Надо же, а я не подозревала, что эта чудесная, нежная. щемящая картина Уильяма Бертона - на самом деле иллюстрация к невероятно грустной датской балладе "Горе Хиллелиль", которая мне хорошо известна. Лет в 8-9 я случайно обнаружила в квартире прабабушки в Пскове маленькую книжечку в красном переплете - "Датские народные баллады", советское издание. Как я теперь понимаю, она впечатлила меня гораздо глубже, чем я тогда подозревала. Книжку я забрала домой в Москву (каюсь, втихую от бабушки), неоднократно перечитывала и очень ей дорожу.
Так вот, баллада о Хиллелиль отражает сразу два очень интересных аспекта культуры. С одной стороны - существующий в фольклоре волшебный запрет (в частном случае гейс) на называние имени героя в целях сохранения ему жизни и безопасности. С другой - исторически существовавший конфликт между верностью женщины собственным родом и родом мужа.
У картины тоже есть своя история. описанная в
посте eregwen. Если вкратце, после перевода ее с древнедатского ирландским кельтологом Уитли Стоуксом, его друг Бертон, вдохновившись текстом, спустя несколько лет написал эту картину. иллюстрирующую то ли этап соблазнения девы рыцарем, то ли краткую встречу перед битвой. Картину позднее приобрела сестра переводчика, по косвенным сведениям, влюбленная в ее автора, а после своей смерти завещала музею.
А теперь собственно, текст:
"Горе Хиллелиль".
Хиллелиль шила, потупя взор.
Ошибками так и пестрел узор.
Нить золотую в иголку
Вдевала там, где быть шелку.
Где надо золотом шить -
Брала шелковую нить.
Сперва королева прислужницу шлет:
«Скажи, что Хиллелиль худо шьет!»
Затем, надев капюшон меховой,
Идет к ней по лестнице винтовой. 85
«Хиллелиль, я не могу постичь,
С чего ты нашила такую дичь?
Шьешь ты золотом вкривь и вкось.
Узор у тебя получился - хоть брось!
Всякий, взглянув на твое шитье,
Скажет: «Ей постыло житье!»
«Сядь поближе ко мне, королева!
Выслушай повесть мою без гнева.
Отец у меня королевством владел.
На мать он златую корону надел.
Достойные рыцари - дважды по шесть -
День и ночь стерегли мою честь.
Тут соблазнил меня рыцарь один.
То был короля Британии сын. 86
Как поддалась я соблазну - бог весть,
Но герцог Хильдебранд взял мою честь.
Везли наше злато два коня.
На третьем он увозил меня.
Туда примчали нас к вечеру кони,
Где скрыться чаяли мы от погони.
Но братьев моих златокудрых семь
Встревожили стуком ночную темь.
Сказал он: «Ради нашей любви,
Меня по имени ты не зови!
Меня по имени ты не зови,
Если даже увидишь лежащим в крови.
Не называй мое имя вслух,
Покуда не испущу я дух!»87
Еле успев меня остеречь,
Он выскочил вон, обнажив свой меч.
Первый раз он рубнул сплеча -
Семь братьев легли от его меча.
Рубнул он снова, что было сил,-
Родного отца моего подкосил.
Зятьев одиннадцать подле тестя
Мечом своим уложил на месте!
Я крикнула: «Хильдебранд, погоди!
Брата меньшого ты пощади!
Матушке пусть привезет он весть,-
Пусть ей поведает все, как есть!»
В этот миг, мечами изранен,
Хильдебранд упал, бездыханен. 88
За белые руки схватил меня брат,
Подпругой седельной скрутил их трикрат.
Кудрями златыми к луке седла
Меня привязал он для пущего зла.
Братнин конь переплыл поток.
Был он, как никогда, глубок!
Кровь моя по дороге к замку
Окрасила каждый бугор и ямку.
Матушка у ворот поместья
Скорбного дождалась известья.
Брат бы замучил меня, но мать
Его умолила меня продать.
У церкви Марии, под звон колокольный,
Меня объявили рабой подневольной. 89
Как только ударили в колокол медный,
Сердце разбилось у матери бедной».
Едва конец наступил рассказу,
Замертво Хиллелиль рухнула сразу.
Когда подхватила ее королева,
Была на руках у ней мертвая дева.