В чем специфка нарративной терапии?
Мне часто задают вопрос: в чем специфика нарративной терапии? А некоторые коллеги считают, что этой и нет никакой особой специфики, что все то же самое есть и в других подходах. Я решил написать статью на эту тему, а пока - кратко сформулировать основные тезисы. Я буду рад, если эта заметка поможет вам в рефлексии своей практики, вне зависимости от отношений с нарративным подходом. Буду благодарен за ваши комментарии, вопросы, замечания.
Нарративная терапия, оформленная в качестве самостоятельного направления в конце 80-х - начале 90-х годов как Майклом Уайтом и Дэвидом Эпстоном, стала одним из наиболее динамично развивающихся направлений в пространстве современной психотерапии. Многие терапевты, выбирающие этот подход, обучались другим методам работы, и, выбирая его, значительно пересмотрели основания своей практики.
Часть специфики нарративной терапии связана с ее принадлежностью к постмодернистским подходам, которые отказались от идеи поиска универсальной объективной истины о мире и человеке, обратив внимание на ее относительность и зависимость от социального и культурного контекста, языка, вопросов власти. Социальный конструкционизм, течение, возникшее в психологии под влиянием идей постмодернизма, обратил внимание на процесс социального конструирования представлений, которые потом могут начать претендовать на статус объективной реальности. Истина не открывается, а создается в процессе социального взаимодействия, переговоров.
В первую очередь идеи постмодернизма и социального конструкционизма, затронули семейную терапию, которая уже обратила внимание на важность процессов социального взаимодействия, контекста взаимодействия, обусловленности поведения человека социальным контекстом. Под влиянием этих идей, а также феминизма и критической социальной работы, из семейно терапии выделились такие направления как нарративная терапия, ориентированная на решение краткосрочная терапия (Стив Де Шазер, Инсу Ким Берг), коллаборативная терапия (Гарри Гулишян, Линн Хоффман, Харлин Андерсон, Том Андерсен).
Диалог, возникший вокруг новых подходов и идей, воплощенных в них, привел к изменению практически всего пространства терапии, открыв новые направления ее развития, обозначив ее «слепые пятна». Вся семейная терапия, в том числе - ее классические подходы, стала смещаться в направлении большего внимания к построению отношений сотрудничества с семьей. Вопросы власти, гендера, культурной специфики, сексуальной ориентации, вошли в ее пространство, стало меняться представление о позиции терапевта как нейтрального эксперта, осуществляющего вмешательство в семью для повышения ее функциональности.
Идеи постмодернизма и социального конструкционизма затронули и другие направления терапии. В качестве ярких примеров такого влияния в гештальттерапии можно привести работы Жан-Мари Робина «Быть в присутствии другого» и Гордона Уилера «Гештальттерапия постмодерна: за пределами индивидуализма». Бил О’Хенлон на семинаре в Москве говорил о новом гипнозе как результате влияния постмодернизма, и представлял практику Милтона Эриксона как движение в этом направлении. Я меньше знаком с изменениями в других подходах, но уверен, что значимые изменения произошли и в них. Это меньше проявляется в контексте России, что связано, на мой взгляд, со спецификой нашего высшего психологического образования, слабостью феминистского движения и гражданского общества в целом, и не развитостью социальной работы, как практики, стоящей на стороне клиентов, помогающей им не только приспосабливаться к существующим условиям, но и обозначающей социальную несправедливость по отношению к ним, помогающую клиентам отстаивать свои права.
Но, даже учитывая вышесказанное, у нарративной терапии остается ряд специфических особенностей, выделяющих ее, в том числе, и из постмодернистских подходов.
Во-первых, это сама метафора истории, которая в этом подходе является не инструментом помощи человеку, как, например, в сказкотерапии, а основной терапевтической метафорой, в свете которой историей является жизнь, которую человек проживает, проблема, с которой он встречается, и сама идентичность человека. Обращение к метафоре истории не только позволяет активно использовать ресурсы языка в контексте терапии, но открывает возможность для внесения в пространство терапии философских идей постмодернизма, в первую очередь - идей Мишеля Фуко, его анализ доминирующих и подавленных дискурсов, вопросов отношений между знанием и властью.
В свою очередь, введение вопросов власти, доминирующих и подчиненных дискурсов, в пространство терапии, позволяет не просто вынести проблему из человека, экстернализировать ее. Идея экстернализации применяется и во многих других подходах, например, в психодраме или гештальттерапии. В нарративной практике проблема выносится из человека в пространство общества, культуры, политики. Эти области, традиционно рассматриваемые как внешние по отношению к терапевтическому процессу, становятся его неотъемлемой частью. Патриархальные отношения и насилие в отношении женщин и детей, гомофобия, экономическое неравенство, социальная несправедливость, становятся важными темами терапии.
Нарративная терапия не просто отказывается от нейтральной позиции, а обозначает невозможность ее реализации в принципе, предлагая занять позицию по отношению к насилию, дискриминации, дать возможность прозвучать подчиненным дискурсам. При этом не потому, то эта позиция более истинная, чем другие, а исходя из ценностей, поддерживаемых терапевтом. С особым вниманием нарративный терапевт относится к тому, как влияют его слова, действия, методы работы, исследования на других людей, какие последствия для их жизни они имеют, кто получает преимущества, а кто подавляется, как это влияет на отношения между людьми, отношения людей к самим себе. Это внимание не приводит к формулированию универсальных истин, закреплению их в этическом кодексе. С точки зрения нарративной терапии это было бы снятием ответственности с терапевта за последствия своих действий, и переложение ее на профессиональное сообщество, разработавшее данный этический кодекс.
Другая важная специфика - это представление об идентичности, как постоянно возникающей, подтверждаемой или меняющейся в процессе отношений. Такое представление смещает акцент терапии с обсуждения индивидуальных особенностей человека, к его отношениям со значимыми для него людьми, к сообществам, в которые он включен. Появляется метафора идентичности как жизненного клуба, и возможности человека изменять членство в нем других людей. Такой взгляд на идентичность, с одной стороны, дает надежду на возможность быстрых изменений, с другой - обозначает важность поддержки этих изменений со стороны значимых людей, социальных и культурных практик, реализуемых этими людьми.
Сообщества становятся важным терапевтическим инструментом, помогающим людям определить свои предпочтения, совершить изменения и поддерживать их. Работа с сообществами, содействие их возникновению, привлечение сообществ в пространство терапии - одна из важных особенностей нарративной практики. Это не групповая работа, когда группа становится инструментом для личностного роста, давая обратные связи, создавая пространство безопасного взаимодействия и экспериментирования. Сообщество рассматривается как основа для идентичности человека, формируя его жизненный клуб. Мне кажется, что эта метафора созвучна представлениям Выготского о развитии высших психических функций, изначально проявляющихся в социальном взаимодействии людей, а потом - переходящих во внутренний план, интериоризируемых человеком.
Когда я только начинал знакомиться с нарративной практикой мне, порой, было сложно определить, в чем же именно ее специфика. При этом я видел, что предлагаемые ей формы работы, отношение к людям и проблемам открывает пространства для взаимодействия с клиентами там, где раньше мне было сложно его находить. Для меня это было уважение, воплощенное в действии. Важно было обращение к вопросам социальной справедливости, признание значимости социального контекста. В это время я работал с семьями в кризисных ситуациях, к которым прочно прикрепились ярлыки «дисфункциональных» и «неблагополучных», «сопротивляющихся» и «не мотивированных на сотрудничество». Нарративная терапия открыла новые возможности для помощи семьям, попавшим в трудные и кризисные ситуации, дала вдохновение для этой работы. Но в это время я бы не смог ясно сформулировать ответ на вопрос о специфике нарративной терапии. Возможно, есть и другие, специфические черты, буду благодарен за их обозначение. В этом тексте мене важно было сформулировать особенности нарративной практики, чтобы терапевты, работающие в других подходах, могли соотнести себя с ними, и с ценностями, воплощаемыми в этих особенностях. Возможно, для этих ценностей есть пространство и в других подходах, и есть другие формы их реализации. Буду благодарен, если вы поделитесь ими.
Если же вы заинтересовались нарративным подходом - вы можете развить свой интерес на VIII конференции по нарративной терапии и работе с сообществами, которая пройдет в Москве 4-5 апреля: https://www.facebook.com/events/1528481570750302/
На фото - основатели нарративного подхода Майкл Уайт и Девд Эпстон. Фото взято с сайта Далвич-Центра: http://www.dulwichcentre.com.au/michael-white-archive.html