были униатскими. В 1812 году на месте часовни построили Свято-Троицкую церковь, которая оставалась униатской до 1880-го года, несмотря на то, что с 1839 года униатство было практически повсеместно запрещено новыми российскими властями.
Переданная православным, церковь была переосвящена в честь Иоанна Крестителя.
Сейчас церковь действующая. В ней, как и раньше, нет электричества, службы идут при свечах.
Кладбище, несмотря на очевидную древность многих могил, тоже оказалось действующим: новых захоронений на нём хватает.
Самым неожиданным было застать здесь (живых)) людей. Нам казалось, что мы заехали в глушь, довольно далеко от любого жилья, к тому же мы не заметили поблизости никакого припаркованного транспорта - ни машины, ни даже велосипедов и всё же какие-то женщины смогли сюда добраться, чтобы привести в порядок могилы покойных родственников.
Нарушая все приличия и кладбищенский покой, Ленка стала гоняться за ящеркой, чтобы её сфотографировать.
После долгой беготни, ей это удалось. Я не увидела, как это произошло и какое из надгробий послужило фоном для её перепуганной модели...
...потому что в этот момент обнаружила очень интересный памятник. Его трудно было не заметить. Он, во-первых, самый большой на кладбище, а во-вторых, он единственный, на котором нет креста. Сверху вместо него, как на военном обелиске, алеет пятиконечная звёздочка.
Так партийцы и комсомольцы колхоза им. Дзержинского почтили память своего соратника, запытанного врагами в 1934 г. в возрасте 27-ми лет.
Позже в этой могиле упокоились братья героя, старший и младший. Оба они не дожили до преклонных лет. Старший умер в 35, младший в 53 года. (В наших краях события первой половины 20-го века, как известно, совсем не способствовали установлению рекордов долголетия...)
К сожалению, я не нашла в интернете никакой информации о том, как именно погиб Семён, кем и при каких обстаятельствах он был замучен. Нет никаких сведений и о судьбе его братьев.
Мы поехали дальше, на поиски очередной сельской церкви. Дорога, покружив по лесу, привела нас в странное место.
Я не сразу сообразила, что передо мной такое. Должно быть, я всё еще находилась под впечатлением семейной истории, которая мне смутно вообразилась, поэтому увидела в обособленном островке человеческого обитания элементы конспирации. Так мог бы выглядеть идеализированный киношный штаб отряда по продразвёрстке, или партизанская заимка, или... пионерский лагерь, наконец!.. Эту неожиданную само-мистификацию подкреплял красный флаг, развевающийся у калитки.
Однако, как только мы вышли из машины, наваждение рассеялось. Пристанище несгибаемых борцов, героических патриотов, юных мечтателей превратилось в то, чем и было на самом деле - в сельский дом с участком.
То, что это именно сельский дом, а не хутор, нам сообщил его хозяин. Оказывается, Великая Кракотка вместе с той ее частью, которая раньше была Малой Кракоткой, тянется на три с половиной километра вдоль одной единственной улицы. Дом с флагом стоит в конце деревни, на отшибе, в большом удалении от ближайших соседей, а потому и выглядит, как хутор.
(Получилось, что мы въехали в лес у одной окраины деревни и, описав дугу по лесной дороге, выехали к другой ее окраине. Позже, дополнительно изучив карту, я поняла, что зря удивлялась: нет ничего сложного в том, чтобы пешком добраться до кладбища из любой точки Кракотки).
"Хуторянин" пригласил нас зайти на участок. Ему хотелось показать нам своё хозяйство.
Делал он это весело и задорно. Чувствовалось, что он мужик юморной, компанейский, работу свою любит и результатами её гордится.
Он вытащил из темноты кошары на свет божий своего лучшего барашка по имени Эрдоган, единственного, отрастившего рожки.
Но почему он "Эрдоган"? - спросили мы. Как почему? - потому что баран! (Ну, логично же!)
Эрдоган под смех хозяина и наше сюсюканье только моргал и щурился, позволяя гладить себя по лбу и загривку.
К нам подбежала одна из двух бордер-колли - дала понять, что она не самый последний человек во всём здешнем стаде.
Рожки Эрдогана, как нам сказал хозяин, декоративные, а вот у безымянной мамы-козы рога вполне себе рабочие. Чтобы никому не пришлось испытать их работу на себе, хозяин надел на них предохранители - мягкие пластиковые трубки.
Мы стали прощаться. Красный флаг, серпасто-молоткастый, салютуя, взметнулся, открыв при этом надпись, такую же, как на Знамени Победы.
И снова всплыли мысли о прошлом этих мест - о тяжёлом прошлом с его непристанными противостояниями, столкновениями больших и малых интересов, болезненными переменами, с хаосом и кровью...
П.С. И это я тогда еще не знала о двухсотвековой борьбе жителей Кракотки за свои права!
(Наткнулась на информацию об этом, когда пыталась хоть что-то выяснить о трёх братьях, похороненных на кладбище у Предтеченской церкви)
История Кракотки - та, которая настоящая, а не про каких-то там легендарных основателей или про сомнительные чудеса - проста, прекрасна и напоминает эпос цикличными повторами эпизодов.
В письменных источниках Кракотка впервые упоминается в 16 веке. Она была деревней не простой, а боярской. В ВКЛ боярами называли совсем не представителей высшего сословия, а особую привелегированную часть крестьян, которые, в отличие от тяглых, повинных отрабатывать барщину и платить оброк, вносили только небольшой денежный чинш, налог, зато обязаны были при необходимости нести воинскую службу.
В 1661 году в Варшаву, к королю Яну-Казимиру, явилась делегация из Кракотки и еще двух боярских сёл с просьбой подтвердить их "королевские листы", сгоревшие во время войны.
На суде, под присягой, представители бояр поклялись, что их притязания не выдумка, не обман. Король своей грамотой предписал старостам Слонима, владельцам окрестных земель, соблюдать исконные права своих бояр.
После этого в течение целого столетия слонимские власти выполняли предписание, но к середине 18 века ситуация изменилась и старостам стало намного выгоднее принуждать крестьян - всех, а не только тяглых - к отработке барщины и выплате оброка продуктами. Скромный боярский чинш перестал их устраивать.
Бояре считали новые требования унизительными и отказывались их выполнять. В 1766 г. в Варшаву была отправлена очередная делегация. Дело однако окончилось неудачей. Сейм отказал просителям на том основании, что первоначальных документов, тех самых "листов", представлено не было. Одним словом, сейм век спустя честному слову бояр не поверил (или сделал вид, что не поверил), на привелегии забил и разрешил старосте применять силу в случае неподчинения.
Старосту уговаривать не пришлось: он быстренько отрядил полк татар, которые разобрались со смутьянами очень жестко. Избитых, измученных, подвергнутых всяческим унижениям крестьян заставили подписать согласие на чудовищные выплаты - деньгами, скотом, птицей, зерном... Но и этого старосте вскоре показалось мало. Он потребовал также отработки барщины. Кстати, слонимским старостой тогда был Михал Казимир Огинский (дядя Михала Клеофаса Огинского, автора известного всем нам полонеза "Прощание с родиной") - просвещенный человек, поэт, писатель, композитор, драматург, меценат...
Бюст Михала Казимира Огинского, установленный в Слониме в 2019 г.
Крестьяне не переставали писать жалобы в инстанции и на самый верх, но всё безрезультатно. Король не думал ничего менять, единственное, о чём просил Огинского - не перебарщивать с силовыми методами воздействия. Впрочем, его просьбы тоже отклика не находили...
Надежда на восстановление давних привелегий возникла у кракотских бояр с приходом новых властей - российских. На сей раз делегация дошла до Сената Российской империи, но и там её миссия потерпела полный провал. Сенат отказал, сославшись на... решение сейма 1766 г.
В 1829 году "боярский вопрос" был окончательно закрыт.
П.П.С. Интересно, помнит ли кто-нибудь из нынешних кракотчан о борьбе жителей их деревни за свои права и свободы в прошлом - далёком и не очень?
Думается мне, один из них точно помнит.
В этот раз, вопреки обыкновению, при поиске затерянной в лесу церкви, ничего экстремального по вине нашего помощника не случилось.
Поначалу, правда, было опасение, что он ведет нас в какую-то непроходимую чащобу, но дорога оказалась вполне проезжей и очень скоро мы достигли цели.
Церковь Иоанна Предтечи стоит посреди кладбища. Изначально могілкі с небольшой капліцай (часовней) были униатскими. В 1812 году на месте часовни построили Свято-Троицкую церковь, которая оставалась униатской до 1880-го года, несмотря на то, что с 1839 года униатство было практически повсеместно запрещено новыми российскими властями.
Переданная православным, церковь была переосвящена в честь Иоанна Крестителя.
Сейчас церковь действующая. В ней, как и раньше, нет электричества, службы идут при свечах.
Кладбище, несмотря на очевидную древность многих могил, тоже оказалось действующим: новых захоронений на нём хватает.
Самым неожиданным было застать здесь (живых)) людей. Нам казалось, что мы заехали в глушь, довольно далеко от любого жилья, к тому же мы не заметили поблизости никакого припаркованного транспорта - ни машины, ни даже велосипедов и всё же какие-то женщины смогли сюда добраться, чтобы привести в порядок могилы покойных родственников.
Нарушая все приличия и кладбищенский покой, Ленка стала гоняться за ящеркой, чтобы её сфотографировать.
После долгой беготни, ей это удалось. Я не увидела, как это произошло и какое из надгробий послужило фоном для её перепуганной модели...
...потому что в этот момент обнаружила очень интересный памятник. Его трудно было не заметить. Он, во-первых, самый большой на кладбище, а во-вторых, он единственный, на котором нет креста. Сверху вместо него, как на военном обелиске, алеет пятиконечная звёздочка.
Так партийцы и комсомольцы колхоза им. Дзержинского почтили память своего соратника, запытанного врагами в 1934 г. в возрасте 27-ми лет.
Позже в этой могиле упокоились братья героя, старший и младший. Оба они не дожили до преклонных лет. Старший умер в 35, младший в 53 года. (В наших краях события первой половины 20-го века, как известно, совсем не способствовали установлению рекордов долголетия...)
К сожалению, я не нашла в интернете никакой информации о том, как именно погиб Семён, кем и при каких обстаятельствах он был замучен. Нет никаких сведений и о судьбе его братьев.
Мы поехали дальше, на поиски очередной сельской церкви. Дорога, покружив по лесу, привела нас в странное место.
Я не сразу сообразила, что передо мной такое. Должно быть, я всё еще находилась под впечатлением семейной истории, которая мне смутно вообразилась, поэтому увидела в обособленном островке человеческого обитания элементы конспирации. Так мог бы выглядеть идеализированный киношный штаб отряда по продразвёрстке, или партизанская заимка, или... пионерский лагерь, наконец!.. Эту неожиданную само-мистификацию подкреплял красный флаг, развевающийся у калитки.
Однако, как только мы вышли из машины, наваждение рассеялось. Пристанище несгибаемых борцов, героических патриотов, юных мечтателей превратилось в то, чем и было на самом деле - в сельский дом с участком.
То, что это именно сельский дом, а не хутор, нам сообщил его хозяин. Оказывается, Великая Кракотка вместе с той ее частью, которая раньше была Малой Кракоткой, тянется на три с половиной километра вдоль одной единственной улицы. Дом с флагом стоит в конце деревни, на отшибе, в большом удалении от ближайших соседей, а потому и выглядит, как хутор.
(Получилось, что мы въехали в лес у одной окраины деревни и, описав дугу по лесной дороге, выехали к другой ее окраине. Позже, дополнительно изучив карту, я поняла, что зря удивлялась: нет ничего сложного в том, чтобы пешком добраться до кладбища из любой точки Кракотки).
"Хуторянин" пригласил нас зайти на участок. Ему хотелось показать нам своё хозяйство.
Делал он это весело и задорно. Чувствовалось, что он мужик юморной, компанейский, работу свою любит и результатами её гордится.
Он вытащил из темноты кошары на свет божий своего лучшего барашка по имени Эрдоган, единственного, отрастившего рожки.
Но почему он "Эрдоган"? - спросили мы. Как почему? - потому что баран! (Ну, логично же!)
Эрдоган под смех хозяина и наше сюсюканье только моргал и щурился, позволяя гладить себя по лбу и загривку.
К нам подбежала одна из двух бордер-колли - дала понять, что она не самый последний человек во всём здешнем стаде.
Рожки Эрдогана, как нам сказал хозяин, декоративные, а вот у безымянной мамы-козы рога вполне себе рабочие. Чтобы никому не пришлось испытать их работу на себе, хозяин надел на них предохранители - мягкие пластиковые трубки.
Мы стали прощаться. Красный флаг, серпасто-молоткастый, салютуя, взметнулся, открыв при этом надпись, такую же, как на Знамени Победы.
И снова всплыли мысли о прошлом этих мест - о тяжёлом прошлом с его непристанными противостояниями, столкновениями больших и малых интересов, болезненными переменами, с хаосом и кровью...
П.С. И это я тогда еще не знала о двухсотвековой борьбе жителей Кракотки за свои права!
(Наткнулась на информацию об этом, когда пыталась хоть что-то выяснить о трёх братьях, похороненных на кладбище у Предтеченской церкви)
История Кракотки - та, которая настоящая, а не про каких-то там легендарных основателей или про сомнительные чудеса - проста, прекрасна и напоминает эпос цикличными повторами эпизодов.
В письменных источниках Кракотка впервые упоминается в 16 веке. Она была деревней не простой, а боярской. В ВКЛ боярами называли совсем не представителей высшего сословия, а особую привелегированную часть крестьян, которые, в отличие от тяглых, повинных отрабатывать барщину и платить оброк, вносили только небольшой денежный чинш, налог, зато обязаны были при необходимости нести воинскую службу.
В 1661 году в Варшаву, к королю Яну-Казимиру, явилась делегация из Кракотки и еще двух боярских сёл с просьбой подтвердить их "королевские листы", сгоревшие во время войны.
На суде, под присягой, представители бояр поклялись, что их притязания не выдумка, не обман. Король своей грамотой предписал старостам Слонима, владельцам окрестных земель, соблюдать исконные права своих бояр.
После этого в течение целого столетия слонимские власти выполняли предписание, но к середине 18 века ситуация изменилась и старостам стало намного выгоднее принуждать крестьян - всех, а не только тяглых - к отработке барщины и выплате оброка продуктами. Скромный боярский чинш перестал их устраивать.
Бояре считали новые требования унизительными и отказывались их выполнять. В 1766 г. в Варшаву была отправлена очередная делегация. Дело однако окончилось неудачей. Сейм отказал просителям на том основании, что первоначальных документов, тех самых "листов", представлено не было. Одним словом, сейм век спустя честному слову бояр не поверил (или сделал вид, что не поверил), на привелегии забил и разрешил старосте применять силу в случае неподчинения.
Старосту уговаривать не пришлось: он быстренько отрядил полк татар, которые разобрались со смутьянами очень жестко. Избитых, измученных, подвергнутых всяческим унижениям крестьян заставили подписать согласие на чудовищные выплаты - деньгами, скотом, птицей, зерном... Но и этого старосте вскоре показалось мало. Он потребовал также отработки барщины. Кстати, слонимским старостой тогда был Михал Казимир Огинский (дядя Михала Клеофаса Огинского, автора известного всем нам полонеза "Прощание с родиной") - просвещенный человек, поэт, писатель, композитор, драматург, меценат...
Бюст Михала Казимира Огинского, установленный в Слониме в 2019 г.
Крестьяне не переставали писать жалобы в инстанции и на самый верх, но всё безрезультатно. Король не думал ничего менять, единственное, о чём просил Огинского - не перебарщивать с силовыми методами воздействия. Впрочем, его просьбы тоже отклика не находили...
Надежда на восстановление давних привелегий возникла у кракотских бояр с приходом новых властей - российских. На сей раз делегация дошла до Сената Российской империи, но и там её миссия потерпела полный провал. Сенат отказал, сославшись на... решение сейма 1766 г.
В 1829 году "боярский вопрос" был окончательно закрыт.
П.П.С. Интересно, помнит ли кто-нибудь из нынешних кракотчан о борьбе жителей их деревни за свои права и свободы в прошлом - далёком и не очень?
Думается мне, один из них точно помнит.